История военного искусства - Ганс Дельбрюк

 2. Эней был издан Рюстовом и Кёхли и затем снова Гугом (Hug). Далее Гуг говорит о нем в "Gratulationsschrift der UniversiW Zwich an die UniversiW ^bingen, 1897 г.". Ср. ^hns, Geschichte der Kriegwissenschaft, Bd. I, § 8 и Ad. Bauer, Kriegsalter, § 2 и 47.

Глава VI. ЭПАМИНОНД.

 Все развитие и усовершенствование военного дела в Греции со времени Персидских войн, как мы его знаем, не заключало в себе принципиальных реформ или изменений. Действительно, принципиальное новшество было делом фиванца Эпаминонда.

 Оно исходило из чисто внешнего, случайного явления старой фаланговой тактики - своеобразной тяги вправо, которая отнюдь не имела какого-либо более глубокого значения, а являлась только следствием того обстоятельства, что щит носили на левой руке; но дальнейшим следствием было то, что победу обычно одерживало правое крыло и нередко - с обеих сторон одновременно.

 И вот Эпаминонд усилил свое левое крыло так, что оно образовало глубокую колонну - под Левктрами в 50 человек глубиною, - а правое крыло, обычно выдававшееся вперед, осадил назад. Таким образом, неприятельское правое крыло, т.е. то, которое привыкло побеждать, натолкнулось теперь на искусственно усиленное сопротивление; левое крыло равным образом ничего не достигло: оно и без того привыкло идти на врага несколько замедленным темпом, а теперь, когда неприятельское правое крыло оказалось отодвинутым назад, здесь вообще дело не доходило до настоящего боя или же он завязывался слишком поздно.

 Увеличение глубины сопровождается укорочением фронта; при равных силах неприятельское правое крыло могло охватить фиванское левое, зажать его и атаковать одновременно с фронта и с фланга. Поскольку сражение протекает таким порядком, для нас еще большой вопрос, выгодно ли в действительности глубокое построение фаланги: если фронт противника в состоянии выдержать натиск, пока его избыточная часть совершит охват и более глубокая колонна окажется атакованной с двух сторон, то едва ли она устоит. Следовательно, необходимым дополнительным условием при более глубоком построении одного крыла является прикрытие укороченного фланга кавалерией.

 Беотия издревле славилась своей конницей. Но Эпаминонд сумел поставить оба оружия - кавалерию и пехоту - в плодотворную, органическую связь. Теперь, когда его левое крыло, несмотря на свое укороченное построение, не подвергалось опасности охвата, оно могло всею тяжестью своей глубины не только оказать сопротивление правому крылу неприятеля, но и само напасть на него. Как триера врезается в своего противника, - говорит Ксенофонт о сражении при Мантинее, - так глубокая колонна фиванцев своим могучим натиском проломила спартанскую фалангу.

 Заведенный Эпаминондом боевой порядок получил название косого строя; раньше того, как мы видели, фаланги шли друг на друга скошенным фронтом, но тактической идеей косой строй становится лишь с того момента, когда Эпаминонд вывернул его наизнанку, искусственно уклонив правое, обычно зарывавшееся вперед крыло, а левое выдвинув и одновременно усилив его. Раньше обе противостоящие фаланги одинаково выдвигали вперед правое крыло, так что бой, несмотря на скошенность фронтовой линии, оставался обычным фронтальным столкновением. Но через новшество Эпаминонда фаланги сходились теперь косо, под острым углом, вследствие чего фронтальное столкновение превратилось в схватку на одном крыле: только одно крыло ведет наступление, другое же устраняется от дела и старается как можно больше избегать непосредственного участия в свалке, связывая и сдерживая часть неприятельских сил одним лишь своим присутствием, одним показом. Для такого заслона требуется меньше сил, чем для боя, а потому избыток можно перекинуть на подкрепление другого наступающего крыла, так что здесь создается искусственный перевес. Теперь стоит лишь опрокинуть натиском мощной массы правое неприятельское крыло, как левое, которое и без того чувствует себя слабее, отступит само собой.

 Отдельные элементы этой тактики мы уже наблюдали и раньше, а именно - глубокую колонну и участие кавалерии на обоих фиванских флангах в сражении при Делии (гл. I, § 7). Присутствие новой идеи в эпаминондовском боевом порядке выражается в том, что крылья меняются ролями. Если бы фиванский полководец укоротил и углубил не левое, а правое крыло, то этим он не достиг бы ничего существенного: одновременная победа обоих правых крыльев в первом акте сражения не раз происходила и раньше, и для этого не требовалось никакого искусственного переустройства. Все это приобретает ценность лишь постольку, поскольку собственно левому крылу обеспечивается победа над правым крылом противника. Здоровая новая идея обычно тотчас дает знать о себе в многостороннем своем развитии. При Левктрах беотийское войско упиралось, вероятно, левым флангом в какое-либо препятствие, что было сделано, несомненно, с намерением, имея в виду затруднить неприятелю охват; а при Мантинее прикрывавшая фланг кавалерия получила подкрепление в специально для этой цели натренированных легковооруженных гамиппах.

 Глубокая прозорливость Ксенофонта в военном деле сказалась в его оценке Эпаминонда. Ксенофонт видит заслугу фиванца отнюдь не в одной лишь созданной им новой тактике, но особенно подчеркивает его другую заслугу - то, "что он приучил войско не бояться никаких лишений и трудов, ни днем ни ночью, не гнуться ни перед какой опасностью и сохранять дисциплину даже тогда, когда не хватало продовольствия".

 1. Основные черты эпаминондовской реформы правильно поняты и изложены Рюстовом и Кёхли, но в подробности следует внести некоторые - довольно существенные - поправки. В особенности важно указать, что тактика комбинированных родов войск была впервые выработана не македонянами, а еще Эпаминондом.

 2. В частности, неправильно сочетать сообщение Диодора, что Эпаминонд имел под Левктрами 6 000 чел., с указаниями Плутарха, который дает спартанцам 10 000 гоплитов и 1 000 всадников, а отсюда делать вывод, что беотяне одержали победу над вдвое превосходившими их силами противника. Правда, и Диодор утверждает, что беотяне победили вчетверо более сильного врага, но так как тот же автор уверяет нас, будто спартанцы потеряли 4 000 чел., а беотяие только 300, то мы не можем придавать цену его цифровым данным. По всем ходу сражения нельзя принять, чтобы одна сторона была значительно сильнее другой. Еще Ад. Бауэр справедливо отметил ненадежность этих цифр; также и Грот отвергает их, но тем не менее принимает, что лакедемоняне имели численный перевес. Я не вижу к этому никакого основания. 6 000 беотян, вероятно, тождественны той "двенадцатой части 70 000", о которой упоминает Плутарх в 24-й главе "Пелопида".

 Далее Рюстов и Кёхли обеспечивают угрожаемый левый фланг беотян не столько кавалерией, сколько сложным меневром пехоты: пока крайнее правое спартанское крыло разворачивается, чтобы зайти фиванцам во фланг, из хвоста фиванской колонны выступает Пелопид со священной дружиной в 300 чел. и со своей стороны угрожает флангу и тылу лакедемонян. Эта версия основана на комбинации рассказа Плутарха (Пелопид, гл. 19 и 23) с рассказом Ксенофонта (Hell., VI, 4). Ад. Бауэр и Дройзен (Droysen) тоже приняли эту версию, но только Дройзен делает при этом оговорку, что нам не известно, где стоял Пелопид перед своим неожиданным вмешательством.

 На это можно возразить, что у Плутарха вовсе не говорится о выступлении Пелопида из колонны, а еще того менее о выступлении в сторону или о нападении на спартанцев с фланга. Там только сказано, что фиванская атака произведена была в тот момент, когда лакедемоняне собирались сделать поворот и потому нарушили свой порядок. Да и немыслимо, чтобы маленький отряд в 300 чел., оторвавшийся от большого массива, мог оказать такое действие. Свидетельство наших источников также и в этом сражении не отказывает спартанцам в их обычной доблести: "Все павшие поражены были в грудь". Триста человек не могли воспрепятствовать такому противнику, при его большом численном перевесе, выполнить охват. Кроме того, действия Пелопида нельзя объяснить ни как импровизацию, - потому что Эпаминонд при коротком фронте своей колонны должен был принять какую-либо меру в предотвращение охвата, - ни как заранее подготовленный маневр, потому что в этом случае дружина Пелопида стояла бы не в хвосте колонны, а уступом сбоку, прикрывавшим фланг. В этом последнем случае нам было бы непременно сообщено о таком построении. Мне кажется, не подлежит никакому сомнению, что Пелопид со "священной дружиной" сражался во главе большой колонны, и если Плутарх отводит своему герою с его отрядом особое место, то это лишь вполне понятная риторическая прикраса. Но Рюстов и Кёхли нашли нужным усмотреть в этом бою прикрытие флангов большой колонны, исходя из совершенно правильной предпосылки, что здесь оно должно было быть, а прямое указание на это они пропустили.