Не зови меня больше в Рим - Алисия Хименес Бартлетт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Времена нынче такие, что всех лихорадит. В экономике происходят мощные колебания, и любое предприятие может в один миг разориться, а значит, постоянное вливание денег всегда будет встречено с радостью; кроме тех случаев, разумеется, когда незапятнанная репутация владельца – не миф.
– Но тогда чего ради им понадобилось убивать Сигуана?
– Причина может быть любой, Петра, любой. Цифры не сошлись, владелец фабрики решил с ними порвать… Эти люди не знают сомнений, если им кажется, что ради дела нужно кого-то убить. Кроме того, они ведь не рискуют собственной шкурой, как вы сами видите, а нанимают любого негодяя и…
– Тогда все отлично складывается, – сказала я. – За спиной Элио Трамонти стоит мафия, вот почему дела на фабрике Сигуана в последнее время пошли вверх.
– Складывается-то оно складывается, да вот только это не поможет нам немедленно арестовать виновных, – возразил Маурицио с ноткой безнадежности в голосе.
– Именно так, ispettore. Речь в первую очередь может идти о трех мафиозных организациях: коза ностра, каморра и ндрангета. У всех трех схожие методы, и все три проникли в Испанию, хотя коза ностра – в меньшей степени, так как больше любит работать в собственной стране. А вот две другие очень охотно действуют на чужой территории. Теоретически ндрангета предпочитает Мадрид, а каморра – Барселону; но именно теоретически, теории же не всегда совпадают с практикой. Вот вам пример, чтобы вы оценили масштаб проблемы: знаете, сколько главарей разных мафиозных организаций арестовали в Испании совместно две наши полиции? Тридцать шесть – начиная с двухтысячного года! Недурно, правда?
– Это доказывает, что управу на них найти все-таки можно.
– Конечно можно! Как вы думаете, чем я занимаюсь изо дня в день? Готовлю блюда из пасты? Но чтобы начать действовать, мне нужно побольше данных. Покопайтесь как следует в окружении Сигуана. И если обнаружится любой след – письмо, фрагмент из бухгалтерских отчетов, новое свидетельство… сразу же звоните мне, и вообще, мы должны постоянно поддерживать связь.
– Прежде нам надо поймать Рокко Катанью, – пробормотала я так, словно повторяла неотвязную мантру.
Торризи встал, затем широко развел руки в знак того, что разговор завершен, и блаженно улыбнулся:
– В данный момент я мало что могу для вас сделать. Если только… если только вы не согласитесь поужинать сегодня вечером у меня дома. Моя жена будет безумно рада, если я приведу двух жителей Барселоны. Естественно, наших итальянских коллег я тоже приглашаю.
Изумленная подобным гостеприимством, я начала выдвигать какие-то нелепые отговорки:
– Послушайте, комиссар, нас так много! Это будет слишком тяжело для вашей супруги.
– А я ни на миг не оставлю жену без помощи! Я недавно сказал вам, что не трачу время на стряпню, но на самом деле отлично мог бы зарабатывать этим на жизнь. Знайте: я готовлю лучшую пасту в Сицилии, а это означает – во всей Италии, потому что не найти такого места, где знали бы толк в еде так, как на моей родине.
Ужин стал для нас праздником, настоящим праздником кулинарного искусства и радушия. Жена Торризи Нада, красивая и приветливая женщина, и сам комиссар сделали все, чтобы гости чувствовали себя в их доме окруженными вниманием и счастливыми. Кроме того, казалось, что они по-прежнему влюблены друг в друга. Я вспомнила наш с Маурицио разговор и спросила себя, как же им удается сохранять такие отношения при том, что Торризи – высокопоставленный полицейский. Стол был великолепный, и единственное, чем нам пришлось заплатить за такое наслаждение, это неизбежные восторги в адрес Барселоны и хвалы ее многочисленным красотам. Тем не менее без сучка и задоринки вечер пройти все-таки не мог: в самый разгар застолья зазвонил мой мобильник. Сангуэса? В такой час? Я извинилась и вышла в коридор.
– Ну, знаешь ли, Петра! Этот козлина, твой помощник, весь день звонил мне ровно через каждые двадцать минут!
– Знаю, знаю, я сама ему велела не давать тебе покою.
– Так я и думал. Прямо-таки нутром чуял, что за его настырностью угадывается твой изысканный стиль. Ладно, я звоню тебе так поздно, потому что прочесал все счета этого Элио Трамонти с Сигуаном. Так вот, Петра, я еще раз готов подтвердить то, что сказал раньше: ничего незаконного там нет, как нет и ничего такого, за что могло бы зацепиться внимание. Трамонти действительно оказался тем клиентом, который делал больше всего заказов в последние годы существования фабрики – от трех других его отделяет пропасть. Но… все совершенно чисто, в этом я уверен.
– А если я тебе скажу, что никакого Элио Трамонти не существует?
– Ширма?
– Да.
– Тогда я тебе скажу, что это отлично спланированное прикрытие, и скажу еще одну вещь: если Элио Трамонти – пустышка для отмывания денег, то и вся фабрика Сигуана – тоже, потому что она ни за что бы не выстояла без контрактов с Трамонти. Но если фабрика не выпускала ткани для Трамонти… то что она, черт возьми, делала?
– Как видишь, я не просто так тебя напрягала.
– Да знаю я, знаю, если уж ты кого напрягаешь, то не без причины. Но, с другой стороны, Петра, умеешь ты вцепиться в человека, от тебя не отвяжешься!
– Пошел к черту!
– И я тоже тебя люблю. Скоро вы назад?
– Надеюсь, что скоро, кажется, долго нам с этим возиться не придется.
Когда я закончила разговор, из гостиной доносились веселые голоса. Уверенности в том, что долго нам с этим возиться не придется, у меня отнюдь не было. Напротив, дело дьявольски запутывалось, так что не исключено, что нам с Гарсоном придется навсегда переселиться в Рим. Я посмотрела на часы – одиннадцать; еще не слишком поздно, чтобы позвонить в Испанию. Я набрала номер и по сонному голосу Йоланды поняла, что та уже улеглась спать. Но я сочла за лучшее это не уточнять.
– Йоланда, с завтрашнего утра, и пораньше, вы с Соней должны вести непрерывное наблюдение за Рафаэлем Сьеррой и Нурией Сигуан. И не спускайте с них глаз до самой ночи. Я получу разрешение у комиссара Коронаса и договорюсь, чтобы он ничем другим вас не загружал.
Почти целую минуту она бормотала какие-то невнятные фразы, так что я вышла из себя:
– Йоланда, черт возьми! Ты поняла, о чем я тебе говорила, где ты там витаешь?
– Я все поняла, инспектор, просто меня иногда тошнит, и я легла пораньше…
Я не поддержала разговора о ее беременности, а резко спросила:
– А ты уверена, что можешь сейчас работать? Если ты не уверена в себе на сто процентов, лучше возьми у доктора освобождение. Понимаешь, речь идет о деле чрезвычайной важности.
– Со мной все в порядке, инспектор, и я все усвоила. Мы будем наблюдать за ними. Отчет надо давать вам каждый день?
– Да, письменно. Спокойной ночи.
Вот так-то! Никаких поблажек всем этим мамочкам! Как раз накануне я говорила об этом с Габриэллой – из моих уст она получила своего рода напутственное слово. Современные девушки рожают первого ребенка в тридцать с лишним лет и сразу же убеждают себя, что общество обязано быть им благодарным. Ну уж нет! Со мной это не пройдет! Беременность и роды всегда казались мне самым обычным делом, поэтому я никогда не буду относиться к молодым мамам как к виду на грани исчезновения.
Тем же вечером, вернувшись в гостиницу, я постаралась изобразить на лице любезную улыбку и позвонила Маркосу. А на самом деле мне хотелось выплеснуть на него все напряжение, накопившееся за день. В конце концов, к этому и сводится главная польза супружества. Однако мне удалось справиться с собой. Ну что может ответить мне муж, если я изложу ему тревоги, связанные с делом Сигуана? “Не волнуйся, радость моя. Все уладится”. После такого ответа мне будет еще труднее успокоиться. Мало того, я плохо верю в лечебные свойства беседы. Сам по себе процесс, когда ты что-то кому-то рассказываешь, не приносит облегчения. Лучше промолчать, а если муж спросит, как идет расследование, ответить: хорошо. Именно так я и сказала: хорошо.
Глава 11
На следующее утро Гарсон не спустился к завтраку. Я позавтракала одна и, закончив, спросила про него у дежурных. Мне ответили, что он вышел из гостиницы совсем рано и оставил для меня записку. Прочитав записку, я была еще больше заинтригована: “Инспектор, я занят одним личным делом и приеду в комиссариат с небольшим опозданием. Не волнуйтесь, опоздание будет совсем небольшим. Обнимаю. Фермин Гарсон”. Разумеется, я разволновалась, правда, волнение мое смешивалось с закипавшей злостью. Личное дело? Какие, интересно знать, личные дела могли найтись в Риме у моего помощника? Я позвонила Абате:
– Маурицио, Гарсон уже явился?
– Пока нет.
– А Габриэлла? Габриэлла пришла?
– Да, она у себя в кабинете. Что-нибудь случилось?
– Ничего, я немного опоздаю.
– Только особенно не задерживайся, нам надо кое-что обсудить. Но скажи, Петра, может, лучше будет, если я пойду с тобой туда, куда ты собралась пойти?