Случайная дочь миллионера (СИ) - Смоленская Тая

Я сжала губы, зло сверкнула глазами в Руслана. Вот так мужчины и сбегают от ответственности.

– Да погоди ты, не спеши заступаться за бедную брошенную женщину, – невесело усмехнулся  он, заметив мою реакцию на его слова. – Марина поставила мне условие: либо свадьба, либо она не будет рожать. Я психанул, мы поссорились, я привез ее к себе домой и держал под охраной, чтобы делов не наворотила на эмоциях, сам же пытался понять, как дальше быть. Врач сказала, что у нас есть неделя-две, потом прерывание беременности уже опасно для здоровья. Я переждал это время, сказал ей, что раз не хочет брать на себя ответственность за ребенка, тогда я заплачу ей приличную сумму за то, что она родит его и отдаст мне. Возможно, если бы на тот момент я не был отцом и не знал, что такое держать свое дите на руках, не видел, как радуется Кира моему приходу, не чувствовал эту детскую всепоглощающую любовь, я бы не настаивал на сохранении беременности. Но в тот момент я был даже не против ещё одного ребёнка. Меня эта новость воодушевила. Я же о пацане капец как мечтал.

– То есть она просто отказалась от ребенка? Родила его и оставила? — с неверием спрашиваю его, не представляя, каким черствым человеком нужно быть, чтобы так поступить.

– Ага, из роддома с Артемом выписывался я. Все держалось в строгой секретности, мне скандалы в прессе были ни к чему, как и ей, впрочем. Для всех я воспользовался услугой суррогатного материнства. Но это еще не все, — тяжело вздыхает он, подносит чашку к губам. 

Я закрываю окно, за несколько минут меня успело продуть. Теперь я дрожу всем телом – то ли от охвативших меня эмоций, то ли от холода. Руслан больше не пытается приблизиться ко мне, стоит на месте, смотрит перед собой в одну точку, словно в голове прокручивает события прошлого. 

— Она родила раньше срока, я чуть не поседел, пока сидел под палатой в роддоме, еще и главврач, с которым была договоренность, уехал в отпуск. Роды принимал другой человек, и он уверял меня, что с Тёмой все в порядке и он родился в срок. Я начал считать, у меня не сходилось. Думал: может, просто забеременела не во время отдыха, а раньше? Но врач, у которой наблюдалась Марина, ставила совсем другие сроки. И я решился на банальную вещь, которую следовало сделать сразу, как Марина сообщила о своей беременности. Тест показал, что вероятность отцовства нулевая, Вика. Артём не мой биологический сын. 

До меня не сразу доходит смысл его слов, а когда доходит…

— Но он ведь так похож на тебя. – Мои глаза расширяются от шока. Господи, где Руслан вообще этих женщин берет? То Софи, то Марина эта.  

— Он похож на неё, Вика. Такой же темненький, и глаза один в один.  Знаешь, у меня есть друзья, у них много лет не получалось  с детьми, и они взяли ребёнка из детского дома. Девочке сейчас двенадцать. Но она так на мать приёмную похожа, что никто никогда не заподозрит их в неродственных связях. Я не верю в судьбу, но что это, если не она? 

— Мне нужно присесть, — говорю и падаю на стул в углу. Неожиданно было узнать о наличии еще одного ребенка у Руслана, но то, что он мне сейчас рассказал, вообще в голове не укладывается. — Что было дальше? — Поднимаю на него взгляд, понимая, что это еще не конец. 

—  Я разозлился тогда до чертиков, собирался заявиться к ней в палату, сообщить, что все знаю, и оставить ей ребенка. Пусть сама со всем разбирается. Но пока доехал – остыл. А еще понял, что ребенок не виновен в том, что его мать такая дрянь. Она бы его бросила, Вика, понимаешь? Просто встала бы с больничной койки, собрала бы вещи и ушла, а Артем там остался.  В ней вообще ни капли материнской любви не было. Она даже не захотела подержать его, только поторапливала меня с тем, чтобы я принес ей подписать договор и перечислил деньги. Я как сейчас помню: стоял над кроваткой, смотрел на сморщенное личико и понимал, что не смогу так поступить. Я не бедный человек и вполне мог позволить себе вырастить еще одного ребенка. Поэтому швырнул ей контракт в лицо, в присутствии нотариуса оформили отказ от прав на сына, и я пригрозил, что если хоть на шаг приблизится к Артему – все узнают, как она продала собственного ребёнка.   

– Ты не сказал ей, что знаешь об обмане? –Мои брови удивленно взлетают вверх.

– Нет, зачем? Чтобы она плевалась ядом? Я даже не хочу знать, с кем еще она спала одновременно со мной. Артем мой сын, такой же, как Кира  и Алиса. Я не хочу, чтобы моему ребенку в один момент какой-то доброжелатель рассказал это все. Ты единственная, кто знает правду, Вика. Кроме тебя, меня и Марины, ее не знает больше никто. А, ну еще ее подруга-гинеколог в курсе дел. Она соврала насчет сроков,  потому что во время зачатия Артема меня вообще в стране не было. Но она будет молчать. Я об этом позаботился. 

– А твои родители?

– Никто не знает, Вика, – с нажимом повторяет он. – Я понимаю, что должен был это раньше рассказать, но все не мог решить, какую часть правды тебе поведать.  Я доверяю тебе, поэтому и говорю все как есть, а не вру, что Артем мой родной сын. И если еще и ты меня предашь, то я окончательно потеряю веру в людей, Вик. 

– Не потеряешь. Зачем мне это кому-то говорить? Это не моя тайна, и, рассказав ее кому-то, я не сделаю себе лучше. – Качаю головой, окончательно поникнув. 

– Спасибо, – с чувством произносит он. – Не думай, что после этого я буду тебя просить отводить его в сад или посидеть, пока он болеет. На самом деле у нас есть хорошая няня, она с рождения занимается Артемом, водит его в центр развития детей, в сад, бассейн, готовит ему, но у нее дочка за итальянца замуж вышла, и Любовь Александровна отпросилась в отпуск на месяц. Агентство прислало мне временную няню, но вчера мои нервы сдали окончательно, и я уволил ее к чертям, когда увидел, что она в надежде меня соблазнить щеголяет по квартире в одном халатике. 

Я задыхаюсь от возмущения. Оказывается, все это время в доме Алмазова проживала какая-то девица, которая перед ним задницей вертела! Сколько всего я еще не знаю о нем? Я сейчас понимаю, что мы, по сути, абсолютно чужие друг другу люди. У нас, кроме взаимного притяжения и общей дочери, ничего больше и нет.  

– Через четыре дня Любовь прилетает обратно. Мне казалось, я справлюсь. Сегодня выходной должен был быть, завтра я планировал вас познакомить, потом два дня брал бы с собой Артема в офис, там его все обожают и тайком от меня конфетами подкармливают. Но, как говорится, если хочешь рассмешить Бога, расскажи ему о своих планах, – разводит руками и усмехается.  

Мы с Русланом смотрим друг на друга, напряжение витает в воздухе. Вся эта история печальная. Будучи матерью, я не представляю, как можно оставить своего ребенка.

– Есть что-то еще, что мне стоит знать? – прерываю затянувшуюся паузу первой. – Учти, Руслан, это был последний раз, когда я не выставила тебя за дверь после очередной недомолвки. Нам с Алисой без тебя все эти годы жилось хорошо и спокойно, и если ты подорвешь мое доверие даже немного, то я вычеркну тебя из наших жизней. Мы это переживем.

Конечно, я немного преувеличиваю. Вернуться к прежней жизни будет сложно после того, как я вновь встретила Алмазова.

– Это все, Вика. С Софи мы, кстати, не  в лучших отношениях, поэтому ждать ее на семейных праздниках не стоит, – ёрничает он.

Я фыркаю в ответ. Словно я собиралась ее приглашать когда-то.

– Она не пережила, что у меня родился еще один ребенок. Особенно разволновалась, когда узнала, что я составил завещание. Дочку против меня настраивала, у нас из-за этого было много скандалов. К счастью, Кира слишком привязана ко мне, чтобы слушать свою мать-истеричку.

– Ты уже сказал ей о своем третьем ребенке?

– Я не собираюсь с ней объясняться по этому поводу. Она мать моей дочери, не более. К тому же Кира и так ей расскажет. Это вопрос времени. Софи очень токсичный человек, но я обещаю тебе оградить вас с Алисой от ее яда. Я вижусь с ней только из-за Киры, несколько раз мы все вместе летали отдыхать, и это был настоящий ад. Я уже дождаться не могу, когда она выйдет замуж за какого-то бедолагу и направит всю свою энергию в противоположную от меня сторону. В общем, вот такая у меня жизнь, Вика. И я очень рад, что в нее вернулась ты. Рядом с тобой я могу дышать полной грудью и ни о чем не думать.