Как стать писателем (2-е изд.) - Юрий Никитин

Если выйти на улицу, то люди вроде бы живут на переходе из двадцатого века в век двадцать первый. Дома дивных конструкций, новые марки машин, высотные автомагистрали, вот у нас в Южном Бутове строят легкое метро с эстакадой… Если войти в любой офис, то как будто попадешь в век двадцать второй: компы с плоскими экранами, факсы, принтеры, сотовые телефоны с экранами, Интернет, оптоволокно, следящие телекамеры… Но вот в литературе все еще век тот, девятнадцатый.

Да ладно, возьмем время ближе, до контрреволюционного переворота демократов. В тогдашнем регламентированном обществе писатель мог издать только одну книгу в три года. Мои книги того периода тоже вылизаны! А что еще делать целых три года? Да и не захочешь, чтобы редактор, он же цензор, завернул роман, придравшись к какой-то стилистической мелочи.

Сейчас же можешь издавать столько, сколько напишешь. Так буду ли вылизывать незначительные шероховатости в стене моего громадного могучего замка, чье предначертание совсем в другом? Да-да, его стены должны ­защищать. Мне плевать на затейливый узор, которым можно бы украсить каждую гранитную глыбу.

Я лучше построю еще один замок! Еще выше, громаднее, с толстыми стенами, высокими башнями. И без узоров на стенах. А пушки отолью без тех затейливых единорогов и грифонов, что старательно отливались на старинных пушках. Ну об этом уже говорил, однако важные вещи надо повторять, это как уроки, которые надо заучить на всю жизнь.

Сила произведений – не в кружевах. Вылизывать шероховатости начинайте не раньше, чем убедитесь, что построить громадную могучую крепость вы не в состоянии.

Время от времени слышу о том, что настали ужасные времена для русского языка. Мог ли представить великий Пушкин, что когда-то наступит такой ужас?.. Мог ли подумать Лев Толстой… А что сказал бы великий стилист Бунин?

Ну и так далее, все это со скорбными лицами, вздохами и прочими ужимками, что значитца: вот мы, единственные радетели и хранители живаго великарусскаго языка, только мы зрим его опоганивание и засорение всякими макаронизмами.

Да, судя по частоте дискуссий, в самом деле больная тема. Больная тема, именуемая чистотой русского языка. Странновато только, что все лингвисты, академики, профессура, президенты, министры культуры, домохозяйки и дровосеки – все на этой стороне баррикады, а по ту сторону… вроде бы никого. Или нечто темное, безликое и безымянное, именуемое просто Зло. Все с этой стороны сражаются за чистоту, а с той стороны ни слова, что надо-де язык загрязнять. Но сражение идет. На иностранные слова, как и новопридуманные… неологизмы, если кто помнит по школе, – идет охота. Их клюют, топчут, загоняют в неведомые глубины, но они как-то выживают. К тому же появляются новые, тихой сапой влезают в священный русский язык, исконно посконный, чистый и незапятнанный…

Вообще-то, как мы помним с детства, культурному и образованному человеку чистота русского языка глубоко по… словом, глубоко. Действительно культурный и образованный пожмет плечами: какая исконность, неизменяемость? Попробуйте прочесть «Слово о полку Игореве» на родном языке! Вообще полистайте наши российские книги, изданные до реформы русской орфографии Петра Великого! Сумеете без переводчика? А ведь всего триста лет прошло!

Какой же мерзавец забрасывает к нам эти макаронизмы? Этого мерзавца зовут русским народом. Или считать русским народом только тех, кто ходит за сохой, а наши программисты – это кто, марсиане? Все мы – русский народ. А он принимает эти слова, переваривает, заставляет служить себе. Заимствуя иностранные слова, мы обогащаем русский язык. Ибо если, скажем, в английском driver означает извозчика и компьютерную программу, то у нас это уже совершенно разные слова и значения. Как, скажем, ныне привычные славянский «конь» и печенежская «лошадь», скифский «топор» и русская «секира».

И так во всем. Как в компьютерном мире, так и везде, где нас обогнали или просто прошли слишком близко. Они вынуждены брать свои привычные слова, расширяя значение одного и того же слова, а мы расцвечиваем свою языковую палитру. Я пишу письма и мэйлы, а они только мэйлы, хоть гусиным пером на пергаменте, хоть на Silicon Grafics.

Люди, которые «блюдут чистоту языка», почти всегда хорошие люди. Честные и добрые. Искренние. Они в самом деле заботятся о русском языке. Что еще сказать? Только повториться, что обычно это очень хорошие люди. Ну а ум не всем даден, как и понимание или кругозор. Чин академика легче получить, чем еще одну извилину. Ну, кажется им, что, предохраняя русский язык от сленга или макаронизмов, они служат Отечеству. Вот и предохраняют! Что можно сказать? Все-таки не грабят прохожих в подворотнях, не открывают липовые фирмы…

Это не в обиду им сказано, я их даже люблю, но все-таки надо защищать тех, кто пишет книги, статьи, очерки. Я имею в виду, их надо защищать как от мерзавцев, так и от хороших людей. Тех, которые совершенно искренне говорят: слушай сюда, потому что все остальные – дураки. Я люблю Отечество, уже поэтому я прав всегда и во всем.

Знаете ли, я его тоже люблю. И ничуть не меньше вас. Но вовсе не хочу огораживать свой участок таким высоким забором, чтобы даже соседей не было слышно.

Расширяйте язык, используйте все средства, все краски, все возможности! Рассматривают здание, а не состав кирпичиков.

Да, все мы пишем гусеницами. Но это не значит, что их нужно оставлять. Вот только что написал фразу «Олег начал присматриваться к деревьям, нахмурился, посмотрел по сторонам, затем пустил коня в чащу» («Возвращение короля»). Это нормально, у всех так пишется. Плохо, что абсолютное большинство в таком виде и оставляет.

Но я – профи, привычно исправил на «Олег начал присматриваться к деревьям, на лице появилось озабоченное выражение, конь под его рукой свернул в чащу». Не бог весть как красиво, обычная проходная фраза, но убрана гусеничность, сразу выдающая малограмотность автора, и появился взгляд с трех точек, что придает любой фразе объемность.

Т.е. повторяю еще раз: любой автор пишет коряво, гусенично, с обилием сорняков, лишних слов, объяснений и прочего словесного мусора. Разницу между туповатым начинающим и блестящим профессионалом замечаем прежде всего по тексту: оставлен ли мусор или же убран. И не важно читателю, устали глаза у автора вычитывать или по тупости вообще не понимает, что это мусор, результат один: книга пылится в магазинах на полках. Автор же начинает рассказывать на тусовках, что читатель до его книг не дорос, у издателей кривые руки, а торговля так и вовсе не умеет продавать книги.

Боритесь с гусеницами везде и всюду! Текст станет лучше на порядок.

Сейчас на клавах пишут предупреждения типа как вот на моей беспроводной: Warning: some experts believe, that use of any keyboard may cause serious injury. Consult state­ment on the back of the keyboard.

Ну а на этом баке кейборда длиннющий перечень возможности жутких заболеваний, которые могут возникнуть от использования этой клавы, от использования любой клавы, от вообще нахождения за компом больше десяти минут.

На коробках с баймами тоже появились подобные жуткие предостережения, и в завершение всех этих страстей даются рекомендации: через каждые десять минут прерывайте байму и вставайте, пройдитесь по комнате, помедитируйте…

Ага, щас!.. У меня там гады наступать начинают, я не успел выстроить защиту, надо что-то предпринять срочно, а я встану? Да ни в жисть.

В баймы я режусь по двенадцать-четырнадцать часов, не отрываясь от монитора. Иногда и ночь захватываю целиком, ничего не случается, а играю со времен диггеров, когда пришествие «Принца», «Golden Axe» и «Crime wave» знаменовало неслыханный скачок в баймостроении.

И ничего со мной не случается, все это фигня и тупые пугалки для деревенских попов. Однако же, когда дело касается литературной деятельности, здесь в самом деле рекомендую время от времени отрывать зад от стула (даже если карта прямо прет!), пройтись по комнате, посмотреть в окно, хлебнуть кофе…

Нет, даже не для того, чтобы спасти зрение от проклятого тем же деревенским попиком дьявольского экрана, а чтобы чуточку освежить мозг и снова взглянуть на то, что пишете, чуточку иначе.

Дело в том, что когда начинаем писать (это касается всех, и самых опытных в том числе), то сперва скрупулезно придерживаемся правил, которые помогают делать текст живым и волнующим: не забываем о внешности героев, о времени суток, помним, чем пахнет вокруг – свежескошенным сеном, крепким кофе или навозом, но постепенно увлекаемся самим сюжетом, динамикой, экшеном, и через некоторое время диалоги повисают в воздухе, уже и непонятно: кто кому это сказал и почему вдруг на пароходе, если разговор начался за столом в офисе?