Августина лучше всех - Юлия Сергеевна Васильева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я хмыкнула, вспомнив козлиную бородку клинышком на парадном портрете, безвозвратно испорченном Чоком.
— Так что там, в этом дневнике?
— Это не совсем дневник, — с удовольствием стал рассказывать Марк. Можно спорить, что он сам немало помог с расшифровкой. — Записи скорее похожи на краткий конспект событий. Думаю, отец прав по поводу отчетов для тайной канцелярии. Адмирал отмечает, что до плавания Ральф часто и надолго пропадал где-то, никто не знает где. Как бы то ни было, на корабль гесс Северин явился не один, с ним была туземная принцесса (так он ее называл), две ее служанки и большой полосатый кот в клетке.
— Чок! — воскликнул Терри.
Все посмотрели на него, и взгляд Кабачка был самым осуждающим. Удивительно, но, похоже, призрак стал откликаться на новую кличку. Давно пора его отпустить — надо поговорить с Лосем.
— Что он пишет об этой принцессе? — спросила я.
— Я бы сказал, он с удивлением отмечает, что она не особенно красива, но в чуть более крепких выражениях… — Марк явно деликатничал из-за моего присутствия. Как бы ни называл Барт Биргит нежданную пассажирку, вряд ли это было приличным словом. — На ней было много украшений, видимо, поэтому дальше он начинает обозначать ее символом «изумруд».
— Либо это действительно ее имя, — вклинилась в рассказ я. — На Иланке есть женские имена, которые в переводе означают различные драгоценные камни.
Повернувшись к няне, я спросила ее, у каких имен в написании может быть символ «изумруд».
— Смера, — ответила Гусма, важная от того, что мы все чаще и чаще спрашиваем ее мнение по таким ученым вопросам, — от имени древней богини Мерагды, повелительницы змей.
— У двух ее служанок, — продолжил Марк, — на плече были татуировки в виде раскрытой руки со спиралью внутри. Вот тут было сложно, Барт обозначал этих иланкиек двумя символами «лево» и «право». Мы с отцом долго не могли их расшифровать… Но потом меня посетила догадка — это не «лево» и «право», это «левая» и «правая»! Возможно, татуировки у девушек были зеркальными!
Гесс Биргит пересказывал это с таким восторгом, что я почувствовала необходимость его похвалить.
— Какое остроумное предположение! — воскликнула я чуть оживленнее, чем следовало.
Наградой мне стали довольный вид Марка и мрачный Лось.
— Мы в восторге, — передразнил меня Терри. — Но что там дальше? По поводу самого Ральфа.
— Ральф описывается как крайне худой и изможденный человек. Адмирал всерьез сомневался, сможет ли довезти его живым до Эрландии. А потом у нас начались проблемы — внезапно стало появляться все больше незнакомых символов… Вот. — Гесс Биргит вынул из кармана и передал мне сложенный листок бумаги. — Здесь список, надеюсь, вы сможете их перевести.
Ради интереса я открыла лист. Символов было много. И ни одного знакомого!
Но откуда Барт Биргит смог узнать их в таком количестве?
— У меня есть еще оно предположение, — сказал Марк, будто откликнувшись на мой мысленный вопрос. — Новым символам адмирала стали учить иланкийки. Поэтому дальше нам придется непросто.
В это я верю гораздо больше, чем в полусказочную теорию левой и правой руки.
Очень скоро начался парк Северинов, и на подъезде к кладбищу я поняла, что мое сегодняшнее «выступление» не обойдется без наблюдения со стороны семьи.
Лу и ее мать сидели на парковой скамейке, издалека напоминая двух потерявшихся в лесу девочек. Ролана не было, и я поймала себя на том, что незаметно выдохнула.
Мы поприветствовали хозяек дома, причем Терри явно остался в недоумении из-за холодного приема Лунары, сжавшей губки в тонкую прямую линию, и со свойственным ему простодушием поинтересовался, здорова ли она.
Остановить эту Лосиную галантность я, конечно же, не успела.
— Пусть, — беспечно махнула рукой Лилия, заметившая мой порыв. — Девочка станет от этого только сильней.
Странные у них в семье методы закаливания.
Напряжение между собравшимися было почти осязаемым, поэтому, решив не длить его больше необходимого, я сразу направилась к кладбищу.
Могильные камни Камиллы и Карлотты Северин, казалось, клонились друг к другу — две сестры, одна фамилия, что в девичестве, что в замужестве, и такая разная судьба.
Было решено начать с Камиллы.
— Тебе не нужны свечи или жертва? — спросил Терри, несерьезный даже в самый ответственный момент.
На удивление, его глупая шутка помогла мне расслабиться и перестать сжиматься в предчувствии неприятной процедуры.
— Свечи нет, — в тон ему ответила я, — а жертва суеверий у нас уже есть. Не хватает только тишины.
Лось хмыкнул, но притих, позволив мне спокойно встать на колени перед нужным камнем.
Выдохнув (будь что будет!), я положила руки на землю и позвала: «Камилла...»
Отклик последовал незамедлительно. Вверх по протянутому лучу силы хлынула чуждая энергия, оттолкнула меня и заколебалась над могилой в ярких лучах солнца.
Она была невысокая, тоненькая, со светлыми вьющимися волосами, так не похожая на свою сестру, изображенную на парадном портрете в зале у Северинов. Чудилось что-то страшно одинокое в этой колышущейся в воздухе фигурке, и я поневоле почувствовала, как волоски на моем затылке встают дыбом.
Краем глаза я заметила вскинувшую руки ко рту Лунару и Лилию, обнявшую ее за плечи. Конечно, Лу тоже должна была видеть фантом.
— Не знал, что они настолько реальны, — прошептал Марк, который вдруг и сам побледнел не хуже призрака.
Я не позволила себе поддаться удивлению. Поднятый дух был старым, нестабильным и то и дело распадался от малейшего дуновения ветра. Моей силы явно не хватило бы, чтобы держать его долго. На диалог не стоило и надеяться.
Значит, предстояло неприятное действие, и следовало совершить его быстро.
Я встала на ноги и, набрав побольше воздуха в грудь, шагнула в мерцающий фантом.
В голове был только один вопрос: «Что с тобой случилось? Что с тобой случилось?»
В первый момент меня обожгло жутким холодом, так что руки закоченели моментально. Несуществующий ветер трепал волосы и стегал ледяными порывами по открытой коже.
«Что с тобой случилось?»
«Мне приказали… Я уснула…»
«Кто приказал?»
«Мне приказали… Холодно… Здесь слишком холодно…и хочется спать…»
Внезапно призрак распался, и я обнаружила себя на ярком солнечном свету, дрожащую так, что впору брать в руки банку с молоком и взбивать масло.
— Касим, да что