Фуксы, коммильтоны, филистры… Очерки о студенческих корпорациях Латвии - Светлана Рыжакова

В то время я уже закончил университет. И оказалось, что это был единственный случай в Советской Латвии, когда корпорация приняла нового фукса. Я вообще считаю себя вечным фуксом – все время учусь, «фуксую». Меня, как ольдермана, часто обо всем спрашивают – как следует по традициям. Я не всегда и не обо всем знаю. Но – сужу, исходя и из традиций, и из логики. Потом еще 5 лет ничего особенного не происходило, но во второй половине 1980-х гг. все закрутилось…

Эйженс Упманис характеризует себя как, с одной стороны, «латышского националиста», а с другой – «человека русской культуры и в целом, приверженца монархическим идеалам». Он говорит: «Вообще я консервативен, считаю, что раньше все было лучше, чем сейчас». Но вся его деятельность – как профессиональная, так и общественная, всецело отдана сохранению и поддержанию культурного и исторического облика Риги и памяти о важных местных традициях. Возможно, неслучайно, что и супруга Эйжена Агрита Типане руководит одним из самых интересных рижских музеев и исследовательским центром, говорящим о значительном наследии этого города – Рижским центром югендстиля на улице Альберта.

История жизни Ивана Матвеевича Рошонка (1911–1982), известного латвийского врача, политического репрессированного, прошедшего 15 лет сталинских лагерей, тоже достойна отдельной монографии. В 2011 г. рижской Гребенщиковской общиной была издана небольшая хорошо иллюстрированная брошюра с краткой биографией И.М. Рошонка, написанной Максимом Пашининым, выпускником Московского историко-архивного института. В октябре 2011 г. мне удалось пообщаться с супругой Ивана Матвеевича, Мирдзой Петровной Рошонок (в девичестве – Авотыней; она родилась в 1928 г.). Приведенная ниже биография основана на наших беседах[269].

Иван Матвеевич Рошонок происходил из семьи старообрядцев, очень религиозной, принадлежавшей Гребенщиковской общине. Согласно семейным преданиям, его прапрадед, старовер Матвей Рощенков, пришел в Ригу из Белоруссии, когда был еще молодой человек (вера ему не позволяла идти в армию, брать оружие в руки, и он бежал сюда). Он работал дворником на конюшне, на постоялом дворе, много трудился и был очень бережлив. Ему удалось начать самому заниматься извозом, он создал семью, его сын Степан уже имел несколько повозок, на которых работали наемные кучера. Отец Ивана Матвеевича стал купцом Рижской гильдии, имел в Риге три собственных дома, чайную, был средней руки купцом, но практически необразованным. Его сын, Иван, родился 20 сентября в 1911 г.; в детстве он посещал моленную, обучался грамоте по азбуке и церковным книгам. Мать умерла рано, отец женился вторично, но в 1922 г. он тяжело заболел и написал завещание, в котором выразил пожелание, чтобы сын получил высшее образование. Учеба была довольно дорогая. Понимая, что его вторая жена – женщина молодая, видимо, у нее образуется еще своя семья, он поставил условие, что она вступит в полные права наследства, только когда его сын получит университетский диплом. Вдова, однако, больше не вышла замуж. Мальчика отдали в Рижскую русскую правительственную гимназию, известную многим как Ломоносовская[270], а в 1929 г., по окончании, решил поступать в Латвийский университет на медицинский факультет. В гимназические и студенческие годы много ездил по хуторам и деревням, изучал латышский язык. Он целыми месяцами добровольно и бескорыстно участвовал во всех крестьянских работах, помогал на поле, в косьбе, заготовке сена – все всем, еще и вез туда продукты и разные подарки. Иван много фотографировал, занимался спортивной греблей; удалось ему постажироваться и в Австрии. Его латышский язык был идеален, он еще брал дополнительные уроки у известных филологов. Значительно позднее дочь Ивана и Мирдзы говорила маме в детстве: «Мама, ты – латышка, но папа-то – говорит лучше по-латышски!» У него действительно было очень красивое, свободное владение языком.

Максим Пашинин, автор небольшой биографии И.М. Рошонка, отмечает чрезвычайно его широкий кругозор как врача:

…в то время готовили врачей-универсалов. Врач должен был уметь делать все: операции, и принимать роды, и назначать курс лечения. Он готовил себя быть врачом в Латгальском предместье Риги, где в основном проживала бедная часть населения, особо нуждающаяся в помощи[271].

Иван Рошонок, рижский студент-медик, на лето уезжающий работать и изучать латышский язык в глубинку Латвии. Фотография конца 1930-х гг. из личного архива Мирдзы Рошонок

После окончания университета в 1935 г. (в дипломе он обозначен как «Янис Рошонокс») Иван Матвеевич становится врачом при Больничной кассе Московского (Латгальского) предместья (тут он помогал очень бедным больным людям) и обзаводится частной практикой в своем же доме на улице Ерсикас, на углу с улицей Даугавпилс. Он становится терапевтом-кардиологом, врачом высокого уровня, использует также и народную медицину (траволечение, лечение пчелами, пиявками и т. п). Вскоре Иван Матвеевич женится, рождаются две дочери, которых называют в честь погибших дочерей Николая II – Ксения и Анастасия.

Что касается корпорации, то

в межвоенной Латвии членами русской корпорации были дети – не то чтобы аристократов, но предпринимателей, купцов, фабрикантов, не очень бедных, среднебогатых людей. В основном в корпорацию вступали те, кто закончил русскую Ломоносовскую гимназию. Это были люди, настроенные очень национально, российско настроенные. Но одновременно также они чтили Латвию, были ей очень лояльны. Среди гимназистов было распространено скаутское движение, а также многие ученики, выпускники и преподаватели гимназии были членами русского гимнастического общества «Сокол», известного своими антибольшевистскими взглядами. Вообще, стремление развиться физически иногда могло мотивироваться и политическими задачами – надо стать сильными, «чтобы победить коммунизм», даже физически. Занимались греблей, фехтованием, гимнастикой. И во время соревнований по гребле – были с латвийским флагом, но в цветах лодок и своей одежде использовали и цвета российского флага. Когда наши поступали в университет, то вступали в свою корпорацию. В корпорации были и люди, которые сразу после революции бежали из России; среди них – профессоры, ученые, актеры, художники. Многие из них осели в Риге, кто-то из них стал преподавателем, кто-то – директором школы, кто-то медицину преподавал в университете (известный профессор Клименко). Они поддерживали возвращение царской династии в Россию, были монархистами, считали, что России необходим царь, и были антикоммунистически настроены. Каждый год они посещали президента, стояли в карауле у памятника Свободы, участвовали во всех государственных мероприятиях». Они очень четко разделяли: Родина для них – Латвия, Отчизна – это Россия. И это именно не было противоречие, а – модель существования местных русских. Хорошо бы, если бы и нынешние русские Латвии умели отделять эти две вещи![272]

Вскоре после установления в Латвии советской власти, в июне 1941 г., Иван Матвеевич был арестован. Главными причинами ареста стало его членство в обществе «Сокол» и в корпорации Fraternitas Arctica; своих взглядов Рошонок никогда не скрывал. Часть корпорантов участвовала в группе сопротивления, пытались привлечь и сына первого президента Латвии Яниса Чаксте (который жил тогда в Елгаве) – тот, правда, отказался,

трудно сказать, почему, может быть, так как все же к нему обратились члены русской корпорации. Шпионов и провокантов в то время было огромное количество. Подпольную группу организовали, листовки печатали. Имели связи с русской эмиграцией в Германии и Франции. Да, мы не можем сказать – нас ни за что взяли (такие были, мне их особенно жаль, старых бабушек с хуторов, которые могли покормить случайно кого-то – ах, кормишь партизан!). Было за что, да, мы боролись, делали, что могли! Как все это происходило – наверное, было предательство. Кто и что – неизвестно. Ведь были и пытки, иголки под ногти загоняли, уничтожали людей. Так что – всякое происходило[273].

Из Рижской Центральной тюрьмы на последнем поезде Иван Матвеевич был увезен в ссылку в Сибирь; все последующие заключенные были расстреляны перед наступлением немцев. М. Пашинин отмечает:

Из его друзей трое в 1944 г. уехали на Запад (в том числе и Александр Кузнецов, потомок известного фабриканта), уехала и сестра Зинаида. Один погиб в Курляндии в рядах Латышского легиона, другой после пыток чекистов умер в сумасшедшем доме. В застенках тюрьмы в городе Владивостоке Ивана Матвеевича обвинили в шпионаже в пользу Германии, били, чтобы называл сообщников. Ему дали не «вышку», а 15 лет лагерей, статья 58, 1А. Он был отправлен в особо секретный режимный лагерь Джезказган. Там царил голод и холод. От непосильного труда и истощения у Ивана Матвеевича начали опухать уже не только ноги, но и все тело ‹…› По его воспоминания, настал момент, когда он уже внутренне попрощался с жизнью и буквально вылез из барака, чтобы в последний раз увидеть небо. И тут снова ангел-хранитель вступился за доктора Рошонка. Проходящий мимо зэк Янис Озолиньш буквально споткнулся об умирающего и с удивлением узнал в нем своего земляка Рошонка Он привел его в санчасть и рассказал о том, что на зоне есть доктор ‹…› Работа в медсанчасти спасла жизнь доктору Рошонку. Так же и он, будучи врачом, спас жизнь многим заключенным ГУЛАГа[274].