Черная вселенная - Макс Максимов

– Да.

– До этого к нам прилетали корабли, и нас никуда не переносило, – начал мысль Толя, но потом оборвал ее на словах: – А хотя они же летели…

– Да, они все летели к нам, – добавил Еврин, – Разрушенный «Гефест» был указателем для исследователей – для китайской команды и для этого белого судна.

– А что изменилось? – спросил Храмов. – Почему сейчас обломки «Гефеста» и белого корабля не могут быть приманкой для новых исследователей?

– Легко объяснить, – ответил Еврин, – если случился временной скачок, допустим, на пять или десять тысяч лет вперед и за это время на планету никто новый не прилетал, то все уничтоженные на ней корабли полностью разложились в пыль. Более они не являются ориентиром для вновь прибывших. И если кто-то с Земли, или из этой Вселенной, или из какой другой Вселенной натыкается на эту, простите за выражение, проклятую планету и решает ее посетить, то для него не будет какого-то предпочтительного места. Он прилетит в случайное место для своих научных изысканий или для чего бы то ни было. Нас перенесли в то место, где должно вскоре что-то случиться либо уже случается, но мы пока не видим. И скоро мы выясним, работает ли моя теория или нет.

– Даже если оно и так, то зачем все это? В чем смысл? – спросил Толя.

– Я человек науки, – произнес Еврин. – Наука не отвечает на вопросы «зачем» и «почему». Наука объясняет – «что случилось» и «как это случилось». А «почему» или «зачем» – это уже вопросы к философам. Я понятия не имею, в чем смысл всего, что с нами происходит.

– Но ответить на вопрос «как» мы пока тоже не в силах, – заметил Храмов.

– Не все сразу, – оптимистично произнес Еврин.

Толик посмотрел на пульт дрона и воскликнул:

– Дрон все еще летит вверх! Уже тридцать три километра! Скорость вообще не упала!

18. Предчувствие новой беды

В столовой у столика возле иллюминатора друг напротив друга сидели Толя и Гена, а между ними разворачивалась нешуточная битва. Отрезав Гениному черному королю ладьей седьмую линию, Звезда намеревался следующим ходом конем поставить шах и далее заматовать. Но Гена видел этот простой замысел и выдвинул пешку h на клеточку вперед, чтоб король в этом случае мог отступить. По линии h у Толи так же была нацелена на короля ладья, так что пешкой этой коня бить было нельзя. Возле шахматной доски лежал пульт управления дроном. В графе «высота» была отметка пятьсот тридцать четыре километра, а показатель метров непрерывно увеличивался. Скорость дрона до сих пор не снизилась.

– А мы g6! – с азартом произнес Толик и поставил коня на указанный пункт. – Шах!

Гена молча, без эмоций, с каменным лицом сдвинул короля на h7.

– Черт… что же такое, – Толя чесал предплечье.

– Это третий юношеский, – произнес Гена.

– Я не об этом. Тело зудит, – Звезда почесал руку и нервно огляделся. В столовой сидели еще человек пять, но на картографа внимания не обращали.

– Может, тебе помыться надо? – серьезно спросил Гена, глядя исподлобья на ерзающего на стуле Толю.

– Очень смешно, Гена. Если ты один день не помоешься и сразу весь чесаться начинаешь, это не значит, что все люди имеют такие странности.

– Нет у меня странностей. Я вообще никогда не страдал зудом.

– Да, господи… – Толя встал и принялся чесать спину, – что же это еще за…

– Давай к Пельчеру сходим?

– Пошли, это уже что-то нездоровое…

Медицинский кабинет находился на втором этаже. Звезда зашел без стука и увидел в приемной на лавочке еще двоих людей, ремонтника Володю и программиста Афанасия, расчесывающих себе разные места на теле.

– О! Сидят, – бодро произнес Толя. – Что? Тоже зуд?

– Да, – ответил Володя.

– Чего там? – спросил Гена. Он стоял в коридоре позади.

Пельчер вышел из кабинета в приемное помещение, а следом вышел и врач-психиатр Кирилл Сергеевич Пилюгин – как и Пельчер, кандидат медицинских наук, пожилой специалист, бывший главврач Московской психиатрической клиники, а после полетный врач одной из экспедиций на Марс. Третьим из кабинета вышел Мишкин, застегивая молнию хлопкового комбинезона.

– Инфекция, может, какая? – спросил Толя, окидывая жестом руки сидящих людей.

– Пока сложно судить, – сказал Пилюгин, – на теле нет никаких изменений, даже покраснений от расчесывания нет, что странно. Анализы все в норме.

Мишкин тоже сел на лавочку.

– У тебя те же симптомы? – спросил Пельчер у Толи.

– Да.

Гена протиснулся в приемную, и теперь в ней практически не осталось свободного места.

– И у тебя? – спросил Пилюгин.

– Теперь да, – пробубнил Гена, почесывая поясницу. – Началось. Жжение какое-то, а не зуд. Но терпимо. Просто неприятно.

– Иди помойся, – быстро и тихо произнес Толя, на миг слегка повернув голову к Гене, но на эту фразу никто не обратил внимания.

– Снимайте все, кроме трусов, – сказал Пилюгин, – Мишкин, можешь пока выйти в коридор.

Мужчины стянули свои комбинезоны, сняли белые майки и остались в одних трусах.

– Гена, повернись-ка, – произнес Пилю гин.

– Почему нас смотрит психиатр? – Гена развернулся лицом к двери.

– Потому что это может быть психогенный зуд, – ответил Пилюгин, разглядывая широченную Генину спину.

– А такое бывает коллективно? – спросил Толя.

– Я не могу утверждать, что в этой Вселенной бывает, а что не бывает, – сказал психиатр.

Врачи взяли анализы и соскобы кожи. Выдав успокоительное и снотворное, они отправили космонавтов по своим каютам и рекомендовали ложиться спать, тем более что второй день, проведенный под поверхностью планеты, подходил к концу.

Звезда лежал на спине и смотрел в потолок, который из-за мрака выглядел сейчас темно-серым, почти черным. Предплечье теперь больше горело, чем чесалось, и для Толи это ощущение было комфортнее зуда, если вообще можно так выразиться. Толя понимал, что со жжением он хотя бы сможет уснуть. Успокоительное и снотворное начали действовать. Звезда на ощупь взял с тумбочки за головой пульт и вновь проверил показатели дрона: высота – шестьсот пятьдесят семь километров; скорость на взлете без пассажиров – сто пятьдесят два километра в час, как и прежде. Толя положил пульт обратно и закрыл глаза.

Уснуть сразу не удалось из-за жжения и калейдоскопа мыслей обо всем случившемся, но минут через пятнадцать он задремал, вернее, Толя не мог понять, во сне он или нет, но то, что он не бодрствует, было однозначно. Состояние его сейчас напоминало осознанное сновидение, при котором человек понимает, что видит сон и может в той или иной мере управлять его содержанием. Нечто похожее с ним было и в прошлую ночь. Сейчас Толя, облаченный в зеркальный костюм,