Выкупи меня - Яся Белая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она мотает головой, но всё-таки поясняет:
— Было, пока я не увидела Драгина и Темникова. «Цветок» — всего лишь излучатель. Значит, его можно глушить, как глушат, например, сотовую связь. Это же не фантастика в наши дни. Нам в академии рассказывали о подобных технологиях.
— Бинго, Сахарок, — я даже чуть уязвлён её сообразительностью. — Но было что-то ещё.
— Ещё?
— Да, — говорю так таинственно, как позволяет обстановка. — Воздействие на мозг можно оказать, только если мозг открыт и не занят чем-то более важным. — Притягиваю к себе и, наклонившись, выдыхаю в волосы: — Я вспоминал нашу брачную ночь. Мгновенье за мгновеньем. Твою отзывчивость, твои стоны, то, как ты сладко выгибаешься. Раз за разом. Словно видео на реверсе. У цветочка не было и шанса.
Ника краснеет и улыбается.
Вот и хорошо, пусть знает, что я под завязку полон ею. Что я дышу, живу, передвигаюсь вообще лишь потому, что она рядом. Что я должен её защитить. Вытащить из этого дерьма.
А потом — залюбить. Долго-долго. Пока не сорвёт голос.
Мы уже почти у двери, за которой нас ждут вертолёт и свобода, когда — словно черти из табакерки — выскакивают эти идиотские адепты. Сколько их? Считать некогда. Болтов у меня всего двадцать пять. Вернее, двадцать четыре — один застрял в мастере.
Отталкиваю Нику в ближайшую нишу, закрываю собой. Вкладываю первый болт.
Ну, что ребята, потанцуем!
Обожаю это оружие. Его точность. Его мощь. Его музыкальность.
Убивать нельзя. Но арбалетный болт, вонзаясь в тело, и так основательно выносит.
Пятнадцать.
Ещё девять в запасе.
— Идём.
И снова маленькая ладошка ныряет в мою. Осторожно сжимаю тоненькие пальчики…
Бежим, почти несёмся к выходу. Потому что вокруг — форменный ад. Здание вот-вот схлопнется, как карточный домик.
Драгин с Темниковым должны были уйти через другую дверь.
Надеюсь, они знают, что делают.
Наконец, мы выскакиваем во двор.
Оу, уже воцарилась ночь. До вертолёта — метров сто. Скоро будем далеко отсюда.
Но, блядь, не зря говорят: хочешь насмешить бога — расскажи о своих планах.
Потому что бог такой — оба! — а у меня на тебя другой расклад.
Как «поёт» арбалетный болт — я угадаю всегда. Успеваю только оглянуться.
Летит прямо в Нику.
125 метров в секунду — это скорость, с которой несётся смертоносный арбалетный снаряд. Скорость, которая не оставляет времени на размышления. Которая заставляет принимать решение мгновенно.
Единственно верное.
Я кидаюсь навстречу серебряному «жалу». Между Никой и смертью.
Меня прошивает адской болью.
Падаю, как в замедленной съёмке, нелепо взмахнув руками.
Навзничь.
Говорят, в такой момент должна жизнь перед глазами проноситься.
А у меня только Ника. С того мгновения, как увидел её в сквере возле академии.
Ника — моя жизнь…
…не плачь… только не плачь… у тебя такой красивый смех…
[1] Песня Селин Дион из к/ф «Титаник»
Глава 11. Разбитые мечты
Ника
Гад ты, Ресовский. Сволочь! Ненавижу!
Как ты мог? Зачем подставился?
Не прощу!
Прав был Глеб, обозвав тебя кретином. Кто же так делает? А если бы болтов было много — дикобразом бы стал?
Ууу… убила бы. Не будь ты весь оплетён трубками. И не пищи рядом с тобой все эти приборы.
Там, в вертолёте я чуть не поседела.
Картинки приходят обрывочные и ужасные.
Как я кричу, пытаюсь голыми руками остановить кровь, схожу с ума, от незнания — что делать: вырвать этот болт или оставить в теле?
Хорошо, вовремя побегают Глеб и Всеволод. Они вдвоём тащат Аристарха в вертолёт.
Я плетусь следом.
У Ариса болтается голова. Но иногда он вскидывается, мажет по мне расфокусированным взглядом и улыбается. Так же бессмысленно, как улыбался под воздействием цветка.
И бормочет:
— Ника… Сахарок… всегда…
Пока Драгин — сам лично! — поднимает в воздух вентокрылую машину, команда врачей, которых кстати захватили с собой, (предполагался бой и раненные), колдуют над Ресовским.
Уж не знаю, дали ли ему обезболивающие, хотя я орала, чтобы вкололи всё, что у них есть, но с уст мужа срываются только сдавленные стоны и шипение.
Мужественный идиот! Бесит дико! Сердце разрывается в клочья. Хочется залезть ему под кожу, попасть в кровь, и вывести, впитать всю его боль.
— Люблю… — шепчет в минуты просветления, сжимает мою ладонь, улыбается ранено и снова улетает во тьму…
Пока мы летим — я думала, сойду с ума.
Больница, на крыше которой находится вертолётная площадка, и уже готовая команда реаниматологов, кажется мне спасительным ковчегом. Передавая Ариса в руки врачей, была уверена — теперь спасён. Ещё на борту доктора дали хороший прогноз — попало в плечо, жить будет, но помучиться придётся.
Но, тем не менее, из операционной медики, как мне казалось, не выходят целую вечность.
А потом Глеб буквально заставляет, чтобы меня тоже осмотрели и укололи успокоительное.
Я засыпаю на маленькой кушетке.
А вскочив и наскоро приведя себя в порядок, бегу в палату. Сажусь в кресло и не могу отвести глаз от… любимого.
Да, теперь точно, — любимого. Он — в моём пульсе, в моих венах, в моём сердце.
Люблю, восхищена и очень зла.
Это от испуга, Арис. Не бойся. Мне просто было так страшно потерять тебя, глупый. Я ведь не сказала тебе те слова, что ты твердил всю дорогу. А ты должен знать. Поэтому — не смей умирать! Мой мужчина, мой муж, мой единственный. Я детей от тебя хочу! Троих! Двух мальчишек и дочку, слышишь!
Я уже всё придумала — у нас будет маленький домик в лесу,