Собрание сочинений - Карлос Кастанеда

— Что с тобой случилось потом, Ла Горда?

— Нагваль похоронил меня, — сказала она. — Девять дней я обнаженной пролежала в земляном гробу.

Опять последовал взрыв всеобщего хохота.

— Нагваль сказал, что ей нельзя выходить оттуда, — объяснил Нестор. — Бедной Ла Горде пришлось делать все в свой гроб. Нагваль замуровал ее в ящик, который он сделал из палок, прутьев и земли. Лишь сбоку была маленькая дверца, чтобы давать воду и пищу. Все остальное было плотно заделано.

— Почему он похоронил ее? — спросил я.

— Это был единственный способ поместить ее под защиту, — сказал Нестор. — Она должна была находиться под землей, чтобы земля исцелила ее — нет лучшего лекаря, чем земля. К тому же Нагваль должен был снять ощущение того камня, который был сфокусирован на Ла Горде. Земля — это экран, она ничего не пропускает сквозь себя ни туда, ни обратно. Нагваль знал, что Горде не станет хуже от того, что она на девять дней будет похоронена. Ей могло стать только лучше, что и случилось.

— Ла Горда, что это за чувство — быть похороненной? — спросил я.

— Я чуть не свихнулась, — сказала она, — но это было просто индульгирование. Если бы Нагваль не поместил меня туда, я бы умерла. Сила этого камня была для меня чересчур велика. Его владелец был очень крупным мужчиной. Похоже, его ладонь была вдвое больше моей. Он держался за этот камень ради собственной жизни, но в конце концов кто-то убил его. Его страх ужаснул меня. Я могла чувствовать, как что-то надвигается на меня, чтобы пожрать мою плоть. Именно это чувствовал тот мужчина. Он был человеком силы, но кто-то еще более могущественный одолел его.

Нагваль говорил, что если иметь предмет такого рода, то он принесет несчастье, потому что его сила входит в столкновение с другими предметами такого же рода и владелец становится или преследователем, или жертвой. Нагваль говорил, что у таких предметов в самой их природе заключена война, ведь та часть нашего внимания, которая на них фокусируется, чтобы придать им силу, является очень опасной и воинственной.

— Ла Горда очень жадная, — сказал Паблито. — Она рассчитывала, что если найдет что-нибудь такое, что уже имеет большой запас силы, то станет победительницей, так как в наше время уже никто не заинтересован в накоплении силы.

Ла Горда утвердительно кивнула.

— Я не знала, что можно подцепить что-либо еще кроме той силы, которую имеют такие предметы, — сказала она. — Когда я впервые просунула палец в отверстие и зажала камень в ладони, рука стала горячей и начала вибрировать. Я почувствовала себя действительно большой и сильной. Я скрытная, и поэтому никто не знал, что я держу камень в руке. После того как я держала его несколько дней, начался настоящий кошмар. Я чувствовала, что за владельцем камня гонятся, и ощущала его страх. Он был, несомненно, очень сильным магом, и тот, кто его преследовал, хотел не только убить его, но и съесть. Это просто ужаснуло меня. Мне следовало немедленно бросить камень, но переживаемое мною чувство было настолько новым, что я вцепилась в него, как последняя дура, а когда наконец бросила его, было уже поздно. Что-то во мне попалось на крючок. Я стала видеть людей, подступающих ко мне, одетых в странные одежды. Я чувствовала, как они раздирают меня на части, отрывая куски мяса с моих ног маленькими острыми ножами и просто зубами. Я обезумела!

— Как эти видения объяснил дон Хуан? — спросил я.

— Он сказал, что она больше не имела защиты, — ответил Нестор, — и поэтому могла воспринимать фиксацию этого человека, его второе внимание, которое было влито в этот камень. Когда его убивали, он держался за этот камень, чтобы собрать всю свою концентрацию. Нагваль сказал, что сила этого человека ушла из его тела в его камень; он знал, что делает. Он не хотел, чтобы его враги получили его силу, съев его тело. Те, кто убивал его, знали об этом, вот почему они пожирали его живьем, чтобы получить ту силу, которая все еще оставалась в нем. Ну а Ла Горда и я, как два идиота, нашли этот камень и выкопали его.

Ла Горда кивнула с очень серьезным выражением лица.

— Нагваль сказал мне, что второе внимание — самая свирепая вещь на свете, — сказала она. — Если оно сфокусировано на предметах, ничего не может быть хуже.

— Ужаснее всего здесь то, что мы цепляемся, — сказал Нестор. — Тот человек, который владел этим камнем, цеплялся за свою жизнь, за свою силу, вот почему он пришел в ужас, почувствовав, как съедают его плоть. Нагваль говорил, что если бы он отказался от своего чувства обладания, то в нем не было бы никакого страха.

Разговор угас. Я спросил остальных, есть ли у них еще какие-нибудь мнения. Сестрички с удивлением посмотрели на меня. Бениньо хихикнул и прикрыл лицо шляпой.

— Мы с Паблито были в окрестностях Тулы, — сказал он наконец. — Мы облазили все пирамиды, какие только есть в Мексике. Они нам нравятся.

— Почему именно все пирамиды? — спросил я. — Зачем они вам понадобились?

— Да кто его знает, — ответил он. — Наверное, потому, что Нагваль запретил нам это делать.

— А ты, Паблито? — спросил я.

— Я ездил туда учиться, — сказал он вызывающе и засмеялся. — Я жил когда-то неподалеку от Тулы и знаю эти пирамиды, как свои пять пальцев. Нагваль говорил, что он тоже жил там раньше. Он знал о пирамидах все, он сам был из народа толтеков.

Тут я понял, что на археологические раскопки в Туле меня погнало нечто большее, чем простое любопытство. Приглашение друга я принял главным образом потому, что во время моего первого приезда к Ла Горде и остальным узнал о доне Хуане нечто такое, чего сам он мне никогда не говорил, — что он считал себя потомком толтеков. В древности Тула была центром империи толтеков.

— А что ты думаешь об атлантах, разгуливающих по ночам? — спросил я у Паблито.

— Конечно, по ночам они ходят, — сказал он. — Эти штуковины стоят