Враги по оружию - Виктор Глумов

Поэтому, когда стрельба возобновилась и с башни жахнули из гранатомета, они воодушевились: противник проявил себя. Потерь пока не было, люберецкие ни по кому не попали, и монахи, затянув священный гимн, ринулись на приступ с новыми силами.

Монахи не подозревали, что одновременно с выстрелом из гранатомета прозвучал другой взрыв — по команде Курганника завалили вход в подземелье. Сам Курганник приготовился стрелять с башни вместе с мутантом, имени которого не знал и не желал узнавать: ни к чему новые знакомства на пороге смерти. И сам Курганник не стал никому представляться, даже Артурке на прощанье не признался, что зовут его Ником. Мама так звала.

Курганник дал очередь поверх голов и спиной прислонился к бронированному листу. Отступать некуда. А помирать — не хочется. И есть еще немного времени, чтобы вспомнить всех дорогих людей и все хорошее, что в жизни было: от мирного одиночества древних могильников до мутафагов, которых он выходил. Друг, сгинувший в Донной пустыне. Жена… ползуна ей в зад и маниса в причинное место! Артурка вот. Хороший парнишка. Когда надоели курганы, Ник начал искать оседлости и пришел на ферму. И ведь Артур даже вопросов не задавал — поверил. Если бы Курганник не осторожничал, были бы у него сыновья — ровесники Артурки.

Монахи перешли в наступление, завыли гимн. Ник наизусть помнил и ненавидел эти слова. Мутант рядом оскалился, зарычал проклятия.

— Ничего, друг. Сейчас мы их заткнем.

Ник приподнялся, выстрелил. Солист забулькал, хор заткнулся. Не поняли еще, что на весь лагерь люберецких осталось четверо смертников. Не в полную силу лезут, осторожничают.

Значит, по-прежнему остается немного времени, чтобы вспомнить. И чтобы пожалеть о своем выборе: долг — одно, а жажда жизни — такая, брат, подлая штука. Она о долге не спрашивает и доводов не слушает, а шепчет в ухо: беги, Ник, беги, Курганник, не кончились еще твои странствия. Мутант заплакал. Курганник отвел взгляд.

Сейчас начнется бой, и воспоминания спрячутся, станет весело. В последний раз. Может, это те же твари, что разносили стойбище, что отца убили, братьев и дядьёв. Может, это те сволочи, которые насиловали тетку, гогоча при этом. А Ник смотрел.

— Ну, друг, давай. Покажем гадам, почем манисово дерьмо в урожайный год!

Мутант улыбнулся и поднял на плечо гранатомет. Еще двое добровольцев бежали к воротам от взорванного лаза, спешили принять участие в своей последней битве. Курганник попытался вспомнить подобающие случаю слова, какую-нибудь патетическую песню, но вспоминалось только старинное, когда-то слышанное:

Я сижу и смотрю в чужое небо из чужого окна,И не вижу ни одной знакомой звезды,Я ходил по всем дорогам и туда и сюда,Обернулся и не смог разглядеть следы.Но если есть с собой огниво и кисет,Значит, все не так уж плохо на сегодняшний деньИ махнет мне авиетка серебристым крылом,И на Пустоши оставит только тень…

Курганник не знал ни автора песни, ни того, когда она появилась, но простые эти слова наполняли его душу смутной тоской и сожалением: не было в небе над Люберцами авиетки, никто не манил Ника Курганника в высь.

Затянули свое и мутанты, в три голоса: мрачную песню кочевых народов, потерявших свою Родину и не обретших новый дом. Курганник помнил: эту песню очень любил отец.

Воспоминания оборвались — монахи, собрав все силы, ринулись в наступление, и стало жарко. Курганник стрелял из укрытия, прятался, менял рожок, летели под ноги пустые гильзы. Упал, раненый, один из мутантов, но успел-таки забрать с собой несколько нападающих. Ночь тянулась бесконечно долго, патроны все не кончались, но на исходе были силы.

Рухнул второй доброволец, скошенный очередью, а третий вдруг бросил автомат и принялся молиться своим богам. Курганник под сплошным градом пуль подполз к безымянному товарищу, потряс его за плечо. Мутант огрызнулся. Тогда Ник оставил его в покое.

Как только монахи сломают ворота, им обоим конец. Не стоит осуждать отчаявшегося.

Ник с ужасом понял, что и сам на грани отчаяния. Смерть близка и неминуема, а так хочется вернуться назад, вместе с другими, с Артуркой, нырнуть в лаз. И бросить самоубийц за спиной. И презирать себя за слабость всю оставшуюся жизнь. Ворота содрогнулись — их таранили. Скольких Курганник убил сегодня? Не считал. Зря, наверное.

— Ну что, уроды? — крикнул он, стараясь заглушить страх. — Не терпится сдохнуть?

Стрелять, по ворвавшимся будет бесполезно. Мутанта не растормошить. Курганник оглядел оставленный Хамлом арсенал: несколько гранат, запас патронов… Решение пришло быстро. Руки дрожали, но он соорудил из взрывчатки пояс, оставил короткий шнур, который горит два удара сердца, взял автомат и спустился к воротам. Монахи уже почти выбили мощный запор. Курганник, чувствуя, как отнимаются ноги, как предательски сводит мочевой пузырь, дал очередь по приоткрывшимся створкам. Ответили огнем, не попали. Новый удар — ворота почти распахнулись, засов не выдержал. Ник Курганник отбросил в сторону автомат. Достал огниво, прикурил самокрутку.

Ворота распахнулись. Ник подпалил шнур и кинулся вперед, огромным прыжком преодолевая расстояние от жизни до смерти, от двора лагеря люберецких кормильцев до валившей внутрь толпы монахов. Оба сердца Курганника пропустили удар.

Он закричал. Монахи вскинули оружие и открыли огонь. Курганник успел почувствовать пули, врезающиеся в его плоть, но это было уже не важно: шнур догорел, и у створок ворот раздался мощный взрыв. Мир озарился вспышкой, яркой, как тысячи солнц. Свет, который поначалу казался пронзительным, сделался ласковым. Вдалеке — Ник откуда-то знал — его ждала мама, улыбалась и протягивала руки.

Мутант на вышке перестал бормотать молитву, истошно завопил и принялся расстреливать штурмовиков. Мутант был молод и совсем не хотел умирать. Но пришлось.

Хамло шел первым, за ним следовали люберецкие, потом — Артур, Маузер и Тимми, а замыкали шествие мутанты. Нарушать безмолвие никто не решался. Только Тимми вздыхала украдкой, по Курганнику, должно быть. Артур мысленно простился с коновалом, помянул и остальных ребят с фермы, умерших в походе на Москву: и погонщика Паша с его вечными банальностями, и косоглазого охотника Маклая, и Проньку-дурака, и Щуплого, и Клопа. Мысли норовили свернуть к Нике и Лане, но он одергивал себя.

Секретный ход, которым двигался отряд, раньше служил тоннелем, и по нему двигались самоходы или еще что-нибудь. На полу остались рельсы. С потолка капало, стены дышали сыростью, по ногам тянуло сквозняком. Артур боялся, что ход не выдержит взрыва, начнется обвал, но судьба была милостива к беглецам.

— Что тут было-то? — не выдержал Артур, спросил будто бы у всех, а на самом деле — у Тимми, но откликнулся Маузер:

— Метро тут было. Таганско-Краснопресненсйая линия… Метро — это вид т ранспорта такой. Подземный.

— Интересно, — Тимми старалась говорить нагловато, но получилось жалобно, — а мутафаги тут водятся? Один из люберецких обернулся:

— Кровососы. И крысы.

Артур вспомнил давнюю встречу с кровососамиnote 10и втянул голову в плечи. Еще не хватало. Тогда его вытащил мутант Орв, позвал из забытья. А теперь кто поможет? Вряд ли Фирг, столь легко отправивший троих соплеменников на верную смерть, обладает теми же способностями.

— Да вы не волнуйтесь. Одному страшно, а если толпой, они не нападут, — успокоил люберецкий.

Лучи фонариков, расходясь и пересекаясь, метались по стенам. Артур старался смотреть под ноги. Считать ли себя трусом за то, что ушел, не вызвался прикрывать? Считать ли трусами остальных? Нет, ни от кого нельзя требовать пожертвовать жизнью. А у него Ника и Лана, он обязан вернуться, даже если семью его убили, а ферму сожгли омеговцы. Обязан отомстить. Как Курганник «задолжал» Ордену Чистоты, так Артур должен Омеге. И лично «брату» Лексу. Что-то зашуршало в темноте впереди, Хамло резко остановился, за ним замерли люберецкие, Артур врезался в чью-то спину. Маузер вскинул оружие.

— Там, — голос Хамла звучал еще тише, чем обычно, — там дети, что ли?

Тимми начала проталкиваться вперед, Артур, особо не задумываясь, двинулся за ней, выглянул поверх плеча Хамла. Действительно дети. От совсем маленьких, как Лана, до ребятишек постарше, сезонов двенадцати-двадцати. Все они были голые, грязные, до ужаса истощенные — колени толще бедер, черепа обтянуты тонкой кожей, сальные пряди волос падают на глаза. Дети сидели на рельсах, босые ноги в холодной грязи.. Тимми длинно всхлипнула и рванулась вперед, Артур перехватил ее за руку:

— Тихо. Напугаешь.

Взрослые застыли, не зная, что делать. Шепотом передавали назад новости: нашли толпу беспризорников. Тимми высвободила руку, шагнула вперед, присела на корточки перед крайней малышкой: