Та еще семейка - Алексей Макеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ясно. Илляшевская с кем-то из своих бандюков. Положение тяжелое. Если они поехали в Барыбино, это удача. Если нет, дело дрянь: проищем напрасно… — По физиономии Сидорина наискось промелькнула гримаса ярости. — Звони, Рытьков. Буди Маслаченко и Гороховского. Пусть берут Селимова с автоматом и двигают в «Лилию».
— Ничего, обойдется, Валерий Фомич, — утешая, проговорил Рытьков. — Нагоним их где-нибудь.
Он достал из-за пазухи мобильник, отошел в сторону и через минуту уже договаривался глуховатым баском.
— Поедешь с нами? — Капитан Сидорин оглянулся на бледного Белкина.
— Я бы с радостью… — взмахнул мосластыми руками барабанщик. — Но сейчас продолжение. Если уйду, с работы выкинут. Можно, я вам потом позвоню по вашему номеру телефона?
— Звони. — Сидорин презрительно сморщил нос.
Опера вышли из кафе. Сидоринская «Волга», круто развернувшись, помчалась по ночным улицам, проспектам, свободному, мало загруженному шоссе.
Через час с небольшим они остановились у ворот «Золотой лилии».
— Кто? — послышался в динамике мужской голос, даже в кратком вопросе звучавший с угрозой.
— Московский уголовный розыск.
Ворота немного помедлили и впустили машину. Опера подъехали прямо к высокому крыльцу. Поднялись по ступенькам, засвербел зуммер. Щелкнуло; спросили на этот раз женским голосом:
— Кто?
Капитан разозлился; лицо его пожелтело, глаза безжалостно засветились.
— Полиция. Капитан Сидорин, — сказал опер, сдерживая бешенство и ругательства.
Некто, прятавшийся за углом дома, но отбрасывавший тень на освещенную площадку, прорычал проклятие. Опера не успели войти. Раздался хлопок выстрела, тонко пропела пуля. Пригнувшись, они сбежали вниз и спрятались за машиной.
— Мать-перемать… — выразился по этому поводу сразу повеселевший Сидорин. — Во развлечение… Ствол доставай. Есть?
— А как же, — ответил Рытьков, показывая «макаров».
— Давай с той стороны. Я с этой прикрою. Не забудь про предупредительный. А то прокуратура задолбает. Паскуды, крючкотворы… Дисциплинарщики… Их бы сейчас сюда… — Сидорин выглянул сбоку и крикнул: — Бросай оружие! Выходи с поднятыми руками!
Просвистела еще пуля, цокнула в левое крыло «Волги».
— Ну, маруда, машину испортит. — Сидорин выглядывал снова и кричал сорванным голосом. В ответ опять хлопок выстрела. Сидорин схватился за плечо. — Попал, гад…
— Сандро, прекрати! Я тебе приказываю! — завопила женщина по микрофону. — Что ты делаешь! Сейчас же перестань стрелять!
— Я в бою бабам не подчиняюсь, — нагло ответил из-за угла голос. И опять раздался выстрел.
— Что с вами, Валерий Фомич? — беспокойство металось в глазах Рытькова. — Ранены?
— Плечо левое зацепил… — Капитан привстал и саданул в воздух из «стечкина».
Рытьков пополз, готовясь выглянуть с другой стороны. Из-за угла опять прозвучал выстрел.
— Осторожно… — прохрипел Сидорин. — Плечо немеет… Кровь… Рубашка намокла… Доставай его, Сашок…
Рытьков снял с себя куртку, высунул ее из-за бампера. Кто-то большой выскочил под свет фонаря и начал стрелять. Попал в машину. Рытьков выстрелил навскидку и тут же распластался.
Возникла пауза, потом снова завопил в микрофон женский могучий альт.
— Заткнулась бы… Только мешает… — болезненно оскаленный, держась правой рукой за плечо, сказал Сидорин. — Возьми пока мой ствол…
Выстрелов больше не было. Через пять минут небо начало умиротворенно посыпать землю снежком.
— Ждет. Опытный, сволочь. — Сидорин привалился спиной к машине. — Попробуй глянуть, что там…
Рытьков пополз, вытянулся над самой землей, задев щекой снег.
— Ну? — злобно спросил капитан, мучившийся из-за Гали, раны и собственных непросчитанных действий.
— Лежит кто-то… — Рытьков приподнялся, вгляделся пристальней. — На спине лежит. В руке ничего нет. А, вижу… Пистолет рядом… Не шевелится…
— Притворяется, затаился. — Сидорин попытался встать, но проглотил кислую слюну и передумал. — Никого больше не замечаешь? Нет? Ладно, рискнем.
Рытьков поддержал капитана под спину.
— Вас надо срочно перевязать, — заговорил он, колеблясь, стоит ли оставлять прикрытие. — Срочно перевязать.
— Перевяжем. Кажется, кость не задета. Шкурку сорвал, кровь сильно идет.
С помощью Рытькова Сидорин встал. Долго смотрел, опираясь на машину. Рытьков медленно пошел, держа наготове пистолет. Настороженно повертел головой. Ни на освещенной стороне, ни в тени никто не шевелился. Толкнул ногой неподвижно лежавшего человека. Опять оглянулся, посверлил взглядом тьму поодаль от фонаря. Пробежал глазами по неосвещенным окнам-бойницам. Нагнулся, приставил ствол к голове лежавшего, приложил два пальца к шее. После паузы распрямился.
— Труп, Валерий Фомич. Документы брать?
— Возьми. Давай войдем в помещение.
Опираясь на Рытькова, капитан Сидорин снова оказался у двери феминистского клуба. Микрофон клацнул, заскрежетал, заговорил женским голосом.
— Держи ствол наготове, — предупредил Сидорин старшего лейтенанта и прервал вопросы Илляшевской: — Открывайте.
В мраморном вестибюле перед ними предстала Илляшевская. Из-за ее спины выглядывали костюмерша Мелентьевна и охранница Инга в черной кожаной форменной одежде, но без шлема, полумаски и перчаток с раструбами.
— Оружие есть? На стол, — тяжело дыша, прохрипел Сидорин.
— Нет оружия, — прокуренным подростковым фальцетом пробормотала Инга.
— Газовое, помповое, электрошок.
— У нас ничего нет. — Илляшевская показалась Сидорину крайне удрученной, испытывающей страх и раскаянье.
— Все к стене. Рытьков, обыщи их.
Рытьков грубо, без всякого стеснения обыскал женщин. После обыска вошли в кабинет Илляшевской. На спинке кресла висела дубленка Гали Михайловой.
— Где Галя? — все больше бледнея, грозно, но уже слабеющим голосом обратился капитан к директрисе.
— Она в соседнем помещении. Там, за ширмой.
Опера проникли за ширму в некое подобие алькова. На широком диване, укрытая пледом, с красноватым лицом и закрытыми глазами лежала Галя. Ее светлые волосы, разметавшись на подушке, сливались со светло-золотым бархатом. Она дышала открытым ртом, и казалось, от ее дыхания воздух в этом помещении тоже был жарким.
— Что с ней? — стараясь говорить строго, произнес Сидорин, но вдруг еще сильнее побледнел и покачнулся.
— Очень высокая температура, — тихо сказала Илляшевская. — Сорок и две десятых. Она без сознания.
— Капитану нужна срочная перевязка, — вмешался Рытьков. — Ранил ваш бандит, госпожа Илляшевская.
— Мелентьевна, теплой воды, борной, бинт. Бегом. Сядьте в кресло, капитан, — сказала Илляшевская. — Инга, помоги снять одежду. Вот чистая рубашка на смену.
— Гале «Скорую помощь» немедленно, — проговорил тусклым голосом Сидорин, с видимым облегчением опускаясь в кресло; слабость уже не давала ему возможности стоять. — Рытьков, вызывай «Скорую».
— «Скорая» уже вызвана. Будет с минуты на минуту, — заверила капитана Илляшевская.
— Тогда звони, Саша, Маслаченко. Пусть пригласит сюда местную опергруппу. У вас там труп во дворе, госпожа директор. В нас стреляли, как вы знаете.
— Опять я в ужасном положении из-за этих дураков, — патетически возвысив голос, заговорила Илляшевская и стиснула на груди переплетенные пальцы по-мужски больших рук. — Ну где мне брать нормальных людей для охраны? Недавно взяла этого спецназовца. Самые лучшие характеристики. И пожалуйста! У него тоже крыша поехала, как будто нарочно. Стоит приехать полиции, у охраны появляются не газовые, а настоящие пистолеты. Даже автоматы. Несмотря на запрещение проносить на территорию боевое оружие. Остальные охранники сегодня вообще не явились.
— Хорошо, с этим делом разберутся. — Сидорину показалось, будто в рану вогнали раскаленный гвоздь, отчего по левой руке и дальше по всему телу пошли волны боли. «Все-таки задел, наверное, кость… А что же с Галей? Почему такая температура? Чем она заболела?»
Сидорин ощущал у себя тоже высокую температуру, вызывающую неприятно приторную слабость и тошноту. С капитана сняли простреленную одежду. Смыли кровь, крепко и умело перевязали рану. Заменили нижнюю рубашку. Снова надели на него пуловер. Прикрыли курткой. Сразу наступило облегчение.
Ломая болезненную печаль, разрывая вязкую паутину слабости, капитан заставлял себя продолжать руководство операцией по освобождению старшего лейтенанта Михайловой, попавшей в руки преступников.
Рытьков тем временем позвонил Маслаченко, который приближался к Барыбино в полицейском «УАЗе» с Гороховским, экспертом Гальпериным и Селимовым. Маслаченко обещал сейчас же известить по мобильнику местных полицейских.