Ночные костры - Линда Кук
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да, так было бы проще, — сказал он. — У тебя скоро начнутся?
— Нет! — отрезала Алиса.
Голос ее срывался, а уголки глаз порозовели, как будто она плакала.
И она действительно плакала, Раймон был в этом уверен. В разгар страсти — пока он пытался, призвав на помощь остатки своего самообладания, замедлить движения жены, чтобы их близость не причинила ей боли, — она рыдала у него на груди.
Они достигли высшего удовольствия в той же позе, в какой и начали: Алиса сидела на широко раздвинутых ногах Раймона, а он опирался спиной на тяжелую деревянную скамью, прижимая к своей груди стройное тело Алисы. Не вынимая из нее своего пульсирующего жезла, Раймон отнес жену на кровать и бережно уложил ее рядом с собой. Она заснула, переплетясь с ним ногами, а он еще долго разглядывал ее спящее лицо и смахивал со щек соленые слезинки.
В последние две ночи Алиса смотрела на него с невинным удивлением, говорившим о том, что она впервые открывает для себя радости страсти. Радости, которых не знала с первым любовником. Раймон готов был поспорить на все свои земли, что это так. Он считал себя достаточно искушенным в вопросах любовной игры и не сомневался: в минуты их близости его жена не вспоминала о своем первом любовнике. Почему же тогда она плакала? Алиса утверждала, что их долгое соитие не причинило ей боли, и он ей верил: его убеждали в этом и ее слова, и его собственный опыт.
Значит, все дело в месячных.
Четыре года назад, еще до Палестины, брат Иво рассказывал ему про странные перепады женского настроения. После пяти месяцев супружеской жизни Иво вдруг стал допоздна засиживаться в главном зале — иногда по три-четыре ночи кряду. Он пил много бренди и уходил в спальню только тогда, когда укладывались спать все его собутыльники. Однажды ночью он сказал Раймону, что узнал про женщин одну любопытную вещь, которую ни один из двух братьев не смог узнать за все годы их веселых холостяцких похождений с деревенскими девушками. Уговорив младшего брата поставить свою новую рубаху против его золотой монеты, Иво поспорил с Раймоном, утверждая, что в женском поведении есть нечто такое, о чем не ведает Раймон Фортебрас, а потом рассказал о слезливых приступах гнева, которые случались у его молодой жены, если разозлить ее перед началом месячных.
— Ты что, не слышал ее криков? — спросил Иво. — Один день она рвет и мечет, другой рыдает. Успокаивать бесполезно — мои слова только еще больше ее заводят. Но когда месячные проходят, — добавил он, — она опять становится милой и ласковой женщиной, на которой я женился.
— Ты проспорил, — заявил Раймон. — Это личные причуды твоей жены, ко всем женщинам они не относятся.
Иво вздохнул:
— Наш отец сказал мне, что я заметил бы то же самое в поведении любой деревенской девушки, если бы жил с ней под одной крышей. По его словам, когда наши любовницы не в духе, они не разрешают нам к ним приходить, поэтому мы ни о чем не подозреваем. А с женой каждую ночь ложишься в одну постель и волей-неволей узнаешь такие вещи.
Раймон хмуро смотрел в свой кубок, пытаясь припомнить, когда в последний раз вдовая Херлисса отказала ему в близости.
— Ты серьезно? Отец сказал, что это правда?
— Клянусь, Раймон.
Раймон пожал плечами и стянул через голову рубаху.
— Ты выиграл, — сказал он, протягивая ее брату. — Но надеюсь, мне никогда не придется на собственном опыте убедиться в твоей правоте.
Алиса проснулась. Муж смотрел ей в лицо с кривой улыбкой и бормотал что-то насчет спора.
— Кто такой Иво? — спросила она. Улыбка его стала шире.
— Мой брат, — ответил он, — мой мудрый брат Иво. Они лежали на боку, лицом друг к другу. Его мужской орган становился все больше, а пульсация перерастала в слабое движение, отдававшееся в их телах.
С каждым медленным толчком Раймона Алиса подходила все ближе к экстазу. Наконец она напряглась и выкрикнула слова мольбы в его сильное предплечье.
— Не сейчас, — прошептал он. — Так приятно, Алиса. Не торопись, и мы сможем делать это до рассвета.
— Сейчас! — крикнула она и оттолкнула руку, которая держала ее в неподвижности.
— Ты можешь потерпеть? Еще немного… — Он осекся. Алиса не желала ждать.
Он охнул и подмял ее под себя, углубившись в нее одним мощным толчком, который бросил их в пучину неистового блаженства.
Глава 10
Алиса проснулась до рассвета в надежных объятиях мужа. Ей снились болото и сильный ветер, который удерживал ее в стенах замка. Этот ветер был таким яростным, что ей ничего не оставалось, как распроститься с мыслями о побеге в Морстон и остаться рядом с мужем в уютной спальне.
Открыв глаза, в первый сладостный момент пробуждения Алиса еще грезила наяву и верила, что ей не придется ехать к морю, возвращаясь на то место, где она убила де Рансона. Но шум за бойницами оказался вовсе не ветром, а плеском бурной реки, и Алиса поняла, что сон кончился.
Фортебрас — или Раймон, как она должна была называть его в этой комнате, — пошевелился и вытянул рядом с ней свое длинное тело. Даже во сне он бережно обнимал ее сильными руками, затвердевшими от боевого топорика и меча.
Она запомнит его таким: спящим со слабой блаженной улыбкой на губах после ночи, когда он доставил ей удовольствие. Алиса нежно коснулась его золотистой груди, поросшей темными курчавыми волосками.
Его рука сомкнулась на ее пальцах.
— Моя жена — распутница. Беспечная распутница. — Он поднес ее руку к губам и поцеловал. — Спи, Алиса. Если ты сейчас меня разбудишь, то мы не сможем сегодня таскать ноги.
Спустя мгновение он повернулся на бок и посмотрел на жену.
— Что случилось, Алиса?
— Ничего. Все хорошо.
— Да? У тебя какой-то странный голос. — Он сел и взглянул на нее, сдвинув брови. — Тебе больно? Мне надо было остановиться в последний раз…
Она приложила пальцы к его губам:
— Нет, Раймон. У меня все в порядке. Просто мне приснился сон, и я проснулась.
Он опять опустился на постель.
— И что же тебе приснилось?
— Ветер. Сегодня будет гроза?
Он повернулся к бойницам и прислушался.
— Все спокойно, как и должно быть в Иванов день, Алиса. Никакой грозы не будет.
Она почувствовала щекой, как замедлилось и углубилось его дыхание.
Ни грозы, ни ветра. А жаль! Значит, ничто не удержит ее сегодняшнего предательства.
До самого рассвета она лежала тихо с открытыми глазами и думала о болоте.
В этот день в Кернстоу не было никаких дел, кроме сбора древесины для костра. В поместье хватало рабочих рук, и местных овец постригли еще на прошлой неделе, до приезда Раймона. В праздничный день пастухи вновь отогнали свои полегчавшие стада на луга к югу от замка и вместе с крестьянами-земледельцами занялись подготовкой костра. Они таскали сломанные оси, подгнивший строительный брус и дрова со двора крепости и складывали все это в крепкий фургон, чтобы отвезти потом к западному краю поместья — туда, где кончались поля и начинались темные болота.