Зачем мы пишем - Мередит Маран

Все ожидали от меня второй книги, но я не совершил этой ошибки и не стал писать сразу. Я вернулся к репортажам для журналов, ездил в Косово, Либерию, Кашмир, Афганистан, Нигерию, Чад и другие места. Писал о реальных событиях порой с безнадежным исходом. Мы, журналисты, делали свое дело, привлекая тем самым внимание всего мира, что потенциально могло спасти многие жизни. Мне посчастливилось работать рядом с очень опытными репортерами, но если я писал о Сьерре-Леоне в гламурный журнал Vanity Fair, то моя статья чаще привлекала внимание из-за моей популярности как автора известной книги.

Я приехал в Сараево в 1993 году с группой независимых журналистов, чтобы освещать происходящие там страшные события. За три недели я прошел путь от официанта до военного корреспондента. Ничто не сравнится с чувством, которое испытываешь, когда впервые видишь напечатанным свое имя.

К тому времени, как достигаешь уровня автора, чье имя красуется в списках Times, литературная работа становится просто частью бизнеса. Есть превосходные, умнейшие книги, никогда не попадающие в никакие списки, и есть полнейший мусор, всегда в них присутствующий. Это знает любой писатель. Ни для кого не секрет, что ни твое присутствие в списках, ни время, которое ты там продержался, не являются полным отражением качества твоей работы.

Бывают моменты — и во время военных действий, и сидя за рабочим столом, — когда трудно поверить, что все пропущенное через тебя может превратиться в страницу текста. Это проделки Всевышнего, или как там его назвать, не знаю, но вы точно пишете так, словно кто-то водит вашей рукой.

То, о чем я говорю, хорошо известно музыкантам-исполнителям: они часто удивляются после выступления, что понятия не имеют, почему так сыграли и откуда взялась эта мощь. Спортсмены, устанавливающие мировые рекорды, тоже признаются: «Я выступил далеко за пределами своих возможностей, совершенно не знаю, что это было». Такое случается и с писателями. Мы все жаждем обрести подобное состояние. Это и есть наш наркотик. Увидеть свое имя в списке Times? Ну что вы! Это слишком никчемно. Пустой опыт. Даже нельзя сравнивать.

Я всегда отделяю себя от читателей, когда работаю. Я отлично знаю, что пишу для них, и много делаю ради учета их интересов — стараюсь, чтобы текст был и доступным, и востребованным.

Но в то же время я пытаюсь отстраниться от мысли, что меня может волновать их мнение. Я пишу для себя. Я изучаю мир, и литературный труд — мой способ его исследовать. Нельзя знать вкусы людей, невозможно угодить каждому. Никто не мог предсказать, что «Идеальный шторм» будет хитом. Попавшее в шторм рыболовное судно? Издатели не знают. Читатели не знают. Никто не знает.

В каждой моей книге есть эпизоды, над которыми я думаю: «Не могу это оставить, ведь потеряю половину читателей». В «Идеальном шторме» таким местом стало доскональное описание, как движется волна. Кто захочет такое читать? Но я сказал себе: «„История этого требует“. Гигантские волны утопили судно; ты должен объяснить, почему и как это произошло».

В конце концов, если никто не будет читать скучные подробные описания, так тому и быть. Я всегда могу вернуться к своим деревьям, если моя затея с писанием книг провалится. Точно не конец жизни. Я еще только собираюсь написать свою лучшую книгу. И я буду включать темы и описания, которым читатели обычно противятся, — просто нужно быть более внимательным к языку изложения и более тщательно прорабатывать все фразы. Я заставлю их съесть этот шпинат. Сам я не люблю шпинат, но если добавить немного чеснока, то съем.

Сейчас я знаю: у меня есть своя аудитория, поэтому на мне огромная ответственность писать хорошо.

Я почувствовал потребность в этом, когда начал работать над «Войной». О последних двух войнах написана сотня книг; кто я такой, чтобы добавлять свой голос в этот хор? Поэтому возникла необходимость написать что-то сильное и полезное. Что-то нужное людям. Мне захотелось создать невероятно глубокую вещь.

«Война» написана за шесть месяцев. Работа над ней сдвинула во мне какие-то очень мощные эмоциональные пласты. Я был слишком переполнен тем, о чем писал. Отсюда чувство огромной внутренней ответственности. Никогда — ни до, ни после — мне не приходилось испытывать ничего подобного. Каждую ночь мне снился Афганистан, я снова был с тем взводом. Подобное состояние ответственности я испытал и при работе над фильмом «Рестрепо».

Я пытался понять, как делается безупречный текст. Я знаю, что такое хороший текст, когда читаю произведения других авторов и даже когда перечитываю собственные. Самое лучшее, до чего я додумался, заключалось в представлении о ритме. Проза должна быть ритмичной. Нужно искать верный ритм для отдельного словосочетания, отдельного предложения, отдельного абзаца.

Когда ритм сбивается, читатель с трудом воспринимает содержание. В этом смысле проза близка к музыке. Следует придерживаться внутреннего ритма, тогда текст будет «сам читаться». Это одна из тех особенностей нашей работы, которой практически невозможно научить других. Как научить человека слышать музыку, если у него нет слуха? Внутренний ритм слова — это ДНК прозы. Вот что такое хорошая литературная работа.

Я уделяю огромное внимание языку. Он действительно для меня важен. С таким отношением пишешь намного дольше, но это того стоит.

Себастьян Юнгер делится профессиональным опытом с коллегами

• Не обременяйте читателей неповоротливыми фразами и вялыми, невыразительными словами. Если вы будете так писать, они отложат книгу и включат телевизор. Завоевывая расположение читателей, вы таким образом зарабатываете деньги за свою работу.

• Пишите не для «рынка», а для себя. Никто не предскажет, какая из ваших книг достучится до каждого человека и соберет огромное количество читателей. Мои лучшие произведения продавались хуже.

• Любите пользоваться метафорами? Тогда советую относиться к ним крайне осторожно. Если ваша душа успокаивается на фразе: «Дождь стучал так, будто кто-то забивал молотком гвозди» (возможно, я тоже грешен в такого рода изысках), — у вас получится мертвая проза. Заставляйте себя серьезно относиться к образной речи и тщательно продумывать то, о чем вы пишете: как это выглядит? как звучит? что напоминает? Находите сильные и оригинальные способы описывать вещи, события, людей. Заставляйте себя это делать.

• Если вы научитесь так работать над текстом, как я только что посоветовал, если сможете найти верный ритм для своей прозы — люди будут читать все, что выходит из-под вашего пера, и молить, чтобы вы писали, писали и писали.

Благодарности

Бекки Коул — лучшему… редактору… на все времена.

Линде Лёвенталь — лучшему… агенту… на все времена.

Творческим сообществам: MacDowell, Ragdale, Mesa Refuge, Yaddo и Центру искусств в Вирджинии — благодаря их поддержке мы смогли воплотить свои мечты в жизнь.

«Двадцатке» — писателям, принявшим участие в создании этой книги и сделавшим несчетные часы ее прочтения не только возможными, но и восхитительными.

Автор жертвует часть вознаграждения за книгу «Зачем мы пишем» обществу 826 National.

826 National — это некоммерческая организация, гарантирующая успех восьми писательских и обучающих центров, ежегодно помогающая около тридцати тысячам молодых людей. Ее миссия основана на понимании, что большие шаги в обучении можно сделать благодаря индивидуальному вниманию и что в основе будущего успеха лежат навыки письма.

Центры 826 предлагают разнообразные творческие семинары и издательские программы, дающие детям в возрасте от шести до восемнадцати лет, находящимся в затруднительном материальном положении, возможность раскрыть свое творческое начало и улучшить навыки письма. Они также нацелены на то, чтобы помочь школьным учителям заинтересовать учащихся в чтении и письме.

Для получения более подробной информации или для того, чтобы сделать пожертвование, посетите сайт www.826national.org.

Об авторе

Мередит Маран — автор десяти документальных книг и одного вышедшего в 2012 году и имевшего шумный успех романа «A Theory of Small Earthquakes» («Теория маленьких землетрясений»). Будучи членом Национального объединения литературных критиков, Маран пишет статьи, эссе и рецензии для самых разных изданий: People, Salon, Ladieʼs Home Journal, Real Simple, Boston Globe, Chicago Tribune, San Francisco Chronicle и лондонской Guardian. Как писатель Мередит Маран преподает литературу в Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе и историко-культурном центре «Дом Мэйбл Додж Лухан» (штат Нью-Мексико). Она входит во многие творческие объединения, такие как MacDowell (художественное сообщество писателей, поэтов, драматургов, художников и композиторов), Mesa Refuge («приют» писателей-документалистов), Ragdale (некоммерческая культурная организация) и Yaddo (художественное сообщество артистов, музыкантов, хореографов, живописцев, скульпторов, фотографов). Мередит живет в солнечной Калифорнии, деля время между литературным творчеством в Окленде и работой в Лос-Анджелесе.