«СМЕРШ» ПРОТИВ «БУССАРДА» (Репортаж из архива тайной войны) - Губернаторов Николай Владимирович

«Вы готовы?» — обратился Арнольд ко мне и Больцу. Больц молчал, а я не выдержал и стал возражать.

«Господин подполковник, я просил бы вас не спешить с проведением операции, выслушать мои аргументы и доложить их командованию армии, — начал я взволнованно. — Забрасывать сейчас подростков в тыл Красной армии бесполезно, никакого эффекта мы не получим. На улице зима, начались морозы, снежный покров довольно большой и с каждым днем увеличивается. Подростки не одеты и не обуты в зимнюю одежду и обувь. Будучи сброшенными в лес или поле в летней экипировке, они замерзнут и будут стремиться не к выполнению задания, а к тому, чтобы где-то и как-нибудь согреться».

«Если подростки будут мыслить и думать только о тепле, — прервал меня Арнольд, — значит, вы не подготовили их мышление к исполнению приказа. А они должны делать то, что мы им вложим в головы. Мышление у нас в Абвере должно присутствовать только в отдаче и в исполнении приказа. А начало операции — это приказ, и мы обязаны его выполнить».

«Я согласен с вами, господин подполковник, приказ надо выполнять. Но в данном случае мы не сможем его выполнить и никакой поддержки вермахту не окажем. Я пережил под Москвой зиму 1941 года и видел мучения наших обмороженных солдат. Но это были взрослые, стойкие гренадеры, а здесь, у нас, по существу, еще дети. Поэтому я предлагаю операцию отложить до теплого времени. Тем более что фронт стабилизировался и вермахт прочно удерживает позиции у Витебска и Орши, преграждая Красной армии путь в Белоруссию. Ее войска сидят в обороне и еще не оправились от летне-осенних боев».

Арнольд и его начальник штаба глушили коньяк и были до омерзения пьяны. Заплетающимся языком Арнольд твердил:

«При всех ваших аргументах я обязан и требую от вас выполнения приказа», — повышая голос, уже почти кричал он.

«А я не могу его выполнить, — отвечал я повышенным тоном. — Потому что результат будет нулевой».

«Тогда, — хрипел Арнольд, — я отстраняю вас от операции и должен наказать!»

«Поступайте, как вам угодно и выгодно!» — бросил я в хмельном угаре, после чего встал и вышел из комнаты.

Одевшись, я решил прогуляться на морозному воздуху, чтобы остыть от неприятно острой полемики. На улице меня охватило радостное ощущение русской зимы. Опушенные седым морозом монастырские липы мирно дремали в алмазных блестках инея. Сквозь застывшие в серебряном кружеве ветки выглядывал с небосклона полный месяц и расстилал по белым холстам снега причудливые светотени. Было вольготно и тихо. Я упоенно шагал по аллее, вслушиваясь в аппетитный снежный хруст под ногами.

Конечно, я понимал, что в разговоре с шефом допустил горячность, что в Абвере не принято и считается служебным грехом. В то же время у меня выплеснулась вся накипевшая ненависть по поводу гнилых нацистских порядков и солдафонской психологии Абвера. Зная хорошо стиль его работы, идеологию его работников, у которых всегда преобладает традиционно слепое подчинение приказу, страх не выполнить его, я должен был бы учитывать это и действовать более гибко. Но не получилось. Видимо, слишком велико было у меня стремление сберечь ребят для Отечества. Тем пс менее предстоит еще бороться и надо себя поберечь — Родине я еще принесу пользу.

Вернувшись к себе, я осмотрел свою одинокую комнату, взял гитару, и невольно всплыла мелодия романса на слова Ивана Бунина:

«Что напрасно мечтать! Кто на песню откликнется? Каждый слышит в ней только свое… Пусть же сердце скорей с одиночеством свыкнется, Все равно не воротишь ее!»

И тут я вспомнил, что теперь не одинок — у меня есть сынок, мой умница Ваня. На душе сразу посветлело, и я решил завтра же переселить его к себе в комнату. Тем более, что надо было выяснить настроение ребят н сориентировать Ваню об изменении обстановки.

Наказание: в лагере «Утрата» (вместе с приемным сыном)

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Но на следующий день в школу прибыл офицер из штаба абверкоманды и вручил мне выписку из приказа, подписанную начальником. В ней говорилось:

«За допущенный проступок по службе капитана Ростова-Беломорина Юрия Васильевича временно отстранить от должности и направить в лагерь «Утрата». Подпись: подполковник Арнольд».

Я понял, что это наказание за бурный вчерашний разговор и мой отказ от проведения операции и переносе ее сроков на теплое время года. О решении Арнольда я доложил Больну, который только развел руками и проговорил:

«Юра, в своих суждениях ты не совсем не прав. Я думаю, что Арнольд не так глуп, чтобы зимой начинать операцию, и я уверен, он будет докладывать в штабе 9-й армии о переносе ее сроков. А что касается наказания тебе, то это временный гнев затронутого самолюбия шефа. Такими опытными офицерами, как ты, не разбрасываются, я тебя в лагере буду навещать, мы с тобой еще поработаем».

Я сказал Больцу, что возьму с собой сына Ваню Замотаева, чтобы скрасить скуку и одиночество.

«Конечно, конечно, бери, это твое право», — согласился Больц.

Я вызвал Замотаева, мы погрузились в машину и через час вместе с офицером прибыли в городок Ласк, где в казармах старой польской армии размещался лагерь под названием «Утрата», или военно-неполноценный легион.

В структуре военной разведки и контрразведки сюда направлялись проштрафившиеся завербованные агенты, больные, инвалиды, офицеры для исправления, проверки благонадежности и лояльности немцам.

Нас принял начальник лагеря, бывший гвардейский полковник царской армии, воевавший на северо-западном фронте, а затем в армии Юденича, Николай Александрович Сергеев. Я представился и представил Замотаева. Познакомившись с моими документами, он сказал, что ему уже звонил начальник абверкоманды и просил принять меня на временную работу Внимательно вглядываясь в мое лицо своим цепким взглядом, Сергеев спросил:

«А вы не сын полковника Ростова-Беломорина Василия Ивановича?»

«Родной и единственный сын», — ответил я.

Сергеев мгновенно встал, подошел ко мне, взял за руки и взволнованно заговорил: «Как же, как же, я знал вашего батюшку, воевали вместе, отличный воин, интеллектуал и патриот России. Я помню, что в бою под Петроградом он повел пешую сотню казаков в атаку, был тяжело ранен, но дальнейшей судьбы его не знаю».

«Я отвез его в госпиталь в Таллин, и там он умер», — ответил я.

«Жаль, большого дара был человек. Царство небесное! — с сожалением проговорил Сергеев. — Ну а вас, как и меня, судьба забросила сюда бороться за Россию. Давайте, хоть и временно, поработаем вместе. Здесь не по воле согнаны сливки Красной армии. Они имеют опыт тяжелых боев с немцами, прошли муку лагерей, их психика надломлена в плену, а воля к жизни не утрачена, хотя Сталин и окрестил их изменниками. От безысходности и тоски по Родине они пьют по-черному и стараются бежать. Вас устроит должность моего помощника по режиму и охране лагеря? Вам будет подчиняться караульная рота и два контрольно-пропускных пункта. Главная ваша задача усилить режим и снизить побеги и дезертирство добровольцев».

«Господин полковник, я с благодарностью принимаю ваши предложения и буду стараться быть достойным вашего доверия», — искренне ответил я.

«Очень рад встрече с вами и приглашаю вас на чашку чаю вечером. А пока я представлю вас моему заместителю, начальнику штаба подполковнику Михельсону, тоже бывшему офицеру царской армии. Он покажет ваши аппартаменты, поставит вас и сына на все виды довольствия. Кстати, у нас хорошая мастерская, там надо пошить зимнюю форму и обувь вашему сыночку».

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Вячеслав Эдуардович Михельсон сам повел нас с Ваней показывать квартиру, где мы и разместились. Квартира была из двух комнат с удобствами, обставлена скромно и сохраняла аромат табака, водки и пота прежних обитателей.

После обеда мы с Ваней вернулись домой и до сумерек отдыхали. Уснуть я не мог, беспокоили мысли о подростках. Я спросил у Вани: