Десант стоит насмерть. Операция «Багратион» - Юрий Валин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что спина? Спина — не глаз. Опять у меня зрение заплыло. Видимо, врожденная аллергия у меня на эти бобруйские хляби, — печально предположил Земляков.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Мелким бесом, полем-лесом
27–29 июня.
Оперативная обстановка:
Вечер 27 июня. 1-й гвардейский Донской танковый корпус и 105-й стрелковый корпус атакуют Бобруйск, но успеха не имеют.
Ночь с 27 на 28 июня. Ожесточенные бои на окраинах. Упорное сопротивление немецкого гарнизона.
Утро 28 июня. Наши войска перегруппировывают силы. 115-я стрелковая бригада выходит в район Березовичи с задачей — ворваться в город с запада. На западном берегу реки Березина сосредоточиваются части 105-го стрелкового корпуса и танки 1-го Донского гвардейского, задача — ворваться в город с севера. 354-я стрелковая дивизия продолжает наступать с юга.
Но с наступлением темноты обстановка в районе города резко меняется. Немцы, прикрываясь заслонами, отводят силы, сосредотачиваются на северной и северо-западной частях города.
Приказ коменданта гарнизона генерала Гамана: «Бобруйский гарнизон сегодня ночью оставляет город и прорывается на северо-запад. Первыми перейдут в атаку ударные штурмовые офицерские батальоны».
Советское командование успевает перебросить к северо-западной окраине артиллерию и гвардейский минометный дивизион.
29 июня.
1.30 Противник производит короткий массированный артиллерийско-минометный налет и атакует фронт 356-й дивизии танками и большим количеством пехоты. Первые немецкие колонны накрыты нашей артиллерией и гвардейскими минометами.
2.00 Повторная атака противника. Несмотря на огонь нашей пехоты и артиллерии, немцы атакуют крайне упорно. Доходит до рукопашных схваток.
2.30 Противнику удалось вклиниться в оборону дивизии, в отдельных местах бой идет на огневых позициях артиллерии.
4.00 Части 42-го и 29-го стрелковых корпусов 48-й армии, поддержанные сильным арт-огнем, переправляются через Березину и вступают в бой на восточной окраине Бобруйска. С запада и юга атакует 105-й стрелковый корпус.
7.00 354-я стрелковая дивизия ведет бой за вокзал и прилегающие кварталы.
8.00 Немцы вновь сосредотачивают в северной части города крупные силы пехоты (до 8000 человек) и начинают последнюю попытку вырваться из окружения на северо-запад.
9.00 С большими потерями немцы расчленяют оборону 356-й дивизии. В узкое «горло» прорыва, под перекрестным огнем, потеряв управление, бегут немецкие солдаты. Они еще не верят, что все пути на запад отрезаны.
10.30 Бобруйск взят.
Бои продолжаются северо-западнее города. Крупная группировка противника (до 5 тыс. человек) под командой генерал-лейтенанта Гофмейстера пытается пробиться вдоль шоссе на Осиповичи. Вскоре и эти немцы будут уничтожены…
28 июня 3 км от ж/д ветки Могилев — Осиповичи (около 35 км к северо-западу от Бобруйска) 20.50Немцы переходили дорогу россыпью. Солдат подгонял подтянутый офицер: взмахивал рукой, что-то негромко говорил — пехотинцы переходили на трусцу, скрывались, вымотанные и отупевшие, в низкорослом ельнике.
— Сняму? — прошептал Михась, примериваясь к своей «немке».
— Угу. Всё бросим, дела похерим, будем офицерский состав противника геройски выбивать, — пробурчал Нерода.
— Так папутно… — Михась опустил винтовку.
Женька подумал, что если бы немцы взяли правее, так не только бы офицерский состав пришлось бы отстреливать. Хорошо, немцы отходили с некой долей осмысленности, и на кусты, где залегла опергруппа, не покусились.
Бой шел правее: доносились выстрелы танковых пушек, пулеметные очереди. Изредка минометы клали серию мин — с боеприпасами у наших мотострелков, удерживающих высоту, контролирующую развилку проселочных дорог, было не очень. У норовивших проскочить немцев, впрочем, тоже с патронами было не особо — на себе много не унесешь, а техника в массе своей уже уничтожена. Основная попытка прорыва осуществлялась севернее — там противник поддерживал атаку оставшейся артиллерией и снарядов не жалел. Кроме группировки, запертой в большом котле у Бобруйска, имелось порядочное количество «котелков», «чугунков» и прочих «плошек», в которых булькали, вскипали и пытались вырваться отрезанные части немцев.
— Пайшли? — Михась оценил опустевший проселок.
Опергруппа доползла до дороги, броском преодолела развороченную гусеницами и колесами грунтовку. Держась опушки, переползли вытоптанную полянку: валялись цилиндры немецких противогазов, какое-то тряпье — Михась, не снижая своего «полупластунского» хода, что-то прихомячил. Просвистела над дорогой случайная очередь — посыпались с ели хвоя и шишки. Опергруппа заползла подальше в чащу и остановилась перевести дух.
— Белки будут страшно недовольны, — прохрипел Нерода, разглядывая сбитую зеленую шишку. — Слышь, Михась, ты что там отвлекаешься по мелочам?
Поборец показал подобранный предмет — немецкую двухстороннюю ложко-вилку — «вертушку» на одной заклепке.
— Очень нужная и актуальная вещь, — восхитился старлей. — Полагаешь, дальше нам разогретая полевая кухня подвернется?
— Зменяю на што. — Михась сунул ценный столовый прибор в карман пиджака.
— Ты бы что дельное запасал, — сказал Женька. — Вон, смотри, какой приличный инструмент. Что ни говори, а настоящее немецкое качество.
Опергруппа поразглядывала лопату с шарниром и аккуратной ручкой — инструмент сиротливо валялся под елкой.
— Экие вы хозяйственные хлопцы, — заметил Нерода. — Ладно, Михась — у него правильное крестьянское воспитание. Но откуда у товарищей переводчиков такая любовь к шанцевому инструменту?
— Он, инструмент, жизнь и здоровье спасает, — сказал Земляков. — Зря вы мою лопатку бросили. Неуютно без нее.
— Да покорябало ее вовсе, — оправдался Михась. — Магилку рыли и то… Сплошь занозы.
— Чего уж вспоминать о былом благосостоянии. Карабин тебе вытащили — уже радуйся, — напомнил Нерода.
— Да я по этому поводу вообще в экстазе, — согласился Женька.
Опергруппа двинулась дальше. Уже смеркалось, в темноте группа немцев наверняка попробует прорваться. Подобие централизованного управления у противника еще сохраняется, но и мелких групп, отбившихся от своих и окончательно потерявших ориентировку, бродило в избытке.
* * *…Просочились. Михась вывел к безвестному ручейку, двинулись вдоль него, прикрываясь непролазными зарослями бузины. Дважды слышали относительно близкий разговор — но свои там или чужие, было не понять: расслышать мешала недалекая стрельба. Собственно, объясняться со своими, теряя время, опергруппе тоже было не с руки.
Сидели в кромешной тьме, перематывая мокрые портянки.
— Тяпер як по дороге пойдем, — утешил Поборец. — Миж балот тропа. Чужым тута выйти сложно.
— Ты точно знаешь, где мы? — уточнил Женька. — Не, я не сомневаюсь, просто сам уже того… Совсем запутался.
— Яно ж слышно, — снисходительно пояснил Михась. — То пулемет на Купинах. Чуешь? А на Горож сцихла — с час як ваявать перестали.
Во тьме Женька с трудом угадывал указующие взмахи руки проводника. Ладно, уверен парень, и хорошо.
Теперь двигались почти ощупью. Луны не было, а звезды, порой проглядывающие сквозь завесу еловых лап, лишь убеждали, что у мира еще остался верх и низ. Тропа, то нащупывалась ногами, то исчезала — продирались напрямик — Земляков отводил-пропихивал упругий лапник карабином, пытаясь не потерять смутно-серую спину проводника. Следом пробивался Нерода. Под ногами начинало чавкать, но шли дальше. Удовлетворенно хмыкал Михась — раз и ослепшему товарищу переводчику показалось, что заметил на стволе осинки старую зарубку. Под ногами вновь оказывалась тропа…
— Считай, прыйшли, — объявил Поборец, поглядывая вверх. — Светает як раз. То хорошо: завал и мины обойдем, часовые нас сами разглядзяц.
Часовые действительно были начеку — заорали тонкими голосами, — на слух в секрете стояли бойцы, годами не старше товарища Поборца. Чуть позже Женька осознал, что один из часовых вообще девчонка. Но в принципе служба была поставлена правильно — разом появилось подкрепление, и даже с «ручником». Впрочем, Михася здесь знали.
Путь в лагерь, землянки и пожилого коменданта Женька помнил плохо — ноги отваливались, зверски болел крестец и вообще… Напоили крепким чаем, чем-то угощали, но есть абсолютно не хотелось. Нерода беседовал с комендантом, а товарища Землякова неудержимо клонило в сон. Еще запомнилось, как комендант почему-то грозит кулаком Михасю — проводник хранил невозмутимый, слегка туповатый вид…