Подвиг Ширака - Булат Жандарбеков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дарий должен был признать, что Зогак ничуть не преувеличивал опасность со стороны саков и их союзников арминов. Медлить было нельзя, потому что саки и армины, единственные из всех восставших народов, не ограничились боевыми действиями на своей территории, а перенесли на чужую. От Ассирии до Персии — рукой подать. Дарий выделил из скудных воинских ресурсов десятитысячный отряд и отправил его во главе с энергичным военачальником персом Ваумисом на помощь Дадаршишу. В доверительной беседе молодой царь намекнул, что отец персов Кир совершил ошибку, назначив сатрапом Каспианы и Армении... армянина. И что он, Дарий, намерен исправить эту несправедливость, тем более что у Дадаршиша зов крови может пересилить чувство долга. Почему же сатрап Дадаршиш со своим прекрасным войском не смог одолеть сборище мятежников — это наводит на размышления... Ваумиса теперь не надо было подстегивать, а может быть, напротив, необходимо было удерживать. Но что же делать с молодым честолюбцем, если перед ним замаячила, отсвечивая драгоценным блеском, тиара сатрапа.
Дадаршиш получил послание от своего молодого царя. Оно, несмотря на поражения сатрапа, было милостивым. Дарий ободрял Дадаршиша, оправдывал и советовал начать переговоры с Тиридатом. Дарий клянется своим кулахом, что царский венец останется на челе Тиридата. Армения будет разделена на две части — одна останется сатрапией, а другая под властью Тиридата будет связана с великой Персией союзническими обязанностями.
Напрасно Дадаршиш радовался милости Дария, его карьера была окончена. Напрасно Дарий подозревал Дадаршиша. Дадаршиш был крепко привязан к колеснице Ахеменидов. Для него милость убийцы сына его благодетеля Кира была выше зова крови. Вознесенные властью быстро забывают о народе, из которого они сами вышли.
* * *Битва окончилась вничью. Саки потеряли убитыми двадцать тысяч сорок пять воинов, в плен было захвачено одна тысяча пятьсот пятьдесят восемь человек. Персов погибло одна тысяча двести девять сарбазов и в плен попали одна тысяча девятьсот восемнадцать человек. На предложение обмена Ваумиса издевательски сообщил, что поздно, одна тысяча пятьсот пятьдесят голов вздеты на колья. Одна тысяча девятьсот восемнадцать персов были перебиты саками.
Арпак послал гонцов к Тиридату с призывом прибыть побыстрее — еще один удар, и Ваумисе конец!
Тиридат не прибыл, но гонца послал.
К Зогаку явился посланец Арпака, Иногда человек каким-то образом предугадывает грядущее, и предчувствие чего-то ужасного заныло саднящей болью в груди. Зогак встал и отправился вслед за посланцем. У входа в парадный шатер Арпака посланец остановился, пропуская Зогака. В шатер Зогак вошел один. Он собрался было поприветствовать вождя саков, но вместо всегда радушного и приветливого хозяина он увидел совсем другого Арпака. Этот был темнее грозовой тучи, брови сдвинуты, рот твердо сжат, а за скулами нервно перекатывались желваки. "Да-а-а! — подумал Зогак, — здесь что-то неладно". И он весь внутренне подобрался, готовясь к худшему, и не ошибся в своем ожидании. Арпак кивком головы указал в угол юрты. Зогак обернулся и увидел связанного подобно барану для убоя — человека с кляпом во рту. Тиграхауд с трудом узнал в этом изуродованном пленнике своего преданного и услужливого слугу Жалпака, которого он послал с тайным устным поручением к... Дарию! "Значит, Тиридат перехватил Жалпака и прислал его к Арпаку, — догадался Зогак, — и если Арпак сумел развязать ему язык, то..." Дальше — ясно. Зогак понял, что проиграл. Проиграл и жизнь, и трон, без которого ему и жизнь не жизнь и ради которого он пресмыкался, лебезил, не щадил ни себя, ни других, и вот — конец. И Зогак вдруг почувствовал... облегчение! Что ж, пусть он проиграл, но теперь довольно лицемерия! Этой унизительной зависимости от ненавистного... покойника — Рустама! У него все внутри клокотало от мысли, что этому недоумку Рустаму он обязан и гостеприимством саков и благорасположением Арпака. Этого дурака, которого он поводил-таки за нос! Теперь он, Зогак, скинув маску, сможет наконец-то высказать все, что он думает о своем покойном братце, прямо в глаза этому простофиле Арпаку, сделавшему из недоумка Рустама — идола!
Зогак с каким-то бесшабашным весельем глянул открыто на Арпака — очень смелым был этот тщедушный на вид тиграхауд. Арпак же глядел на Зогака с презрением и даже с какой-то брезгливой жалостью.
— Когда боги делили между тобой и Рустамом, они все лучшее без остатка отдали ему, оставив все худшее — тебе. Надо было бы раздавить тебя, как вонючего клопа, но... я слаб... не в силах я переступить... не могу пролить кровь Рустама, даже если она течет в жилах подлеца и мерзавца! Благодари богов, вечно благодари их за свое кровное родство с благородным Рустамом. Ты видишь, что в шатре нет моих саков и мы наедине с тобой. Я не хочу, чтобы из-за такой мрази, как ты, легло пятно на святое имя моего незабвенного друга, а поэтому о твоем предательстве я никому не сказал. Твой посланец молчал, но мне и не нужно его признание... Забери своего сообщника и со всеми своими людьми убирайся прочь отсюда. И поторопись, ибо мое терпение не беспредельно!
* * *С оставшимися у него четырьмя телохранителями и изувеченным Жалпаком Зогак, покинув Саккыз — главный стан саков в Сакоссене, кружными путями, особенно избегая армянских постов Тиридата, вышел через земли Манну к границе с Ассирией, за которой были расположены боевые силы персов. Беглецы провели тревожную ночь, не зажигая огня, скорчившись и тесно прижавшись к друг другу от холода. Под самое утро Зогак зарезал двух сонных своих телохранителей, а двух других, проснувшихся, — сразил в яростном бою. А потом хладнокровно добил тяжело раненного Жалпака, отличавшегося собачьей преданностью своему хозяину. Таким образом Зогак избавился от свидетелей своего позора.
* * *Солнце восходит на востоке. Проследим с того момента, когда первые его лучи достигнут владений Ахеменидов. Вот оно мириадами бликов отразилось в водах Инда, по берегам которого расположились индийские княжества, подвластные персидским владыкам. Двадцать две сатрапии платили дань Ахеменидам серебром и только сказочно богатая Индия — золотом. За отрогами Гиндукуша солнце озарило просторы Гедросии, Арахосии, Дрангианы, излучая тепло на плодородные земли Бактрии, Согдианы, Маргианы, Хорезма, разливаясь своим светом по Парфии, Арейи, Кармании, и вот наконец сама скудная почвой Персия! Но солнце не остановить. Все новые и новые земли пробуждаются ото сна, отступает темень, а солнце продолжает свой благодатный путь. Вот приступают к повседневным хлопотам суровые мидяне, погнали свои стада на пастбища кочевники саки и каспии, населяющие сатрапию — Каспиану. А солнце освещает темно-лиловые горы каменной Армении, плодородные долины Ассирии, плоскогорье Манну, прокаливает своими жаркими лучами глинистую почву Месопотамии, на которой расположен Вавилон — самый многолюдный город в подлунном мире. Далее — Малая Азия, Киликия, Каппадокия, Пафлагония, Вифиния, Лидия и шумные греческие города-колонии на побережье. Южнее — Сирия, страны Серебрянного Полумесяца — Финикия, Палестина. Из оливковых рощ Палестины через раскаленно-прожаренные пески Синая свет небесного светила достигает страны великого Нила и освещает бесстрастное лицо каменного сфинкса. Но и великой страной Та-Кемт, не ограничиваются владения могущественных Ахеменидов на далекий закат, а распространяются и на Киренаику греческую и на Элефантину еврейскую, расположенные на границе с жаркой Ливией, и так почти до самого Карфагена, завоевать который Камбизу помешали финикияне, объявившие своеобразную забастовку против похода на Карфаген, основанный выходцами из Финикии — смелыми мореходами. Перечислены лишь крупнейшие земли и страны.
Великий пожар народных восстаний бушевал в самом центре владений Ахеменидов: в Мидии, в Парфии, в Вавилоне, в Маргиане, Каспиане и... Персии! Окраины сохранили верность персидским владыкам: индийские раджи, царь Хорезма, бедуины Аравии, страны Малой Азии — потому что испытывали меньший гнет из-за своей отдаленности и опасности для Ахеменидов утраты этих владений. Египет же слишком недавно пережил ужасные дни, когда карающая длань жестокого Камбиза обрушилась на эту страну, в море крови потопив восстание народа. И все-таки именно страх потери страны великого Нила заставил Дария в первую очередь пойти на усмирение Вавилона, а не Персии, Мидии, Маргианы, хотя из этой сатрапии раздавались истошные призывы Гистаспа — родного отца Дария, о помощи. Успешное восстание в Вавилоне отрезало от Персии все земли на закат, в том числе и Египет. Можно только поражаться дальновидности молодого Дария, в такой сложной обстановке избравшего самый разумный образ действий, может быть, даже инстинктивно. Дарий начал завоевание своего царства с заката.