Путешествие за тайной ЦАРСКОЕ ЗОЛОТО - Валерий Курносов

В город прибыли командиры двух полков организации — Михаил Войнин и еще один, фамилию которого чекисты не установили. Поданным Пинки, в боевой группе, которую «Союз…» торопил с переброской в конце мая, набралось около 400 человек.

Боевики прибывали каждый своим поездом, их становилось все больше. 31 мая в городе оказался прапорщик 1-го железнодорожного полка Леонид Розенфельд-Розанов, родственник знаменитого философа Розанова. Прапорщик приехал в Казань вместе с таким же квартирмейстером Б.Ярцевым. В течение ближайших трех дней прапорщик осмотрел дачи Верхнего Услона и меблированные комнаты, где разместились вслед прибывшие 200 офицеров. Кроме того, квартирьер получил на свое имя по явочному адресу секретаря-казначея правоэсеровской организации Винокурова условную телеграмму: «Тетя Варя придет в субботу. Будьте осторожны на приемку товару».

Как и предупредили из Москвы, в субботу, 1 июня, в Казань прибыла жена бывшего министра Временного правительства Валентина Никитина.

В этот же день управляющий Казанским отделением Народного банка Петр Марьин принимает по акту очередной золотой транш из Москвы. Документ гласит: «…принят отправленный Московской Конторой Народного Банка… транспорт российской золотой монеты на семьдесят один миллион семьсот тысяч (71.700.000)руб., заделанной в тысячу сто девяносто пяти (1195) ящиках, снабженных печатями на обоих крышках, но не имеющих их в ячейках при скрепах боковых стенок с крышками и разменной серебряной монеты на два миллиона шестьсот тысяч (2.600. ООО) руб., заделанной в тысячу трехстах (1300) ящиках. Означенные ценности приняты в заделанном виде на перечет ящиков, коих оказалось всего 2495, и помещены на ответственное хранение…»

«Золото в Казань прибывало в вагонах по железной дороге, упакованное в ящиках с пломбами и нумерацией, вес каждого ящика приблизительно около трех пудов, — сообщил в показаниях от 15 декабря 1929 года старший кассир казанской конторы Госбанка Гали Ахмадуллин. — Выгрузка и перевозка золота с вокзала до помещения банка происходили следующим порядком: по распоряжению администрации, для приемки вагонов ящиков командировались старшие сотрудники, которые от сопровождавших лиц принимали счетом количество ящиков, а приемщики выгружали на автомобили, где тоже были уполномоченные сотрудники и при накладной перевозили в кладовые банка.

Перевозка золота происходила по определенному маршруту — от вокзала по Посадской улице через Большую и Малую Проломную улицы. На всех этих улицах был поставлен усиленный военный караул, и частное движение по этим улицам было воспрещено. Здание и двор (отделения. — В.К.) Госбанка был оцеплен караулом, так что частному лицу доступа не было. Для выгрузки из вагонов и переноски ящиков в кладовые каждый раз назначались роты воинских частей.

Роль сотрудников банка в этой операции сводилась к тому — по распоряжению администрации банка часть старших сотрудников была командирована на вокзал для приема количества ящиков из вагонов; часть сотрудников курсировала на автомобилях, принимая ящики из вагонов и сдавая их приемщикам в кладовую. Сопровождение автомобилей все время было под вооруженной охраной.

Часть других сотрудников была расставлена в местах около прохода в кладовые для наблюдения и подсчета выгружаемых ящиков. По окончании полной приемки составлялись акты, и золото приходовалось по книгам банка».

В этих показаниях особо обращает на себя маршрут передвижения по городу «золотых конвоев». Солдаты оцепляли улицу Посадскую, в собственном доме Кузнецова по которой жил член правоэсеровской организации, входившей в городе в состав савинковского подполья.

В этом же доме зимой 1917–1918 года располагался штаб «божьих воинов» — военизированного формирования мусульманской секты Сардара Ваисова. Религиозный фанатик был союзником большевиков и получил от них 7 тыс. винтовок и деньги на организацию «зеленой гвардии» своих воинов. Коммунисты хотели столкнуть фанатиков с татарами — сторонниками Учредительного собрания, которые объединились во «Всероссийкое Великое Шуро» и планировали 1 марта объявить в Казани свою автономию от большевиков Москвы — «Волжско-Уральский штат». В ночь на 28 февраля лидеры Шуро были арестованы чекистами, в ответ днем сторонники Шуро убили Ваисова и разгромили его штаб.

Когда 2 июня 1918 года Валентина Никитина пришла на эту явочную квартиру, то увидела перед собой донельзя запуганного хозяина, пережившего погром разъяренной толпы и еженедельно наблюдавшего по ночам цепи вооруженных солдат у себя под окнами.

Затравленный хозяин явки вел себя неадекватно — сообщил гостье, что его последние дни донимают странные визитеры, требуют места для ночлега, встречи с каким-то «Виктором Ивановичем» (Калининым. — ДА".). Да в довершение к этому только что принесли телеграмму из Москвы о каком-то «подмоченном товаре».

Никитина сразу поняла, что отправитель текста предупреждает о провале в Москве и обнаружении сотрудниками ВЧК конспиративных квартир организации в Казани.

Казанское подполье

имело свои планы на царское золото

К своим товарищам по «Союзу…» — правым эсерам, во главе с капитаном Калининым, офицеры относились подозрительно. Та же биография Савинкова внушала офицерам-монархистам предубеждение — объединяться с эсерами, в большинстве — штатскими людьми, непородистыми разночинцами и «бомбистами», для которых ранее офицеры нередко становились мишенями терактов, было психологически тяжело.

Зная это, ревизор Центра поручик Герцен («Ольгин») все же для получения полной ясности картины не мог не задать вопрос начальнику боевой дружины казанских эсеров Иосифу Спрингловичу о причинах внутреннего разлада между офицерами и эсерами филиала. На что начальник местных боевиков ответил, что он в курсе разногласий эсеров с офицерами-монархистами и знает причину этого: после Февральской революции капитан Калинин был назначен в губернии комиссаром от Временного правительства, исполняя распоряжения которого, эсер «много им (офицерам- монархистам. — В.К.) насолил, его имя здесь одиозно».

Социалисты-республиканцы платили монархистам — товарищам по подполью — тем же, сея раздор и подозрительность среди участников организации. «Ольгин» сообщал в начале июня в центр: «Приехали командиры полков, случайно они попали ко мне. Тут я точно узнал, что Розанов из одной и той же организации, и услыхал, что ему обо мне говорят как о лице, не заслуживающем доверия, то же, что мне о нем. Ия встал в тупик».

Вспомним, что имя прапорщика 1-го железнодорожного полка Леонида Розенфельда-Розанова всплыло во время допроса руководителя московского филиала «Союза…». 41 — летний председатель ВЧК Феликс Дзержинский записал со слов подозреваемого адрес явки в Казани: «Поперечная 2-й Горы, 12, кв. 3. Константин Петрович Винокуров, через него — Иосифа Александровича, через него Леонида Ивановича Резенева, которому передать письмо и значок». В фамилии «Резенев» Дзержинский над всеми буквами «е» поставил сверху букву «о» — «Резонов».

Значок, который следовало передать — пароль: картонный треугольник, вырезанный из визитной карточки. С нею неизвестный член организации приходил к другому савинковцу, у которого хранилась вторая часть визитной карточки.

От внутренних склок, усиленных требованиями конспирации, у ревизора Центра «Ольгина» голова шла кругом. Еще в апреле, отправляя поручика в Казань, его лично проинструктировал глава организации Савинков. Легендарный террорист приказал Герцену в интересах «Союза…» беспрекословно подчиняться Калинину и Спрингловичу.

Однако «Ольгин» критически отнесся к приказу Савинкова, после того как стал невольным свидетелем разговора казанцев между собой — во время инспекционной поездки на станции Алатырь. 2 или 3 июня ревизор не выдержал и все же написал об этой поездке подробное письмо в Центр.

И вот о чем он сообщил. Вояж пришелся на Страстную неделю (29 апреля — 4 мая 1918 года), накануне праздника православной Пасхи. В Алатыре Калинину Спринглович «…передал, что из Москвы везут 23 млн., и у Виктора Ивановича немедленно созрел план о взятии их. Я и еще один были немедленно отправлены обратно, для разведки, причем мне было сказано: ни ползвука в Москве, особенно в организации, иначе у нас вырвут кусок из-под носа. Лишь в крайнем случае обращайтесь туда. Конечно, мы с ними поделимся и т. д. В первый раз я услыхал, что кто-то будет “вырывать у кого-то” и не давать…»