Любовь как любовь. Лобовы. Родовое гнездо - Наталья Горбачева

– Что ты здесь забыла? – громко сказал он.

Застигнутая врасплох Настя быстро закрыла шкаф.

– Разжиться чем захотела? – он измерил ее подозрительным взглядом. – Воровка!

– Вы не смеете так со мной обращаться! Я у вас ничего не украла!

– Ты покой у нас украла и доверие к людям. А сын наш вообще у тебя не в счет!

– Я Лене не изменила, он напридумывал сам себе. И вас накрутил!

Настя попыталась выйти из комнаты, но Лобов остановил:

– Мы еще не закончили! – рявкнул он, привлекая внимание домашних.

Леня с мамой Таней побежали наверх.

– Вы мне еще скажите, что все потому, что она детдомовская, – обратился он к ним. – Да из детского дома сколько порядочных людей вышло! А вот ты, – Лобов указал пальцем на Настю, – ты никогда не узнаешь и не поймешь, что семья – это главное. Мы приняли тебя, а ты… ты… Гадюка! – Он начал задыхаться.

– Отец, успокойся, слышишь? – испугалась за мужа Татьяна. – Ну ее! Пусть идет!

– Не вам судить меня! – разрыдалась Настя. – Вы еще мне заплатите… за все обиды! Наплачетесь еще! – и выбежала из комнаты.

– Настя! – крикнул Леня и кинулся было за ней. Но отец остановил.

– Пусть, пусть! Забудь ее, сынок, – осел на кровать Лобов. – Так будет лучше!

– Да что лучше-то! – сжал в кулаки руки Леня. – Она такое может натворить!

– Леня, только за руль не садись! – умоляла мама Таня. – Ты же выпивши.

Настя уже не владела собой. Она забежала к Оле в подсобку, заняла у нее двести рублей, сказав с ненавистью:

– Они еще пожалеют… Слезами умоются! Они разрушили мою жизнь, я разрушу их! – и как вихрь унеслась неведомо куда.

Тем же вечером все узнали, какую месть придумала Настя. Она съездила в Ковригин и объявила Любе, что ее настоящий отец – Вадим Борисович Прорва. Протрезвевший Леня всего лишь на каких-то полчаса разминулся с Настей и застал в квартире Жилкиных одного Гришу, в задумчивости сидевшего на кухне. На столе лежал поднос с разбросанными лекарствами. Увидев Леню, вошедшего в незапертую дверь, Гриша вымолвил:

– Твоя ч-чертова жена! Откуда ты ее только выкопал!

– Где Люба?

– Люба уехала к родителям…

Леня развернулся и поехал обратно в Бережки. Люба уже вошла в дом и с порога, почти в истерике, крикнула сидевшим на кухне за ужином родителям:

– Это правда? Я хочу знать, это правда, что Вадим Прорва – мой отец?

Ошеломленные Лобовы потеряли дар речи.

– Мама! Скажи мне, это правда?

Она не отвечала.

– Значит, правда…– решила Люба и опустилась по стене на пол.

В этот момент и вошел Леня, увидел беспомощную сестру, родителей…

– Леня! – воскликнула мама Таня, не в состоянии двинуться с места. – Люба…

Леня помог Любе подняться, и она зарыдала у него на плече. Он стал гладить ее по спине, потом осторожно довел до стула, усадил.

– Я поеду, – сказала Люба.

Тут опомнилась и мама Таня, она подошла к дочери и опустилась около на нее на колени:

– Доченька, ты не можешь ехать в таком состоянии. Мы тебя не отпустим.

Люба поднялась со стула и медленно пошла к выходу.

– Люба… Так нельзя, давай спокойно поговорим. Нельзя же вот так разойтись! – мама Таня тоже поднялась, подошла к Любе.

– Мама… – отстранилась она от матери. – У меня все внутри перевернулось, а ты говоришь – спокойно. Всю жизнь меня обманывали…

– Мы тебя понимаем, – подошел к дочке и Лобов. – Но ты тоже нас пойми, Любонька.

– Я бы поняла, если бы узнала все от вас. Зачем вы скрывали это от меня? В молодости – еще можно понять. Но теперь, когда он приехал… когда мы с ним знакомы… Чего вы боялись, почему молчали?

– А он молодец, да… Не испугался, сказал, – выдавил из себя Лобов.

– Кто он? – переспросила Люба.

– Прорва…

– При чем здесь Прорва? Настя мне сказала…

Что было дальше, Люба не знала – за ней приехал Гриша. Супруги Жилкины больше ни на минуту не задержались…

После отъезда Любы на кухне Лобовых воцарилась мертвая тишина.

– Неужели мы потеряли дочь? – тяжело вздохнула мама Таня.

– Ты-то ничего не потеряла, ты ее мать…

Татьяна подошла к мужу, крепко прижалась к нему и твердо сказала:

– А ты– отец!

Супруги Лобовы провели еще одну бессонную ночь. Утром Платон уехал по делам, а Татьяна, у которой на душе кошки скребли, решила поехать к Прорве – выяснить, каким образом Настя смогла узнать про него? Но более всего ей хотелось узнать, как бы он повел себя в подобной ситуации? На главный вопрос ответа не было: Прорва сам не понимал, где произошла утечка информации. Потом он стал жаловаться Татьяне:

– Как нелепо сложилась жизнь… Зря я вернулся. Никому это счастья не принесло…

– Да, – согласилась она. – Люба теперь не может нам простить, что мы не сказали ей правду. Как бы мы сказали эту правду, да и в чем правда?

– Мне тоже нелегко, поверь, – невпопад сказал Прорва.

– Тебе нелегко? – она повысила голос. – Да ты хоть раз спросил себя в этой своей Канаде, что делает твой ребенок?

– Таня, я же не знал, мне и в голову не приходило… Я только знал, что ты вышла за Платона.

– Чего ты не знал, когда я тебе русским языком объяснила, что будет ребенок, – возмутилась она.

– Я не думал, что ты его оставишь, понимаешь? – выражение лица Прорвы стало жалким.

– И ты мог подумать, что я возьму на душу этот грех, загублю ребенка? Господи! Ты отец-убийца! Как же я этого не разглядела? Уезжай скорее, от тебя только беды!

– Прости меня, Таня, – опустил голову Прорва. – Опоздал я с раскаянием, но… прости!

– Я тебя давно не виню, – смягчилась она. – Бог тебе судья.

Великое дело – покаяние. До Прорвы лишь спустя сорок лет дошло, что он действительно отец-убийца. Он не убил, но хотел этого. Читал он заповеди Божий, но как-то поверх строк, до сути-то никогда не добирался. Десятая заповедь гласила: «Не возжелай…», то есть не только не убивай, не воруй, не прелюбодействуй, но даже и не думай об этом, не желай этого, иначе – грех наказуемый. Вот что он, приехав в родные места, вдруг по-настоящему открыл. Когда он сказал Татьяне: «Прости меня…», в душе у него произошел настоящий переворот. Стало совершенно ясно, почему вся его материально благополучная жизнь никогда не была по-настоящему счастливой и подготовила ему печальный итог – нелюбовь, непонимание, раздоры с ближними. Как ни странно, на душе от этого открытия стало легче… Прорва решился ехать к Любе – покаяться и перед ней.

Люба была на седьмом месяце, и с каждым днем ей становилось тяжелее носить под сердцем свое драгоценное дитя. Тем более что сердце теперь болело от неожиданного открытия… Она уже легла, когда раздался звонок в дверь, и Гриша пошел открывать. На пороге стоял Прорва. Он вежливо представился, извинился и попросил встречи с Любой. Гриша не ожидал, что новоявленный отец Любы окажется таким красивым, крупным, импозантным. В голове сразу мелькнуло: так вот каких породистых кровей его красивая жена… Гриша сказал, что Люба просила ее не беспокоить.