Тайны старого Петербурга - Мария Жукова-Гладкова

Андрей опять повторил, что у папы Сулеймана много врагов и завистников. Возможно – да и скорее всего – кто-то начал против него кампанию, решив, например, убрать Рашидова руками Могильщика. Убедить Валерия Павловича, что против него пошел Рашидов; Могильщик разозлится и приложит усилия, чтобы убрать папу Сулеймана.

– А это Могильщику по силам? – спросила я. – Ты же только что говорил, что Рашидову любое досье на него – до лампочки.

– Если Валерий Павлович захочет убрать папу Сулеймана, то сумеет. Пожалуй, он единственный, кто это потянет. Он реально может попросить помощи у тех, кто ему должен. А там неизвестно, что может произойти. Такая война начнется…

– Но кто мог все это заварить?! – воскликнули мы с Иваном Петровичем.

Андрей пожал плечами и высказал свое мнение: тот, кто хотел бы подмять империю папы Сулеймана.

Кроме Стрельцова, на эту роль я никого предложить не могла.

– Навряд ли, – покачал головой художник. Гришка с Соболем кивнули.

– Но почему?!

Я считала, что Стрельцов очень даже любит власть и стремится добиться большего, чем имеет. Наверное, сейчас у него гораздо больше денег, чем власти. Заработав (возможно, следовало бы употребить другое слово) достаточно, он захотел и возвыситься. У него есть своя служба безопасности (или бандформирование), он владеет ночным клубом, магазином, возможно, еще какими-то объектами. Почему бы не стать хозяином района?

– Стрельцов – не дурак, – заметил Андрей. – Он прекрасно знает расклад сил. Он же понимает: в его случае папа Сулейман сразу же догадался бы, откуда ветер дует. Рашидов, несомненно, имеет своих людей в службе безопасности Стрельцова, которые ему подробно докладывают о планах Олега Вениаминовича. Тут же принял бы меры. А попадаться под горячую руку папе Сулейману… – Андрей закатил глаза. – Врагу не пожелаешь. И нет у него достаточных резервов, чтобы отстоять власть, если он ее все-таки заполучил бы. Тут сразу же другие волки зубы покажут. Начнется новый дележ пирога. Нет, тут не Стрельцов. Наверное, кто-то чужой. Из старых врагов Рашидова.

Мы с Иваном Петровичем рассказали Андрею и Гришке с Соболем про сделанные Васей «портреты» тех, кто забрал из мансарды принадлежащие Валерию Павловичу гробы. Сказали, что среди них Ольга Николаевна и Иван Петрович узнали одного человека, появлявшегося на крыльце Костиного деревенского дома.

Андрей, во-первых, заявил, что днем, когда в деревню приезжали Ольга Николаевна с Иваном Петровичем, там могли находиться люди именно того третьего (или четвертого) лица, которое копает под папу Сулеймана. А рашидовские со стрельцовскими могли занять дом лишь ближе к вечеру. Мы же не знаем точно. Во-вторых, в лагере папы Сулеймана вполне может оказаться «подснежник». В-третьих, мы уверены, что ночью для разговора в деревню приезжали люди Могильщика? Они просто могли так представиться. Ну и что, что находившиеся в доме звонили своим боссам с отчетами о беседе с людьми Могильщика? Они что, их всех в лицо знают? Да у него же целая армия в подчинении! В любом случае, они уехали. Я же не уверена, что вернулись те же самые. Сидя за живой изгородью, я видела подъезжающие машины? Нет. Я просто так решила. А могли приехать совсем другие люди. И скорее всего именно другие и приехали.

Кстати, это убийство доказывает, что против папы Сулеймана идет не Стрельцов, желающий действовать руками Могильщика. Эти, другие, не могли являться людьми Стрельцова – ведь в деревенском доме ночью находились стрельцовские люди. Это просто случайность, что один из них – Алик – вышел в туалет. Стрельцов не стал бы отдавать команду стрелять по своим.

Андрей спросил у Ивана Петровича, сохранились ли сделанные Васей рисунки. Дядя Ваня кивнул и предложил сходить к нам в квартиру. За рисунками послали Сережку.

Сын вскоре вернулся. Андрей очень долго рассматривал работы своего погибшего друга, потом отложил их в сторону и долго молчал.

– Ну?! – не выдержала я.

Двое из четверых показались Андрею знакомыми, но он не мог поклясться, что именно они забрали из мансарды гробы.

– Времени-то сколько прошло! Да и не запоминали мы их специально. Не мог Васька – царство ему небесное! – запомнить.

– Но у вас, художников, должна быть прекрасная зрительная память! – воскликнула я.

Андрей покачал головой. Насколько он помнил, в ту злополучную ночь они с Василием были не совсем трезвы. И это еще, может быть, мягко сказано. Василий через сколько дней рисовал этих четверых парней? Больше недели прошло, если не две. И к ним за ту неделю после кражи гробов столько всяких парней наведывалось… Может, и стрельцовские были. Может, и от папы Сулеймана кто заходил, чтобы ситуацию выяснить на подшефной территории. Они же не представлялись, только вопросы задавали. Василий мог просто нарисовать тех, кто, как он считал, забрал гробы. Он искренне верил, что именно эти. Может, двое из этих четверых. Может, трое. Может, все. Но нельзя исключать варианта, что и никто.

– О господи! – схватилась я за голову.

Да тут нормальный человек никогда не разберется. Я спросила у Андрея, что, по его мнению, следует делать жильцам нашей квартиры.

– Да ничего не делать. – Андрей очень удивился моей непонятливости. – Сидеть тихо и не высовываться, как я. Пусть эти волки сами между собой разбираются. Разберутся, не сомневайся.

Сережка поинтересовался, у кого, по мнению дяди Андрея, находится папа.

– Вот как раз у кого папа, тот и устроил весь этот сыр-бор, – сказал художник.

У Рашидова его нет – это мы знаем точно. Стрельцов прекрасно осведомлен о моем материальном положении и никогда не стал бы требовать с меня ни тридцать, ни тем более сорок тысяч долларов. И его люди не могли стрелять по своим. Валерий Павлович знает моего бывшего как любовника своей дочери. Он же не станет требовать со своей дочери выкуп? Должен быть кто-то еще. Только вот кто?

– Но нам-то на чьей стороне лучше держаться?! – воскликнула я в отчаянии.

– Ни на чьей, – ответил Андрей. И повторил: – Сидите тихо.

Легко ему говорить. А нам-то что делать? Ведь клады не поищешь, когда тут все двери замурованы. Не взрывать же их?

Глава 18

9 июля, четверг

На следующий день я все-таки решила съездить к Косте, чтобы получить дополнительную информацию. Да и Андрея волновало, что происходит с другом; знакомы они были давно, и для того, чтобы Костя отказался признавать его по телефону, должны иметься веские причины.

По совету Андрея я поехала без предупреждения. Дверь мне открыла усталая женщина с заплаканными глазами и в застиранном халате. Я представилась.

– Если вы за компенсацией, нам платить нечем, – заявила она и уже собралась захлопнуть дверь перед моим носом.

– За какой компенсацией? – не поняла я. – Я от Андрея. Он волнуется из-за Кости, а сам приехать не может.

Она все-таки впустила меня в квартиру. Хотя было только двенадцать часов дня, Константин уже напился в стельку.

Его жена проводила меня на кухню и предложила кофе. Налила чашку и себе. Затем тяжело опустилась на табуретку напротив меня.

Семья художника – жена, теща и двое детей – ютилась в четырехкомнатной «хрущевке», полезная площадь которой равнялась тридцати шести метрам. Тут, конечно, не до творчества. Совмещенный санузел, пятиметровая кухня, отсутствие коридора – в общем, становилось понятно, почему Косте приходилось работать в мансарде вместе с друзьями. С бельевых веревок, протянувшихся, казалось, по всей квартире, свисали застиранная детская одежда, старушечье тряпье, штопаное белье.

– Вы точно не будете подавать на нас в суд? – спросила женщина, представившаяся Леной.

– С какой стати?! – снова не поняла я.

– Ну, ведь мансарда же…

Оказывается, за последнее время у них перебывало столько всяких непрошеных гостей, что Лена уже не представляла, чего от кого ждать. В частности, некие молодые люди предупреждали, что хозяева квартиры снизу намерены требовать возмещения ущерба.

– Но вы-то тут при чем? – Я по-прежнему ничего не понимала.

Лена тоже ничего не понимала, но боялась, как боялся и ее муж, нашедший самый легкий выход, – Костя ушел в запой и пил уже вторую неделю не просыхая.

Я попросила Лену рассказать, кто приезжал к ним за последнее время. Как и художник Андрей, она заметила, что появлявшиеся типы не утруждали себя, не представлялись. Они все только чего-то требовали и орали.

Я спросила: приезжали одни и те же или разные люди? Лена ответила, что кое-кто появлялся и два, и три раза. Кто-то – по разу. Я вынула из сумки прихваченные с собой Васины рисунки и показала ей. Троих она не узнала, зато парня с немного раскосыми глазами видела дважды, если не трижды.

– Но они все как бы… ну, не знаю, как выразиться… от разных организаций, что ли, – сообщила хозяйка.

Хорошенькое выраженьице – «организация» бандюг.

– Почему вы так решили?