Третьего тысячелетия не будет. Русская история игры с человечеством - Михаил Гефтер

— Вот как сейчас у нас — ни войны, ни революции, а за год-два все пропало. Где устойчивый советский быт? Все куда-то исчезло, от горчичников до генсеков.

— Распад всегда таинство. Но развал 1917 года был очевидней для всех, глубже и причинней. В ХХ веке эталонным ответом на хаос такого рода неизменно был распад империй. Причитают — «погубили Россию!» — и не проявляют недоумения оттого, что русский мир удержался. Осуждают те именно свойства русских интеллигентов, которые и образовали главный мотив удержания России от развала. Не обсудить ли нам в конце концов реальный вопрос — чем и кем в 1917 году Россия удержалась?

Есть чему подивиться, даже я удивляюсь! Судя по всему, после 1917-го должен был наступить полный распад страны, ан нет — собралась опять: чем? Не декретами же Совнаркома в безграмотной стране с разбитой вдребезги транспортной сетью и рухнувшей почтой. Не латышскими же стрелками-чекистами! Чем заново собралась многомиллионная человеческая толща? Какие стержни в реакторе затормозили центробежность, запустив обратную реакцию?

А вот чем — прямым революционным вхождением России в Мир, плюс черный передел Декрета о земле.

— Какое вхождение в мир — при потере страной выходов к морям по Брестскому договору?

— Русская мировая революция сохранила Россию от распада. Мировая революция как способ выхода из мировой войны. Говорят, экие сумасброды Ленин и Троцкий, с идиотской затеей мировой революции — да ведь русскими она воспринималась как своя мировая! И очень разными русскими.

Только так и сомкнулись иначе несовпадавшие процессы. Один чисто земельный: с лета 1917 года деревня ушла из империи и возвращаться не собиралась. Село восстало, крупное землевладение не имело ни одного шанса. Ленин исходил не из «социалистических предрассудков», а из реальности, преломленной в крестьянском сознании как Черный передел. Россию обратить разом в единое поле и поделить — земля не принадлежит никому! А навстречу шла интеллигентская, все слои пропитавшая установка: России должно быть Миром, русским человечеством. Так стала возможной и пошла воздвигаться интеллигентско-мужицкая целостность России. Которая, разумеется, удержаться надолго не могла. Но для спасения страны и одного 1918 года хватило.

Коренная задумка Ленина, любимый его поворот мысли — это начало как бытие. Осевая идея всего русского XIX века, у него она получила политическое приложение.

Взять их спор с Бухариным в дни Брестского мира, дикий спор: начинать революционную войну с Германией немедля или не начинать? Под конец Бухарин говорит: я уже вообще не понимаю, о чем мы спорим — об отсрочке войны на одну-две недели?! А Ленин ему: и что же, пусть неделя! Бегущий с фронта мужик на неделю вернется домой и увидит, что земля стала его. А там поглядим, может, он тогда и на революционную войну согласится.

И вторая идея Ленина, что после революции в Германии мы в России станем снова отсталыми — иными словами, успешно осознавшими реальное положение. Ленин боялся, что в коммунистическом авангарде с его мифом о великой мировой роли забудут про Россию и все погубят. Но отказаться от утопии ему самому уже было трудно.

— Каким же образом интеллигент спасал целостность России, будучи лишен всей имперской культурной инфраструктуры?

— Тайна того, что русское не распалось, в том, что русское удержалось советским. Откуда и взялось советское целое. Но держаться коммунизмом долго оно не могло, его с двух сторон взяли под сомнение — интеллигенция по-своему, мужик по-своему.

91. Чудо Брестского мира. Первый крах Бухарина с левым коммунизмом. Триумф военно-коммунистической практики

— Наступает момент, когда всё, что вошло в орбиту партийных интересов, партийного сознания, раз партия правящая, — непосредственно включается в жизнь всех в России. Это важный перелом. Он имел ситуационное оправдание и очень дальние последствия. Любопытна у Троцкого ключевая фраза в выступлении на том знаменитом заседании о мире с Германией, где только его голос переломил в пользу Ленина позицию ЦК. Троцкий сказал примерно так: то, что мы должны были бы сделать как партия, мы не имеем права делать как государство.

— РСДРП(б) партия, разрушающая государство, и вдруг такие государственники.

— Но должен сказать, что государственничество Троцкого тогда еще даже не ленинское. Ленин начала 1918-го еще выступает как идеолог мировой революции, но решающий все капитально иначе.

Для Ленина дискуссия о мире с Германией — это спор о тактических рисках. С левым коммунизмом он борется как с опасностью, губительной для его варианта мировой революции, который Ленин считал единственно реалистичным в той ситуации. И уже в ноябре 1918-го всё нежданно подтвердилось по Ленину — ноябрьской революцией в Германии. Немецкая революция стала для РКП ошеломляющим чудом, которым Ленин поразил левых коммунистов. Но что если бы та не произошла?

— Чудо мифологической оптики: мировую войну не выиграли, но в мировой революции побеждают.

— Левые думали, что вызвать революцию в Европе можно только превентивной революционной войной. А в ноябре 1918-го все обернулось так, будто Ленин волшебник — революция в Европе вызвана его Брестским миром и возвращением мужика с фронта домой на землю. Верх взяла неклассическая концепция Ленина, при которой мировая революция может стимулироваться стороной, не принадлежащей к самому мировому революционному процессу.

Левые коммунисты потеряли свою центральную посылку — единства мирового процесса, и Бухарин как теоретик признал себя банкротом. С этого момента он дал зарок никогда не вступать в конфликт с Лениным! Левый коммунизм еще ждет философско-исторического исследования. Казалось бы, вне Ленина и рядом с ним в большевизме трудно было явиться чему-нибудь. Но появление левого коммунизма связано с очень глубоким разногласием в универсальной природе процессов.

Исчезая как оппонент Ленина, левый коммунизм трансформировался в военно-коммунистическое сознание, а то, в свою очередь, оккупирует и самого Ленина!

— Что интересно: левый коммунизм опирался в основном на новое поколение, на молодежь.

— А в чем было отличие большевистской молодежи? У нее нет личной связи с русским XIX веком. В лидерском слое большевизма человеком, кровно прикосновенным к наследию прошлого века был только Ленин; даже близкий по возрасту Троцкий, девять лет всего разницы, был homo novus. Для их мозгов вообще не существовало трудности перехода — в котором сломался и израсходовался Плеханов, застрявший внутри XIX.

Здесь глубокое психологическое отличие его от окружающего его слоя. Были старые люди, которые могли бы тоже про себя это сказать (вроде Ольминского), но они не играли первых ролей в большевизме. Иные ушли, как Богданов; Луначарский человек совсем иного склада, а всё руководящее ядро — это набор революции 1905 года. Для Ленина ценностью было то, что он происходит из духовного русла прошлого века — и принятием, и превозмоганием его. Постоянный самоконтроль опытом русского XIX века всегда присутствовал в его мысленной и духовной биографии.

Последнее, что следует иметь в виду, — обстановку гражданской войны, которая разгораясь задолго до октября 1917-го, впервые породила раскол внутри советского лагеря — да какой, военный! Ведь конфликт с левыми эсэрами был внутрисоветским конфликтом и, что очень важно, — расколом фронта сторонников мировой революции.

В воспоминаниях Вацетиса важны их разговоры с Лениным. Вацетис сыграл решающую роль в подавлении июльского мятежа левых эсэров 1918-го. Полковник имперского генштаба, он перешел на позиции большевиков, командуя латышскими стрелками. Что его удивляет в июле 1918-го?

Загадочное бездействие большевиков в дни мятежа, притом что в руках у них военная сила. Пассивен Муралов, который командует московским военным округом. Вацетис — военная косточка, для него нет проблемы: мятеж? Ударить и разгромить!

В ночь мятежа Вацетиса вызвал Ленин, и того ужаснул трагизм, с каким вождь мировой революции относился к происходящему. С одной стороны Муралов, который не пускает в ход оружие, с другой — Ленин, который ночью спрашивает: сколько часов мы еще продержимся? Вацетис отвечает: Владимир Ильич, да какая вообще проблема? Взял пушки, подкатил к помещению, где заседали левые эсэры — дал залп и рассеял мятеж.

Для полковника тут была только военная задача, и даже годы спустя переживаний большевиков мемуарист не понимает. Ведь в основе их тогдашней медлительности, в ядре невидимой драмы 1918 года была мировая революция и Россия.