История России с древнейших времен. Том 4. От Княжения Василия Дмитриевича Донского до кончины великого князя Василия Васильевича Темного. 1389-1462 гг. - Сергей Соловьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
При подлинных грамотах княжеских, дошедших до нас от описываемого времени, находятся печати князей с различными изображениями и надписями. На печати Иоанна Даниловича Калиты с одной стороны находится изображение Иисуса Христа, на другой – св. Иоанна; вокруг надпись: «Печать великого князя Ивана». У Симеона Гордого на одной стороне печати – изображение святого Симеона, на другой – надпись: «Печать князя великого Семенова всея Руси». У брата его Иоанна II на одной стороне печати – изображение святого Иоанна с надписью: «Агиос Иоанн», на другой – надпись: «Печать князя великого Ивана Ивановича». У Димитрия Донского на одной стороне печати – изображение св. Димитрия, на другой – надпись: «Печать князя великого Димитрия»; но на другой печати того же князя встречаем надпись с прибавлением: всея Руси. У Василия Димитриевича несколько печатей: на одной – изображение св. Василия Кесарийского и надпись: «Печать князя великого Васильева Димитриевича всея Руси»; на другой – изображение всадника с копьем, обращенным острием книзу; третья печать имеет изображение всадника с поднятым мечом, и разные другие. На печати Василия Темного виден всадник с копьем, находящимся в покойном положении, острием вверх. На печати тверского князя Бориса Александровича встречаем также изображение всадника с поднятым мечом.
И в описываемое время вступление князя на стол сопровождалось обрядом посажения. Вот как описывается посажение Александра Невского во Владимире: преосвященный Кирилл митрополит встретил его со крестами, со священным собором и со множеством людей и посадил его на великом княжении во Владимире, на стол отца его, с пожалованием царевым (ханским). Великий князь Василий Димитриевич был посажен на стол послом Тохтамышевым; Василия Васильевича посадил на стол посол ханский у Пречистыя, у золотых дверей. Таким образом, в этом самом обряде обозначалась ясно зависимость русских князей от ханов татарских; теперь, следовательно, для удовлетворительнейшего решения вопроса о значении князя на Руси в описываемое время мы должны постараться определить степень зависимости его от хана; зависимость эта выражалась ли только в необходимости требовать ханского утверждения, ханского ярлыка и в обязанности платить дань, или она имела влияние на внутреннюю деятельность князя, стесняла его? Здесь, разумеется, прежде всего должно решить вопрос о том, как хан мог наблюдать за деятельностию князя, имел ли он при нем постоянного представителя своего, наместника? В известном рассказе об Ахмате, баскаке курском, летописец говорит, что Ахмат держал баскачество Курского княжения, другие же татары держали баскачество по иным городам, во всей Русской земле и были велики. В повести о мучении св. Михаила Черниговского сказано, что Батый поставил наместников и властелей своих по всем городам русским. В известии о перечислении говорится, что численники поставили десятников, сотников, тысячников и темников и, урядивши все, возвратились в Орду. Под 1262 годом летописец говорит, что по всем городам русским был совет на татар, которых Батый и потом сын его Сартак посажали властелями по всем городам русским. Князья, согласившись между собою, выгнали татар, потому что было от них насилие: богатые люди откупали у татар дани и корыстовались при этом сами, а многие бедные работали в ростах. Тогда же, при изгнании и убиении татар, в Ярославле убили отступника Зосиму или Изосима, который с позволения посла ханского делал много зла христианам. В 1269 году великий князь Ярослав Ярославич, сбираясь идти на немцев, пришел в Новгород вместе с Амраганом, великим баскаком владимирским. Потом великий князь Василий Ярославич с тем же самым Амраганом воевал волости новгородские. Под 1275 годом упоминается о втором перечислении; под 1290 о восстании жителей ростовских на татар, которые были ограблены. После известия об Амрагане мы не встречаем на севере известий о баскаках, встречаем баскака только раз на юге, в Курской области; под 1284 годом – ясный знак, что на севере баскаков больше не было, иначе летописи не могли бы умолчать о них в рассказе о событиях, в которых татары принимали важное участие, как, например, в борьбе между сыновьями Невского; упоминаются только одни послы, временно являвшиеся в русских городах. После 1275 года не упоминается более о перечислении – ясный знак, что ханы по разным причинам начали оказывать полную доверенность князьям и что последние взяли на себя доставку дани в Орду; но еще под 1266 годом летописец говорит об ослабе от насилия татарского по смерти хана Берге. Уже князь Андрей Александрович городецкий взводил в Орде обвинение на старшего брата Димитрия переяславского, будто тот не хочет платить дани хану; конечно, если бы в это время находился в России баскак или главный сборщик податей, дорога, то не родному брату пришлось бы доносить на Димитрия, и хан не стал бы основываться на одних Андреевых доносах; если же в этих делах были замешаны и баскаки и дороги, то каким образом летописец умолчал о них? Не умолчал же он о Кавгадые. Таким образом, через удаление баскаков, численников и сборщиков дани князья освобождались совершенно от татарского влияния на свои внутренние распоряжения; но и во время присутствия баскаков мы не имеем основания предполагать большого влияния их на внутреннее управление, ибо не видим ни малейших следов такого влияния.
На юго-западе самое подробное описание вступления княжеского на стол читаем в рассказе волынского летописца о вступлении Мстислава Даниловича на стол Владимирский, оставленный ему по распоряжению двоюродного брата Владимира Васильковича: Мстислав приехал в соборную церковь, созвал бояр и граждан, русских и немцев, которым прочли Владимирово завещание, и слышали все от мала до велика, после чего епископ благословил Мстислава крестом воздвизальным на княжение. Здесь, на юге, жители Бреста не хотели признавать Мстислава своим князем, не хотели исполнять завещания Владимирова; на севере не видим ничего подобного, не встречаем также известий о рядах или уговорах граждан с князьями; не встречаем известий о том, чтобы князья созывали веча и объявляли народу о походе. Князья по-прежнему чаще сами предводительствуют войском, чем посылают воевод; но ни в одном из них не замечаем такой охоты к бою, какую видели в князьях старой, Южной, Руси.
Законодательная деятельность князей выразилась в описываемое время на севере в уставной грамоте великого князя Василия Димитриевича на Двину, в судной грамоте великого князя Александра Михайловича, данной Пскову, и в уставной грамоте князя Константина Димитриевича, данной тому же городу. В 1395 году митрополит Киприан писал псковичам: «Слышал я, что суздальский владыка Дионисий, будучи во Пскове, составил грамоту и присоединил ее к грамоте великого князя Александра – по чему ходить, как судить, кого как казнить, да написал и проклятие на того, кто начнет поступать иначе. Дионисий владыка сделал это не свое дело, не по закону и не по правилам. Если великий князь Александр написал грамоту, по чему ходить, то волен, в том всякий царь в своем царстве, или князь в своем княженьи – всякие дела решить и грамоты записывать; так и великий князь Александр волен был написать грамоту, по чему ходить, на христианское добро, а Дионисий владыка вплелся не в свое дело, написал грамоту негодную, и я эту грамоту рушаю. Вы же, дети мои псковичи, как прежде ходили по грамоте князя великого Александра, как была это у вас старина так и теперь по той старине ходите; а грамоту Дионисиеву пришлите ко мне, я сам ее раздеру; та грамота не в грамоту, а что написал он там проклятие и неблагословение патриаршее, то я это проклятие снимаю и благословляю вас. Ходите, дети, по своему обычаю (по своей пошлине) и по старине суды судите: кого виноватого пожалуете, вольны, показните ли за какую вину, также вольны; делайте по старине, чисто и без греха, как и всякие христиане делают». О деятельности князя относительно суда и расправы так читаем в договоре Димитрия Донского с Владимиром Андреевичем серпуховским: великий князь говорит двоюродному брату: «Судов тебе московских без моих наместников не судить, а стану я судить московские суды, то я буду этим с тобою делиться. Если случится мне не быть в Москве, и ударит мне челом москвитин на москвитина, то я дам пристава и пошлю к своим наместникам, чтоб они решили дело вместе с твоими наместниками. Если же ударит мне челом кто из великого княжения на москвитина, на твоего боярина, то я пошлю за ним пристава, а ты пошлешь за своим своего боярина. Если же ударит мне челом мой на твоего, кто живет в твоем уделе, то я пошлю к тебе, а ты решишь дело; а ударит тебе челом твой на моего, кто живет в моем уделе и в великом княжении, то ты пошлешь ко мне, и я решу дело, а послать нам за ними своих бояр».