Стихотворения - Лев Кобылинский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Паоло и Франческа
Из 5 песни
«Учитель, — я сказал, — мой дух горит желаньемВступить в беседу с той воздушною четой,Что легкий ветерок несет своим дыханьем!..»Вергилий мне в ответ: «Помедли, и с тобойИх сблизит ветра вздох… любовью заклиная,Тогда зови, они на зов ответят твой!..»И ветер их прибил, и, голос возвышая,Я крикнул: «Если вам не положен запрет,Приблизьтесь к нам, о, вы, чья доля — скорбь немая!..»Тогда, как горлинки неслышный свой полетК родимому гнезду любовно устремляют,Они порхнули к нам на ласковый привет,Дидону с сонмищем видений покидаютИ держат робкий путь сквозь адский мрак и смрад,Как будто их мои призывы окрыляют,—«Созданья нежные, кому не страшен ад,Вы к нашим бедствиям прониклись сожаленьем,Прощая грешников, что кровью мир багрят[14],Наказаны за то навеки отверженьем!..О, если б к нам Творец стал милостив опять,Мы б пали перед ним, как некогда, с моленьем,Да пролиет на вас святую благодать!..Вы к нашим бедствиям явили состраданье,На все вопросы мы готовы отвечать,Покуда ветерка затихнуло дыханье…Я[15] родилась в стране, где По, стремясь вперед,В безбрежный океан ввергается в журчанье,Чтоб скучных спутников забыть в пучине вод…В его[16] душе любовь зажглась порывом страстным(То сердце нежное без всяких слов поймет),Но был похищен он вдруг замыслом ужасным,Что до сих пор еще терзает разум мойИ грудь сжигает мне порывом гнева властным!..Увы, любовь — закон, чтоб полюбил другой,—И тотчас мной любовь так овладела жадно,Что оба в бездне мы погибли роковой…Того[17], кто угасил две жизни беспощадно,Уже Каина[18] ждет, ему — прощенья нет!..»Внимая речь ее, с тоскою безотраднойПоникнул я главой, и мне сказал поэт:«О чем ты в этот миг задумался смущенно?»«Учитель. — молвил я, — увы, не ведал светЖеланий пламенных и страсти затаенной,Что души нежные к пороку привели!»И снова обратил слова к чете влюбленной.—«Франческа, — я сказал, — страдания твоиПоток горячих слез из сердца исторгают;Зачем ты предалась волнениям любви,Ты знала, что они лишь горе предвещают?»Франческа мне в ответ: «О, знай, всего страшнейВ несчастье вспоминать (твой доктор[19] это знает):О счастии былом; но если знать скорейТы хочешь ныне все: и страсти пробужденье,И муки адские, и скорбь души моей,Я все поведаю тебе без замедленья,Исторгнув из очей горячих слез струи…Читали как-то раз мы с ним для развлеченья,Как Ланчелотто[20] был зажжен огнем любви,И были мы одни, запретное желаньеВ тот миг в его очах прочли глаза мои,—И побледнели мы, и замерло дыханье…Когда ж поведал он, как страстная четаСлила уста свои в согласное лобзанье(Как Галеотто[21], будь та книга проклята!),Тот, с кем навеки я неразлучима боле,Поцеловал мои дрожащие уста,И сладостно его я отдалася воле…Увы, в тот день читать уж не пришлося нам!..»Пока она вела рассказ о страшной доле,Безмолвно дух другой рыдал, и вот я сам,К чете отверженной исполнен состраданья.Нежданно волю дал непрошеным слезамИ, словно труп, упал на землю без дыханья…
Повесть графа Уголино[22]
I. (Из песни 32-й)Увидел я потом чету иную,Замерзшую в пучине ледяной,—Там голова одна на голову другуюНависла шапкою; как гложет хлеб поройГолодный бешено, так и она вонзала,Ярясь, в затылок зуб ужасный свой,И как Тидея злоба опьяняла,Когда он мозг врага, безумствуя, сосал,Так череп голова ужасная глодала…«Что сделал он? — в смущеньи я сказал,—За что, как лютый зверь, весь яростью пылаяЕго грызешь, скажи, чем он твой гнев стяжал?..Когда ты прав, его безжалостно терзая,Я в мире том отмщу за горький жребий твой,О нем рассказами живых оповещая,Коль оттого язык вдруг не иссохнет мой!»
II. (Из песни 33-й)От страшной пищи губы оторвав,Он[23] их отер поспешно волосами;Врагу весь череп сзади обглодав,Ко мне он обратился со словами:«Ты требуешь, чтоб вновь поведал яО том, что сжало сердце мне тисками,Хоть повесть впереди еще моя!..Пусть эта речь посеет плод позораИзменнику, сгубившему меня!..Тебе готов поведать вся я скоро,Рыдая горько… Кто ты. как сюдаПроник, не ведаю; по звукам разговора —Ты флорентиец, верно… Я тогдаБыл Уголино. Высших Сил решеньемНам суждено быть вместе навсегдаС епископом Руджьери, чьим веленьемЯ. как изменник подлый, схвачен былИ умерщвлен; услышь же с изумленьем,Как Руджиери страшно мне отметил,Какие вынес я тогда страданья,И чем он ныне казнь такую заслужил!..Уж много раз луна неверное сияньеС небес роняла в щель ужасной башни той,Что „башни голода“ мой жребий дал названье(Хоть многих в будущем постигнет жребий мой!..),Вдруг страшный сон, покров грядущего срывая,Приснился мне полночною порой,—Мне грезилась охота удалая;Она неслась к гope[24], что. много долгих летПизанцев с Луккою враждебной разделяя,Воздвиглась посреди; завидев волчий след,Руджьери с сворою собак голоднойГнал волка и волчат; за ним неслись воследГуаланд, Сисмонд, Лафранк[25]; но скоро бег свободныйИзмучил жертвы их, и вот увидел я,Как звери острые клыки в борьбе бесплоднойВонзили в грудь себе: погибла их семья!Тут стоны тихие меня вдруг пробудили,То хлеба жалобно просили сыновьяИ слезы горькие во сне обильно лили!..Зачем спокоен ты, скажи мне! ты жесток!Коль до сих пор твои глаза сухими были,Скажи, над чем бы ты еще заплакать мог!..Настал желанный час, нам есть тогда давали,Но глухо прогремел в последний раз замок,То „башню голода“ снаружи запирали…Тогда бесстрашно я в лицо сынам взглянул,Слез не было в очах, уста мои молчали,И вот, собравши дух, в последний раз вздохнулИ весь закаменел, не слыша их рыданья;Анзельм, малютка мой, ко мне с мольбой прильнул:„Отец мой, что с тобой?!“ Ответ ему — молчанье,Так сутки целые упорно я молчал,Сдавив в груди своей безумное страданье!Когда же через день дрожащий свет упал,В их лицах я узнал свое изображеньеИ руки в бешенстве себе кусать я стал;Они же, думая, то — голода мученье,Сказали: „Было бы гораздо легче нам,Когда бы, съевши нас, нашел ты облегченье.Ты плотью нас облек презренной, ныне самПлоть нашу совлеки!“ — но я молчал упорно,Бояся волю дать рыданьям и слезам…Прошло еще два дня, на третий день позорный,О для чего, земля, ты не распалась в миг,Мой Гаддо с жалобой, с мольбой покорной„О, помоги, отец!“ упал у ног моихИ умер… Как теперь меня ты видишь ясно,Так видел я потом еще троих,Погибших в пятый день от голода… Ужасно!..Я их ощупывал и звал, слепой от слез,Три долгих дня. увы, но было все напрасно!И вот безумие в моей душе зажглось,—И голод одолел на миг мои страданья!»Замолкнул и опять, как будто жадный пес,Стал череп грызть, прервав свое повествованье,Очами засверкал и зубы вновь вонзилВ еду проклятую и, чуждый состраданья,Зубами скрежеща, вдруг кости раздробил…О Пиза, о позор страны моей прекрасной,Где нежно «si» звучит, о если б покорилТебя нещадный враг… пускай четой ужаснойКапрара двинется с Горгоною скорей[26],Чтоб преградить Арно плотиной самовластно,Пусть жителей Арно зальет волной своей,Пусть яростный поток твои затопит стены!..Пусть был отец изменник и злодей,Но дети бедные не ведали измены!..
Преддверие рая
Я странствовал во сне… Вдали чудесный райСиял бессмертными, небесными лучами…Пещеры адские, земной неволи крайОстались позади и позабылись нами,Еще вздымалась грудь, минувшая грозаЕще пытала мозг ужасными мечтами,Еще не высохла отчаянья слеза,Катился жаркий пот обильною струеюИ адский блеск слепил еще мои глаза,Как в чистом воздухе уж разлилась волноюПрохлада нежная, сквозь дымку облаковЛуч розовой зари дробился над водою,Осыпав золотом ковер живых цветов…Цветы в невиданных доселе сочетаньяхПестрели радостно на мураве лугов,Ползли, виясь, в ветвях, в их дружных лобызаньях,В объятьях трепетных их лепестков живыхЯ узнавал, молясь, в восторга замираньях,Гирлянды райские блаженных душ святых,В один живой ковер сплетенных неразрывно,И я почтил Творца в тот чудный светлый миг!..И песнь незримая, как шепот слов призывный,Вдруг пролилась: «Вперед, о брат, перед тобойПуть восхождения, стремись же непрерывноТуда, где светлый рай сияет за горой!»Вздох легких ветерков разнес тот ропот нежный,Как тихих арф аккорд над трепетной толпой;Скользили облака в лазури цепью снежной,Как легкие ладьи, не морща лона водСкользят, когда порой весь океан безбрежный,Чудесной силою заворожен, заснет…Пурпурная заря все ярче разгоралась,Теней причудливей сплетался хоровод,И песнь призывная все громче раздавалась…
К Сильвии