Кавалер умученных Жизелей (сборник) - Павел Козлофф

Девушка овладела собой, но сердце колотилось.

– Мне кажется, я была близка к тому, чтобы не успеть сказать Нью-Йорку ни здравствуй, ни прощай.

– Да брось, машина в порядке. Да и дорога просто скоростная, а не гоночная. Я же тебя с ветерком хотел, чтобы влетела в новый мир стремительно – вот тебе и адаптация.

– И, чтоб души не раскрывала, ее ты в пятки мне загнал.

– Нет, раскрытие души осталось в программе. Пятым номером. А сначала размещение, души-макияжи, и ужин тет-а-тет.

– Ну, со своим уставом я завтра выступлю. А поужинать с тобой придется – должен же ты меня ввести в курс дела.

Выяснилось, что квартета в работе не будет. Алик выпал. Его брали в Москву, как сопровождающего и переводчика. Сам он учился на Факультете гуманитарных дисциплин, по окончании получит степень бакалавра.

– Три года полагается, а я уже шестой бултыхаюсь. Нечего спешить.

– Джордж – преподает. Диана в докторантуре на высшей ступени – Факультете Искусств. Мне то, с таким свиным рылом, да в их калашный-раскалашный ряд. Да и вообще, не очень-то я хочу бакалавром быть. Ерунда. Я гонщиком буду.

Они пришли в японский ресторан. Освещение приглушенное и столики обособлены, соседей не видать.

– Здесь хорошо, хотя бы не в окружении сидеть, – Алик огляделся, – А то все торчат вокруг, пялятся, и вожделеют.

– Как это так, – не расслышала Марина, – кто что делает?

– Вожделеют. Что же еще? – только и делают.

– Это как это – вожделеют? Сами по себе? Тебе-то что. Видимо, объект есть.

– Вот то-то и оно-то. Нашли объект, сволочи.

– Да что за предмет у них. На тебя, что ли, «вожделеют»?

И Марина пристально посмотрела на собеседника. И даже оглядела. И разглядела. Алик – как она не видела раньше? – был собою, несомненно, хорош, и даже более. Марина продолжала говорить ни о чем, и наблюдала. Брутальный облик оброс соответствием повадок. В каждом движении головы, туловища и рук была какая-то нарочитая выделанность, демонстрация полного владения телом. Будто каждый палец, казалось, поддерживал беседу. И, в целом, Алик походил, на леопарда, лениво, в уверенности победителя, отворачивающегося от потенциальных жертв, не интересных на сытый желудок.

– Ух, ты, – Марина взглянула хищнику в глаза, – как же я тебя не видела?

– Ты видела другое: что я братишка твой и друг, красавица моя русская – Алик мотнул головой в сторону остального мира, – а там все похоть и криминал. Ты ведь не вожделеешь меня? Потому что ты другая, сестрица Маринушка.

– Слушай, американский мой сводно-двоюродный. Тебе же со мной легко и просто. Так что, если хочешь душу излить, то я вся твоя, – и Марина удивилась, как же ей с ним свободно и откровенно.

– Ты что, за садиста меня держишь? Не буду я ничего изливать, душу твою чистую тревожить. Я через многое прошел. И ненавижу всю эту похотливую свору шлюх и пидеров. Может, я найду себя, но мне в одном вопросе разобраться надо. Ну, почему так медленно? Скорость, скорость, нажимай на газ.

– Спокойно. Притормози. И доставь меня, пожалуйста, в мой, на полгода, приют. Все покоя просит. Пока. Ты проводишь завтра на факультет?

– Yes. А сначала провожу, и пожелаю вам Good night.

Венецианская комета

– Ты же ничего не знаешь обо мне. Да, близость провоцирует. Близость – это желание, настроение. А женитьба – это поступок. И фатальный, – Елена только раз попыталась остановить стремительность судьбоносного вихря. Максим сжигал мосты:

– Я не хочу, и не буду думать о практике жизни. Я узнал, что значит мечтать и любить. Ты любовь моя и мечта. Если ты выйдешь за меня, я буду счастлив. А ты будешь сиять, ты будешь собой. Чтоб жить, мне нужно чувствовать: здесь, рядом, есть звезда моего имени.

– На звезды порой находят тучи, и холоден их блеск.

– Нет. Не важно. Стань моей женой, и все будет, как ты захочешь.

– Я хочу, чтобы ты не менял своей жизни. Она сделала тебя таким. Я узнала тебя и полюбила. Пусть я буду твоей персональной любовной и культурной программой. Ты сможешь настраивать меня, включать. Господи, что за бред. Максим, я говорю, потому что доверяю. Мои привычки, мои настроения, они – мой мир, и я не хочу его менять.

– Ни в коем разе. Ты сохранишь их, а я буду думать: «Сегодня у моей супруги настроение, она по привычке ушла в себя – не будем ей мешать».

И Елена Ниловна прошептала: «Засылай сватов».

«Вы слышали, Максим Ромин женится на Волочковой»; «не на Волочковой, а на ее лучшей подруге»; «Муза ему нужна для ведения бизнеса», – пронеслись слухи в определенных деловых кругах. И реальность подтвердила – скоро свадьба.

Максиму хотелось устроить праздник из праздников. Благо, Елена против торжества не возражала. Напротив, поддерживала все предложения своего увлеченного жениха. И однажды предложила тоже:

– А не думаешь ли ты, Максим, что будет правильно и здорово пережить достаточное количество: «Горько», а потом. Пусть гости проводят молодых в свадебное путешествие, сами же веселятся всласть до утра.

– Да, да, Куда ты хочешь?

– Поедем в Венецию. Там как раз карнавал. Мы поплывем на гондоле. Сказочный город будет бурлить весельем, и ничто не помешает нам быть уверенными, что праздник в нашу честь. И все эти таинственные маски – наши гости.

– Ах, я дурак. Да и где мне придумать такое! Мы едем. А как бы еще сделать, чтобы наша память с постоянной радостью и благодарностью возвращалась к свадебным дням? – Ну, я думаю, выцарапать на дворце Дожей – «Здесь были Лена и Макс» – предложила Елена задумчиво.

Свадебные события соответствовали замыслу. Только на дворце Дожей не расписывались. Зато на острове Мурано, что с Венецией рядом, и где уже больше тысячи лет стеклодувы создают шедевры из хрупкого материала, заказали и получили скульптуру «Влюбленные». Маэстро, так именуются лучшие художники, сведущие во всех тонкостях работы со стеклом и делающие каждое творение неповторимым, учел все пожелания сеньориты, нет, простите – сеньоры. Он оценил ее вкус и взгляд знатока – Елена давно любила и собирала Муранское стекло. Как принято, маэстро подписал авторское изделие. И еще была искренняя приписка: «С любовью».

Они вернулись в Москву. Обсуждения и пережевывания их союза продолжались. Еще когда Максим Ромин представлял окружающим невесту Елену, женщины сразу подумали: «ну и фифа». А бизнесмены (таков, в основном, был круг его общения) нашли ее, несомненно, привлекательной, но слишком сложной. На него смотрели с недоумением и действия не одобряли.

Советы Максиму были не нужны. Еленой он был очарован. И принял решение позволять себе исполнение желаний.

Елена не изменяла себе в общении с окружением мужа. Она не вступала в разговоры. Когда к ней обращались, отвечала односложно, бывала задумчива. Ее интеллигентная и учтивая вежливость сохраняла дистанцию в отношениях. «Странная» – о ней судачили, и отыскали дефект: при движениях мысли Ромина слегка скашивала глаза.

Пара изредка принимала участие в светской жизни. К Елене попривыкли. Ромина бывала со всеми ровна. Красота ее была очевидна, но дамы раскусили, что поводов для волнений нет: она и не думала посягать на их кавалеров. Максим делал деньги, держал открытый дом. Страстное обожание сменилось гордостью супругой. Шел двадцатый месяц счастья.

И вот, нарядные елки украсили Московские площади. Дни стремительно приближали Новый год.

Ромины планировали отпраздновать Рождество в подмосковном доме. Предпраздничная суета властвовала миром. Максим жил на даче, готовил ее для гостей. Ездил с поздравлениями, принимал поздравителей в офисе. Надо было еще доделать что-то неотложное. Москва застыла в пробке и издергала нервы. С Еленой переговаривались по телефону – она любила городскую жизнь. Так вроде и в этот день – Максим Ромин пытался по Киевскому шоссе прорваться в город на деловую встречу.

Но, в городской квартире, на Мичуринском, Елена Ромина, окончательно отрешенная от суеты, испытующе, не отрываясь, смотрела сквозь потолок в открывшуюся бесконечность.

Великолепная авторская работа из муранского стекла, драгоценное недавнее приобретение, утратила декоративное предназначение. Как бы выправленный в дугу и стремящийся ввысь бумеранг, насыщенный голубизною темного неба, с проникающими спиралями серебра, сослужил недобрую службу в безжалостных руках. Сведенная в верхней точке острым конусом, обращенная вниз, скульптура пронзила Елене Ниловне сердце.

Труп обнаружила домработница. Бросилась к консьержке, та к телефону. Милиция отреагировала выездом. В пять минут известие о трагедии пронеслось по двору. Раньше милиции возникла пресса. Вскорости в интернете, а вечером в газетах появились информации с броскими заголовками: «Загадочный финал загадочной жизни», «От какой нечисти избавляет Муранское стекло», «Жрица искусства и творение: жертва и палач», «Бизнесмен убил жену голубым фаллосом из стекла».