Конфессия, империя, нация. Религия и проблема разнообразия в истории постсоветского пространства - Марина Могильнер

– Неизданное поэтическое наследие Ваисова-старшего отчасти сохранилось в фондах цензурных комитетов с весьма любопытными и красноречивыми комментариями цензоров [483] .

– Материалы, связанные с ваисовским движением в 1917–1918 годах, не говоря уже о более позднем периоде, сосредоточенные в архиве КГБ-ФСБ, представляют наиболее закрытую и менее всего вовлеченную в научный оборот группу архивных документов.

Можно предположить, что региональные и зарубежные архивы (Поволжские региональные архивы, книгохранилища и архивы в Средней Азии, Сибирском регионе и др.) хранят неизвестный и практически еще не введенный в оборот пласт архивных материалов по истории ваисовского движения. Также, в силу объективных причин, ограничено использование материалов частных и ведомственных (например, КГБ/ФСБ) архивов.

Первая публикация архивных документов, освещающих историю ваисовского движения, была предпринята в середине 30-х годов XX века в сборнике «Материалы по истории Татарии второй половины XIX века» [484] . Однако включение в сборник этих материалов мотивировалось однозначной интерпретацией ваисовского движения как формы социального протеста.

Следующая попытка издания документов по истории ваисовского движения была осуществлена лишь в середине 1990-х годов. Авторы публикации в журнале «Гасырлар авазы – Эхо веков», М. Гайнетдинов и Л. Ахметзянова, ввели в научный оборот ряд документов, связанных с последними годами жизни Багаутдина Ваисова, сохранившихся в фондах Национального архива Республики Татарстан [485] . Следующая попытка издать небольшую часть из комплекса разнообразных источников по ваисовскому движению была предпринята автором этих строк через пять лет на страницах того же журнала «Гасырлар авазы – Эхо веков» [486] . Наконец, последняя на сегодняшний день публикация архивных и иных документов, относящихся преимущественно к послереволюционному этапу истории движения, была осуществлена профессором Казанского университета Р.К. Валеевым [487] . Тем не менее на сегодняшний день издана лишь незначительная часть разнообразного комплекса источников по ваисовскому движению. Огромное количество документов так и не введено в научный оборот и по-прежнему ждет своего исследователя.

В публикации Ab Imperio (2006. № 6) представлены архивные документы из фондов РГИА и НАРТ, охватывающие период с начала 1880-х годов до весны 1917 года. Шесть документов позволяют в целом проследить то, как религиозная община выступает формой протонациональной, социальной и политической группности, как меняется язык саморепрезентации и самоописания ваисовцев в зависимости от исторического контекста, языка документа и его конкретного адресата.

Документ № 1 представляет собой так называемый Отзыв Б. Ваисова в адрес Казанского окружного суда, записанный со слов дервиша русскоязычным переводчиком весной 1883 года, когда в суде слушалось дело по обвинению Б. Ваисова в истязании малолетних учеников [488] . Дело было прекращено, поскольку психиатрическая экспертиза признала Б. Ваисова сумасшедшим. Вскоре основатель секты был временно выпущен из психиатрической клиники «в неулучшенном состоянии» под поручительство членов семьи. Данный документ примечателен тем, что записан со слов основателя и главного идеолога движения, заверен одним из его последователей и личной печатью самого дервиша. То, что Б. Ваисов, как, впрочем, и А. Абдуллин, довольно слабо владел русским языком [489] , предопределило наличие в тексте многих чрезвычайно запутанных мест, по-видимому, не понятых русским переписчиком. Некоторые термины не имеют русскоязычных аналогов, а потому фиксировались в искаженном виде (например, не понятно, какой смысл вкладывался автором в термин «меменихан»). В то же время общий смысл высказываний Б. Ваисова вполне очевиден. Во вступительной части отзыва Б. Ваисов называет все свои титулы и духовные регалии (дервиш, старовер, муджтахид и пр.), а также излагает весьма интересные биографические данные о себе и своем учителе шейхе Джагфаре.

Среди приведенных Б. Ваисовым титулов обращает на себя внимание выражение «дистаночный начальник» – оно не относится к традиционным исламским терминам и использовалось лишь ваисовцами. Сам Б. Ваисов практически нигде не разъясняет значения данного выражения. Некоторые пояснения мы встречаем лишь в текстах, принадлежавших перу Ш. Сайфутдинова – ученика и наиболее стойкого последователя дервиша: после последних пророков Иисуса и Мухаммеда Б. Ваисов – «дистаночный начальник», то есть избранный Богом святой человек – осуществлял посредничество между пророками и мусульманами. Он был Божьим наместником для руководства простыми верующими в определенный исторический момент (на дистанции) [490] . Примечательно, что после смерти основателя секты титул «дистаночный начальник» присвоил себе Ш. Сайфутдинов, претендуя, таким образом, на роль Богом избранного преемника главы ваисовской общины.

В представленном документе № 1 мы встречаем практически все основные тезисы ваисовцев, сформулированные ими на раннем этапе развития движения. Здесь содержатся и традиционные нападки на официальных представителей мусульманского духовенства, и критика действий местных административных и судебных чинов, преследующих членов ваисовской общины и лично дервиша, и выражение верноподданнических настроений, и попытка установить непосредственную связь дервиша с государем императором («Я жив – Помазанник жив. Помазанник жив – я жив»), и отказ подчиняться общегражданским законам, и признание исключительно шариата и Корана и пр. Среди русскоязычных документов, исходящих непосредственно от основателя общины, «Отзыв» – один из наиболее полных и содержательных.

Документ № 2 датируется 1905 годом и принадлежит сыну Б. Ваисова – Гайнану, в конце 1904 – начале 1905 года вернувшемуся в Казань и возглавившему возрожденную общину в новой политической ситуации. Документ представляет собой копию прошения руководителя общины на имя председателя Комитета министров. Машинописная копия прошения была составлена в Департаменте духовных дел иностранных исповеданий, куда, вероятно, было переправлено прошение Г. Ваисова с тем, чтобы чиновники Департамента составили экспертную пояснительную записку для главы правительства. Прошение довольно грамотное и стилистически выверенное и написано, скорее всего, русскоязычным переписчиком. Эти два документа (№ 1 и 2) разделяет почти четверть века, что сказывается на стилистических особенностях обоих документов, на их языке, способе аргументации и т.д.

Документы № 3, 4 и 5 датируются 1909 годом и тематически относятся к политическому процессу 1910 года, когда руководители и наиболее активные члены общины были обвинены в организации преступного сообщества. В документе № 3 представлен один из многочисленных протоколов осмотра вещественных улик, изъятых во время обыска на квартире Г. Ваисова. Данный документ позволяет составить некоторое впечатление о характере деятельности руководителей и рядовых членов общины в 1905–1909 годах, очертить круг институтов и политических деятелей, к которым ваисовцы обращались за поддержкой. Немаловажно, что протоколы осмотров и экспертиз позволяют узнать содержание некоторых документов (например, частной переписки), оригиналы которых были позднее возвращены ваисовцам и, таким образом, недоступны современным исследователям. Документ № 4 представляет собой постановление, составленное следователем Шулинским, в котором излагается официальная трактовка деятельности членов ваисовской общины, а также суть обвинений в отношении организаторов противозаконного сообщества. Документ № 5 – протокол допроса Г. Ваисова в качестве обвиняемого. Он составлен на специальном бланке для допросов, выполненном типографским способом, поэтому при публикации курсивом выделен рукописный текст, вписанный рукой писца со слов допрашиваемого.

Наконец, документ № 6 датируется весной (март – апрель) 1917 года и отражает новый этап в развитии ваисовского движения, последовавший за Февральской революцией и отречением царя. Возникшая новая политическая конфигурация заставила идеологов ваисовской организации определить свое отношение к переменам, произошедшим в стране, а также в очередной раз заявить о своем существовании на современном политическом языке. Представляемый вниманию читателя документ (машинопись) является кратким изложением содержания «Святого заявления», посланного на адрес исполнительного комитета Государственной думы в марте 1917 года [491] . Поскольку оригинальный текст «Святого заявления» чрезвычайно многословен, написан неграмотно и местами малопонятен, я посчитала более целесообразным предоставить вниманию читателя именно краткий пересказ оригинального текста, составленный анонимным сотрудником Департамента духовных дел.

Содержание документа свидетельствует, что при всей искренней верноподданности и приверженности ваисовцев самодержавию они довольно легко и быстро примирились с произошедшими в стране переменами, в том числе со свержением монарха, защиту которого «Божьи воины» считали своей прямой обязанностью. Более того, автор послания (Ш. Сайфутдинов) выражает благодарность Государственной думе и ее исполнительному комитету за уничтожение с помощью великого Бога «поганой власти» с ее законами и «миссионерской хитростью» и предлагает избрать на место царя народный совет. Автор обращения также пишет, что ваисовцы вполне довольны Временным правительством и будут ему повиноваться, если оно не станет их притеснять и даст полную свободу исполнять свою веру по шариату. В то же время ваисовцы просили не притеснять царя Николая Александровича, который, на их взгляд, ни в чем не виноват: «Ему не давало волю правительство, и от имени Царя управляли сами они, хищные звери, и государь боялся их» [492] . В этой фразе сказалась устойчивость довольно широко распространенных в народном сознании иллюзий и представлений о добром царе в окружении коварных слуг.