Операция «Наследник», или К месту службы в кандалах - Светозар Чернов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я быстро вылечусь, — заверил Артемий Иванович. — Если поганок не наемся. Так вы меня прощаете, Петр Иваныч?
— Ну что ж с тобой сделаешь, конечно, прощаю. Давай с тобой поцелуемся, сладкий мой, по нашему христианскому обычаю трижды. Чай не нелюди какие.
Они звучно поцеловались и Артемий Иванович даже пустил слезу облегчения. Тяжелый камень страха и вины, лежавший на его душе, откатился в сторону.
Бинт не мог больше выдерживать эту сентиментальную сцену и покинул консульство. Судьба Артемия Ивановича была решена им вместе с Рачковским задолго до прибытия Владимирова в Париж. У них было продумано несколько вариантов, отличавшихся друг от друга только местом действия, каждое из которых находилось у какого-нибудь удаленного от поселений водоема в лесу. По мнению Рачковского, лучшим решением было Владимирова отравить, подсыпав отраву в вино или еду, а потом сбросить труп в воду. Но Бинт придерживался иного мнения. Будучи прежде сам полицейским, он желал обделать все чисто, не оставляя малейших следов. Для этого он пригласил свою землячку Шарлотту де Бельфор, известную всей Заграничной агентуре куртизанку, которую завербовал еще в начале своей карьеры в Сюртэ.
Мадам де Бельфор была выдающейся особой и держала в руках всех членов русской агентуры, падких до женского пола. Перед ее чарами не устоял даже Рачковский, и цветы, стоявшие у него в кабинете, предназначались как раз мадам Шарлотте. Ей не поручали следить за революционерами, но в деле обольщения различных русских чинов и сановников, приезжавших в Париж, она не имела равных. Благодаря Шарлотте де Бельфор Петр Иванович Рачковский получил рекомендацию делопроизводителя Семякина, обеспечившую ему назначение на его пост. Именно ей он был обязан многими своими связями, завязавшимися у него при дворе, в том числе и знакомством с княгиней Екатериной Радзивилл. Покровительство Рачковскому со стороны русского посла Моренгейма тоже во многом было ее заслугой, так как она по настоянию Петра Ивановича стала приятельницей виконта Эдуарда де Сез, лейтенанта квартирующего в Бурже 95-го пехотного полка, а через него — лучшей подругой невесты де Сеза, баронессы Марии Моренгейм, дочери посла.
По протекции Бинта мадам де Бельфор была введена в скандально известный франко-русский кружок Мишеля Бернова, где познакомилась с генералом Селиверстовым и обворожила его. Именно она выведала у Селиверстова точное время прибытия шхуны «Флундер» в Остенде с Владимировым и Фаберовским на борту, что позволило Продеусу и Ландезену опередить генерала и первыми приехать на пристань.
Теперь Бинт намеревался поручить ей избавить Заграничную агентуру от смертельной опасности, которая была связана с Артемием Ивановичем. План француза был прост и гениален. Прекрасно зная, что Владимиров не умеет ничего, а следовательно, и плавать, он был уверен, что Владимиров, будучи мужчиной, не откажется от удовольствия искупаться наедине с красивой нагой женщиной и воспользоваться случаем, чтобы получить все прочие удовольствия, которые можно ожидать в подобном случае. А это значило, что умеющая прекрасно плавать мадам де Бельфор могла без особых трудов устроить так, чтобы подпоенный Артемий Иванович оказался на дне.
Продукты, фрукты и вино для пикника были закуплены еще накануне, как только от Продеуса поступила телеграмма о том, что он вместе с Артемием Ивановичем достигли границы в Эйдкунене, поэтому Бинту оставалось только заехать на бульвар Араго, взять там Шарлотту де Бельфор и ее подружку, корзины с провизией и вином и спуститься вниз, где уже ждало запряженное парой гнедых ландо с кучером из новых сотрудников агентуры, не знакомых еще Гурину.
Путешествие до Рюэя в обществе двух веселых и беззаботных дам Артемию Ивановичу было приятно и не утомительно. Погода была прекрасная, осеннее солнце ласково освещало по сторонам дороги скошенные поля со стогами сена, могучие дубы и леса, уже тронутые желтизной. Бинт посадил Владимирова рядом с Шарлоттой, которая весело щебетала, рассказывая о прошлогодней Всемирной выставке, и все время кокетливо поправляла соломенную шляпу с розовыми бантами и цветочками, пытаясь произвести на Артемия Ивановича впечатление. Но усталый после дороги, измученный страхом перед встречей с Рачковским и обессиленный утренней истерикой в кабинете у начальника Заграничной агентуры, Артемий Иванович обнял мадам де Бельфор за стянутую корсетом осиную талию, притулился к ее плечу, уткнувшись носом в жабо из черного плиссе, и уснул. Сон его был тих и спокоен, доброта Петра Ивановича изгладила все страхи из его души, так что он мирно проспал почти всю дорогу. Он даже не проснулся в Рюэй, когда ландо покинуло городок и свернуло с шоссированной дороги на проселок. Вскоре ландо въехало в прекрасный дубовый лес, прокатилось по мостику через маленькую речку, миновало овчарню и остановилось. От проселка к лесному озеру вела нахоженная через лес тропинка, которой летом часто пользовались веселые компании, приезжавшие на озеро на пикники.
— Мсье Гурин, проснитесь! — пропела в ухо Артемию Ивановичу мадам де Бельфор, щекоча его губами и обворожительно улыбаясь в ответ на сонный и очумелый взгляд Владимирова.
Уставший от долгого сидения Артемий Иванович соскочил на землю и сделал несколько энергичных движений руками и ногами, разбрызгивая во все стороны грязь из дорожной лужи, в которой он оказался.
— Какое прелестное местечко, — сказал он, чувствуя, как вода заливается в ботинок через прохудившуюся подошву.
— Вы уже любите меня, мсье Гурин? — захлопала в ладоши Шарлотта и упала в объятия Артемия Ивановича, потянувшегося за корзиной с продуктами.
— Боже! — ахнул он, едва не упав вместе с повисшей у него на шее дамой. — На ногах нужно лучше держаться, мадам! Я из-за вас чуть еду не уронил!
Шарлотта бросила на него укоряющий взгляд и встала на обочине, отряхивая испачканный подол своего изящного платья из черного индийского шелка с розовыми и желтыми цветочками. Но уже спустя мгновение ее лицо вновь озарилось вполне искренней улыбкой, и она продолжила охмурять Артемия Ивановича. Это было довольно трудной задачей, поскольку Артемий Иванович был голоден, как волк, а в корзинках находилось то, что околдовывало его значительно сильнее — вкусная снедь и несколько бутылок хорошего коньяка.
Бинт быстро понял затруднение мадам де Бельфор. Посоветовавшись с подругой Шарлотты, которую та представила как мадемуазель Камиллу, Бинт подхватил корзинки и спешно направился по тропинке в сторону озера, чтобы как можно скорее приступить к пикнику и удовлетворить законное желание Владимирова позавтракать. Артемий Иванович взял оставшиеся корзинки и устремился за мелькавшей за кустами полосатой фигуркой француза в канотье. На берегу озера было много прекрасных мест для пикника и, выбрав то, где было меньше намусорено, они расстелили пледы, все четверо уселись на траве и принялись за трапезу.
Солнце припекало, словно летом, и только уже желтеющие кроны деревьев да плавающие на поверхности озера листья говорили о том, что в природе царит осень, а на календаре конец сентября. Приняв первую рюмку коньяку, Артемий Иванович распахнул рубинштейновское пальто и с еще большим усердием взялся за жареных рябчиков и коньяк. Впервые Бинт с удовольствием наблюдал, как нагружается коньяком и пьянеет на глазах этот русский. Последний раз, когда он видел такое зрелище, случился четыре года назад в Женеве, когда он с Гуриным и Ландезеном готовились громить народовольческую типографию. В тот раз Бинт нашел швейцарца Мориса Шевалье, специалиста по вскрытию разных замков и запоров, и уговорил его за некоторую сумму помочь им проникнуть в типографию. На его несчастье, в то время он еще не так хорошо был знаком с русской психологией и предложил, как это всегда делают французы, своим подельщикам обсудить план разгрома типографии в кафе «Олень». Тогда-то Артемий Иванович и показал себя Бинту во всю свою силу. Пока другие обсуждали дело, он вылакал один две бутылки коньяка. Ночью, когда пришло время выходить на дело, до типографии его пришлось нести, а он при этом так храпел, что недовольные женевцы, привыкшие к полнейшей тишине ночью, когда не ходят ни поезда, ни пароходы, выглядывали из окон и ругались. В типографии Артемий Иванович проснулся, начал буянить и кричать, потом поймал черта и пытался раздавить его печатным прессом, но вместо него прижал собственный кулак, в котором держал зеленого рогатого мерзавца. Опасаясь, что на вопли Владимирова прибежит полиция, его вытолкали наружу, но он прихватил с собой наборную кассу и потом долго бродил по ночной Женеве с кассой в одной руке, с лицом, синим от коньяка и свинца, разбрасывал шрифт, то воображая посев своих любимых озимых «разумного, доброго, вечного», то кормя им рыб в Женевском озере, а какую-то даму, осмелившуюся помешать ему, сбросил в озеро и потом еще долго бродил так по ночной Женеве, раздирая тишину ночного города дикими воплями и одной рукой прижимая к груди опустевшую кассу.