Правда об Афганской войне. Свидетельства Главного военного советника - Александр Майоров

И шли из Союза полки и батальоны, увеличивая «ограниченный контингент», усиливая группировку 40-й армии, что и нужно было афганскому вождю.

Вот и приходишь к мысли: предупреди нас Бабрак о своих опасениях — мы приняли бы меры безопасности. Но он не предупредил. Значит, ему это было нужно.

Эх, Бабрак, Бабрак!.. Как мне научиться разгадывать твои намерения, предвосхищать твои действия?..

Итак, за несколько дней террора и диверсий руководство страны оказалось парализованным по всей вертикали от центра до волостей и уездов, резко ограничивалось передвижение войск, затруднялось снабжение из СССР- через Саманган и через Герат.

Что делать?

На третий день Черемных доложил, что меня просят о срочной встрече Нур, Зерай, Ватанджар, Кадыр, Кештманд, Ротебзак, Наджиб, Гулябзой — для выработки противодействия терактам и диверсиям. (У нас, в штабе ГВС, действительно, сосредоточивалась вся наиболее полная и объективная информация.)

На совещании решили: продолжать осуществление плана боевых действий на январь-февраль. Это подтвердили и министру. Рафи и командарму-40. Второе: в крупных городах, начиная с Кабула — ввести комендантский час в ночное время. Третье: усилить совместное патрулирование силами афганской армии, Хада, СГИ, Царандоя, и одновременно подразделениями 40-й армии. Далее: силами инженерно-саперных войск 40А и афганских ВС — перед началом всех массовых общественных мероприятий, проводить тщательный досмотр участников и помещений. Решили также выставить усиленную охрану у официальных резиденций; организовать постоянные посты и усиленные засады на дороге жизни через Саманган; выделить вертолеты, которые прикрывали бы с воздуха движение колонн, причем всякое движение проводить только колоннами и под прикрытием вертолетов. Решили также, что Нуру, Зераю или Кештманду (лучше одновременно всем), надо выступить по телевидению с обращением к народу, чтобы успокоить людей, то есть свести на нет страх перед террором и диверсиями моджахедов. От намеченных ранее политических мероприятий не отказываться.

Позже стало известно: когда началась атака на виллу ГВС, одновременно началась и сильная атака на электростанцию в Сураби, под Кабулом, километрах в 30–40. Ее охранял зенитно-артиллерийский полк с 85-милимметровыми автоматическими пушками, батальон десатников ВДВ и мотострелковый батальон 40-й армии, а также батальон афганской армии. Атака была жестокая, моджахеды намеревались лишить света многие города и населенные пункты. Не удалось. Но за несколько дней они все же успели разрушить около сотни опор ЛЭП. И потеряли около 70 человек убитыми.

Итак, обстановка в ДРА резко обострилась, нам предстояло действовать в условиях массового террора и диверсий…

В те дни я намечал слетать под Кандагар к Шкидченко, где он совместно с заместителем командующего 40-й армии вел боевые действия вдоль магистрали Кабул-Кандагар (с высадкой восьми вертолетных десантов, с рассечением группировки моджахедов, очисткой городов). Но обстоятельства вынуждали меня теперь оставаться в Кабуле, чтобы сосредоточиться на противодействии терроризму и диверсиям, на организации наших ответных мер. Именно этим и продолжал заниматься днем и ночью весь мой аппарат.

Пора было встречаться с отцом Бабрака.

Условились, что встреча состоится во дворце главы государства. Договорились, что придем в форме. Старику, очевидно, хотелось увидеть как выглядит генерал армии советских Вооруженных Сил.

Нам было о чем поговорить. Меня интересовали его мысли и суждения, как опытного военного, как отца главы государства.

…Генерал-полковник в отставке Хусейн оказался лет на 12–13 старше меня, приятной наружности, худощавым, выше среднего роста, с чертами лица, говорящими о долгих годах армейской службы. Мы поприветствовали, как велит обычай, друг друга и, вот ведь, как бывает: иной раз бросит человек вроде ничего не значащую реплику, а она запоминается надолго — он меня спросил:

— Как же так, во всех армиях генералы армии имеют четыре звезды, а у вас одна большая?

Пришлось рассказать ему историю возникновения на погоне этой звезды. У нас, говорю, раньше тоже было на погоне генерала армии четыре звезды. Но потом вдруг пришла нашему руководству в голову мысль о том, что в Вооруженных Силах должен быть только один Маршал Советского Союза и еще один — это Верховный главнокомандующий — Генеральный секретарь ЦК КПСС. Но ведь к этому времени было уже несколько Маршалов Советского Союза, да и многие генералы армии рассчитывали стать ими, поэтому и приняли такое не очень уж мудрое, но все же компромиссное решение: оставить все как есть, но чтобы не было обидно будущим Маршалам Советского Союза, а ныне генералам армии, на их погонах сделать не четыре звезды, а одну большую звезду, но с маленькой эмблемой, а в черный галстук парадной тужурки прикрепить золотую звезду с бриллиантами и именовать не «генерал армии», а «маршал армии». Но, видно, то ли по старости, то ли по забывчивости, не довели это дело до конца. Маршалы Советского Союза остались, генералы армии получили большую звезду на погоне, маленькую эмблему и звезду с бриллиантами в галстук, а звание «маршал армии» не прижилось, и остались они по-прежнему генералами армии. А маршалы родов войск — эти и ранее были: маршал артиллерии, маршал войск связи, маршал инженерных войск и т. д.

В начале беседы мы искали подходы друг к другу, говорили о том, о сем, взаимно похвалили форму.

А потом он задал мне прямой вопрос:

— Что, дожили, что дивизиями в афганской армии уже барабанщики командуют?

— Пока до этого еще не доживи, но выдвижение идет быстрое.

— Хальк? — спросил он.

— Пожалуй, больше парчам, — ответил я.

— К добру это не приведет.

Затем он посетовал, что с возрастом стал плохо спать, одолевает его тревога за судьбу родины.

— Все в пропасть скатится, — сказал он.

— Почему?

— Вы не слишком богаты.

— Но мы сильны.

— Америка не слабее вас…

Мы поговорили об истории, о мудрости некоторых правителей.

Когда в 77-78-х годах прошлого века Россия выиграла войну у Турции, и шел процесс, предваряющий заключение договора с турками, то Вена, Берлин, Париж, Лондон оттягивали подписание этого договора, чтобы ослабить и турок, и, главным образом, Россию.

— А мы, — продолжал он, — к тому времени разгромили английский экспедиционный корпус. И наш эмир со своими визирями, не колеблясь, решил ехать в столицу северного соседа, просить, чтобы этот сосед стал патроном Афганистана, чтобы прикрывал своим могуществом его существование. Собрали большие дары, золото, серебро, пушнину, старинное оружие, и сам шах возглавил эту делегацию. Его где-то у Термеза встретил генерал-губернатор Оренбурга, имевший из Петербурга указание как можно дольше возить этого шаха по стране, по историческим местам, с тем, чтобы потом, когда уже будет заключен договор с Турцией по Болгарии — дабы не обострять отношение с Англией, — привезти его в Петербург. Оренбургский губернатор долго возил этого шаха. К несчастью, у него воспалилась нога, вспыхнула гангрена, и шах, заболев, скончался. А в Кабуле произошел переворот, пришла другая власть, и Афганистан остался по-прежнему самостоятельным, без патронажа северного соседа и вне зависимости от Англии, которая господствовала тогда над соседней Индией.