Зултурган — трава степная - Бадмаев Алексей Балдуевич

Совсем измаявшись, Нарма как-то отважился заговорить с отцом любимой. Будь он совсем незнакомым, неизвестным отцу путником, хозяин кибитки должен был пригласить гостя к столу, оказать уважение. Но, видно, с этой затеей припоздал Нарма, упустил время появиться в доме Сяяхли случайным захожим. Намозолил глаза однохотонцам, а те повывернули себе языки, рассуждая о бродящем по окрестностям новом поклоннике Сяяхли.

Старый Нядвид и не поздоровался с Нармой, тут же вышел из кибитки, едва увидел парня на пороге.

Оборотистая тетка Пюрви, устраивавшая ради своего племянника шумные посиделки, оказалась к Нарме добрее, хотя она, конечно, знала о том, что свой же племяш сохнет по Сяяхле. Скорее всего, знала она и о том, что для племяша все надежды потеряны. Тем не менее она без мести кое-что подсказала Нарме, имевшему, по ее разумению, теперь не больше шансов на руку и сердце Сяяхли, чем и ее незадачливый Пюрвя.

— Обычай, — сказала она, — не позволяет и жениху встречаться с невестой до свадьбы, а вы с Сяяхлей — просто уличные знакомые. Что же ты, сынок, извини старую за откровенность, днюешь и ночуешь под порогом ее кибитки? Неприлично это. Я понимаю: тебе тяжело, но и ей, поверь, не легче! Чего только о вас не говорят в хотоне! Чем раньше ты исчезнешь отсюда, тем лучше будет, по крайней мере, для девушки!.. Но так думаю я, а ты поступай, как тебе рассудок велит.

Нарма и сам казнился своим смешным положением. Он готов был скрыться с глаз очужевших к нему хотонцев тут же, но… хоть на минуту увидеться с любимой, услышать от нее самой одно только слово!

В густые сумерки Нарма забрел на подворье Сяяхли и улегся на телеге, решив: будь что будет! Девушка, конечно, видела его и в полночь прокралась к телеге:

— Нарма! Сейчас же уходи! Отец что-то затевает дурное, тебя могут побить его дружки… Поспеши же отсюда и присылай сватов!

Через минуту Нарма был уже в седле. У околицы навстречу ему вышло пятеро дюжих парней с кольями в руках. Окрыленный словами любимой, Нарма мог бы в те минуты перелететь на коне через головы своих недругов, но он предпочел свернуть с дороги и припасть головой к шее верного гнедка…

Последние три-четыре года Нарма управлял всем хозяйством зайсана Хемби: он намечал места для выпаса коров и овец, устанавливал очередность смены пастбищ для каждого стада. Хембя доверял ему продавать скот на ярмарках, покупать новый инвентарь. Словом, его считали управляющим хозяйством зайсана. После приезда из хотона Орсуд Нарма поделился с Хембей, как с отцом, о своей встрече с Сяяхлей, что вот как-то не получилось дружбы ни с отцом девушки, ни с людьми того хотона. Услышав такую новость от Нармы, зайсан долго сидел молча.

— Ты говоришь, она умна и красива? — неторопливо начал Хембя. — Я и не собирался перечить тебе в выборе невесты. Но боюсь, что из твоей затеи ничего не выйдет… И причина не одна, сын мой: во-первых, на родине моей жены есть скромная, хорошая девушка, мы с супругой присмотрели ее тебе. Об этом я как-то говорил тебе раньше, но ты принял мои слова за шутку. А дело ведь идет к сватовству. Если я пожалею тебя и буду сватать девушку из хотона Орсуд, что скажут о нас родители сговоренки? Как я буду смотреть в глаза другим людям, знающим о нашем разговоре с родителями твоей нареченной? Та девушка из рода торгутов, а род торгутов многочисленный. К тому же я дербетовский зайсан, человек не простого звания. Люди начнут толковать: если зайсан, человек белой кости, не хозяин своему слову, то простолюдинам и подавно все позволено. Боюсь, твоя мечта останется мечтой, сынок…

Зайсан в минуту особого расположения к Нарме называл его даже сыном. Но решения свои менял редко.

— Нет, отец! — в тон ему заявил Нарма. — Кроме Сяяхли, мне никого не надо!

— Не спеши, Нарма! — предупредил зайсан, выставив ладонь. — Я тебе еще не сказал о второй причине, а она не менее серьезна, чем первая.

— А что же за вторая причина? О, боже, — со стоном выдохнул Нарма.

— О второй причине я и хочу рассказать тебе подробнее. Ты, наверное, и раньше слышал о нашей давней ссоре с орсудцами. Двенадцать лет тому назад за Беергин-худук погибли три человека — двое наших и один из хотона Орсуд. Неделю степняки сходились стенка на стенку. Мы одолели их, прогнали от колодца. С тех пор Беергин-худук и пастбища вокруг него принадлежат нам. В дрянной свалке этой виноваты были они, а не мы. А дело вот в чем. Пастбище всегда было за нами. Много лет мы не трогали его, берегли для своего скота. Вот соседи и подумали, что земля ничья, не спросили нашего позволения, пришли однажды, вырыли колодец, укрепили яму деревянным срубом. Три года толклись со скотом на нашей земле, пили нашу воду…

Хембя набил табаком трубку, не торопясь, прикурил.

— Твой отец, царство ему небесное, тогда очень помог мне. Собрал народ, вооружил дрекольем, затем дружно повел на пришельцев и прогнал их. Между хотонами Орсуд и Налтанхин пролегла вражда. Ни один человек из нашего рода с тех пор не женился на девушке из хотона Орсуд, ни одна наша девушка не выходила замуж за парня из того хотона. Теперь давай рассудим хорошенько: прежде чем ехать в Орсуд по такому делу на поклон, нужно мириться с ними, а мириться — вернуть им Беергин-худук и окрестные пастбища. Если мы с тобой поступим именно так, то что скажут люди из аймака Налтанхин? Думаешь, они похвалят нас, назовут умными? — Хембя изучающе посмотрел на юношу.

— Рядом с Беергин-худуком, в двух верстах, на нашей земле есть другой, — тут же нашелся Нарма. — Разве нельзя поить табуны у того колодца… Да я сам вырыл бы на новой делянке…

— Ха-ха-ха! — зашелся смехом старик. — Спасибо, потешил! А я уж думал: смена мне подросла и поручил тебе все движимое и недвижимое… А ты еще в мелочах путаешься, как перепелка в траве… Поверь мне, Нарма: рядом с хотоном Орсуд нет ни одного колодца с пресной водой! В их колодцах вода тухлая, соленая. Слава богу — дожди их спасают. Навались засуха — продадут нам за полцены свою землю с хорошими пастбищами, а сами подадутся куда глаза глядят. Такого момента я жду двенадцать лет. Орсуды ходят с арканом на шее, а конец аркана в моих руках! Когда они покинут насиженные места, мы сможем увеличить свои табуны и стада в два раза! А ты говоришь, чтобы я даром отдал землю с колодцем! Нарма, ты никогда не был хозяином, не знаешь, что это такое!

Хембя подошел к Нарме и похлопал его по плечу, давая знать, что разговор окончен.

После этого разговора Нарма не мог заснуть. Под утро оседлал каурого и уехал в степь. Не останавливал коня до тех пор, пока тот сам не приблизился к одинокому, заброшенному кургану. Здесь Нарма спешился, прошел два шага и упал — ноги не держали его. Он горько заплакал навзрыд, бился головой о землю, проклиная Хембю, себя, свою судьбу. Вернулся из степи парень неузнаваемым. Лицо осунулось, пожелтело, губы стали синими, глаза ввалились, как у человека, долго болевшего лихорадкой.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Выждав, когда Нарма оправится от потрясения, Хембя с зайсаншей поехали в Дунд-хурул на молебен. Мысль о поездке в Дунд-хурул возникла у него несколько раньше, до происшествия с Нармой.

Как-то по весне зайсан ездил в Царицын и, возвращаясь обратно, навестил малодербетовского нойона Дяявида. Поговорили о делах, о новостях в степи, в Астрахани, в Царицыне, в столице, и, когда прощались, Дяявид сказал:

— В начале июня я собираюсь поехать к Бааза-багше, послушать чтение ганджур[45], которые привез он из путешествия в Тибет. Не мешало бы и тебе приехать. В Дунд-хуруле ты не частый гость. Или боишься ездить через земли орсудов? — усмехнулся нойон.

— Почему же? Приеду непременно, — заверил Хембя нойона Дяявида.

И вот назначенный день настал. Дунд-хурул в пятидесяти верстах от Налтанхина. Доехать можно за день. Зная о том, что в дороге его сильно укачивает, Хембя решил выехать пораньше, чтобы в пути сделать остановку, выспаться и явиться в хурул отдохнувшим.