Если завтра в поход… - Владимир Невежин

Молотов особо подчеркнул в тексте «Обращения…», что исходная цель «народного правительства» – «не поддержка Советского Союза», а «восстание против существующего правительства Финляндии». Он предложил внести в документ и тезис о том, что «независимая и самостоятельная Финляндия возможна лишь в дружбе с СССР».[432] В свою очередь, именно А.А. Жданов начертал слова «Радиоперехват. Перевод с финского», которым сопровождался заголовок «Декларации Народного Правительства Финляндии». Он же вписал фамилии членов «правительства Финляндской Демократической Республики», перечисленных в этом документе.[433]

Таким образом, и «Обращение…», и «Декларация…» являлись своеобразными «домашними заготовками» сталинского руководства на начальном этапе вооруженного вторжения в Финляндию. 28 ноября 1939 г. О.В. Куусинен доверительно сообщил резиденту советской разведки, что в Москве в ближайшее время будет объявлено о признании его (Куусинена) правительства, а «через 2-3 дня последует сообщение о подписании с правительством Демократической Республики Финляндии… договора о сотрудничестве и взаимопомощи».[434] 30 ноября в Ленинграде прошло совещание Куусинена с будущими членами его «кабинета», где были изложены ближайшие задачи еще не провозглашенной ДРФ.[435]

Что касается текста «Обращения ЦК Компартии Финляндии», то он изобиловал пропагандистскими штампами явно не финляндского происхождения. Так, в документе говорилось: «Больше чем в течение 21 года наша страна (sic. – В.Н.) была, подобно панской Польше (выделено мной. – В.Н.), гнездом антисоветских интриг…». Но, как уже упоминалось, сомнительный приоритет в изобретении бессмысленного термина «панская Польша» принадлежал советской пропаганде. В вышеупомянутом «Обращении…» утверждалось, что правительство Финляндии (не путать с «Народным Правительством Финляндии!») не может защищать дело мира, ибо оно является правительством поджигателей войны (выделено мной. – В.Н.)». Хорошо известно, что выражение «поджигатели войны» – одно из наиболее распространенных советских пропагандистских клише 1930-х гг.

В «Обращении…» и в «Декларации…» встречается утверждение: Красная Армия якобы придет в Финляндию не как завоеватель, а как освободитель финского народа, не как враг, а как друг этого народа.[436] Между тем стереотипная формулировка «мы идем не как завоеватели, а как освободители», адресованная личному составу частей РККА, уже использовалась в период антипольской сентябрьской акции 1939 г. Она же встречается и в приказе войскам Ленинградского военного округа, изданном в день начала войны против Финляндии.[437]

В «Декларации…» зафиксировано следующее утверждение: «Для участия в совместной борьбе рука об руку с героической Красной Армией СССР народное правительство Финляндии уже сформировало первый финский корпус, который в ходе предстоящих боев будет пополняться добровольцами из революционных рабочих и крестьян и должен стать крепким ядром будущей народной армии Финляндии».[438] Между тем формирование «финского корпуса» («финской народной армии») начало еще в ноябре 1939 г. советское военное ведомство. В письменных распоряжениях народного комиссариата обороны, датированных 11-19 ноября, ставилась задача укомплектования из числа финнов и карел особого соединения (106-й стрелковой дивизии). 23 ноября на основе этой дивизии стали создаваться управление и части горно-стрелкового корпуса, который затем получил название 1-го горно-стрелкового корпуса Финской народной армии.[439] В программе «правительства» Куусинена, провозглашенной 1 декабря 1939 г., в частности, недвусмысленно подчеркивалось: «Первому финскому корпусу предоставляется честь принести в столицу (Хельсинки. – В.Н.) знамя Финляндской демократической республики и водрузить его на крыше президентского дворца, на радость трудящимся и страх врагам народа».[440] В приведенном пассаже зловещий термин «враги народа» явно выказывает «московское» авторство всего документа.

Все вышеизложенные факты и наблюдения дают основание утверждать, что «Обращение ЦК Компартии Финляндии», адресованное «трудовому народу» страны, и «Декларация Народного Правительства Финляндии» от 1 декабря 1939 г. являлись чисто пропагандистскими документами, составленными в Москве под диктовку В.М. Молотова и А.А. Жданова, не имея никакой юридической силы. Текст так называемого «Договора о взаимопомощи между Советским Союзом и Финляндской демократической республикой» от 2 декабря 1939 г. составили сотрудники Наркомата иностранных дел А.А. Соболев и С.П. Козырев, а работа по его составлению завершилась не позднее 22 ноября.[441]

Не случайно здравомыслящие современники событий адекватно реагировали на сообщение советской прессы об обращениях, сделанных якобы от имени нового финляндского правительства. Некоторые предполагали, что эти материалы предварительно были подготовлены в Москве, а уже потом переданы по радио. Современник событий записывал в дневнике 3 декабря 1939 г.: «Конечно, договор этот (с „НПФДР“. – В.Н.) не имеет юридического и фактического  значения, ибо то правительство – еще не правительство. Оно станет таковым, когда его посадят по меньшей мере в Хельсинки. Но этот договор имеет колоссальное агитационное значение, ибо нужно показать финской армии, что проливать кровь в сущности не за что».[442]

«Советская природа» пропагандистской подготовки к «Зимней войне» не внушала доверия. Противопоставление «народного правительства» законному, названному «плутократическим», правительству социал-демократов и центристов само по себе казалось финнам невероятным. Соглашение от 2 декабря 1939 г. предусматривало пересмотр границ. В нем, а также в «Обращении…» и в «Декларации…» говорилось, что «вековая мечта» финского и карельского народов о воссоединении «в едином независимом финляндском государстве» имеет возможность воплотиться в жизнь.[443] Для большинства финнов это означало присоединение Финляндии к советской Восточной Карелии, население которой подвергалось репрессиям. Быстротечное «признание» Кремлем «правительства» Куусинена, утверждения советской пропаганды о разгуле «белогвардейского террора» в самой Финляндии, противоречившие действительности, упрочили решимость финнов с оружием в руках защищать свою независимость.[444]

Между тем начальник ПУРККА Л.З. Мехлис, как и перед началом польской кампании, прибыл в войска (в Ленинградский военный округ) заранее. Он принимал активное участие и в разработке приказа войскам в преддверии боевых действий, и в составлении текстов пропагандистских обращений «К финским солдатам» и «К трудящимся, крестьянам и интеллигенции Финляндии». Мехлис содействовал созданию отделений по работе среди войск и населения противника во всех армиях Северо-Западного фронта, образованного в начале войны против Финляндии. Каждая из армейских газет выходила тиражом от 5 до 15 тыс. экз. Для удовлетворения нужд возросших фронтовых изданий было разрешено расходовать газетную бумагу из неприкосновенного запаса (НЗ). При этом только тираж газеты 7-й армии «Боевая красноармейская» увеличился до 20 000 экз..[445] Кроме того, было выпущено порядка 40 млн. листовок. 7-я и 13-я армия имели 7 звуковещательных станций.

Как и в ходе боев на Дальнем Востоке, во время «Зимней войны» сравнительно большими были потери среди политсостава Красной Армии. Так, лишь за декабрь 1939 г. они составили 525 чел., или 15% от общего количества убитых и раненых. Пришлось принимать чрезвычайные меры для пополнения этой убыли, которая затронула в первую очередь низовое звено политработников. Первоначально 29 января 1940 г. было решено ввести в штат стрелковых и артиллерийских полков должности политрука взвода и военкома батальона (дивизиона). Однако 12 февраля 1940 г. нарком обороны отменил это явно непродуманное решение. Теперь военные советы действующих армий получали разрешение выдвигать заместителей политруков на должности политруков с присвоением им (после 4-дневных сборов в армии) звания младший политрук.[446]

В период советско-финляндской войны, когда потерпела крах установка о возможности достижения легкой победы «малой кровью на чужой территории», морально-политическое состояние личного состава Красной Армии подверглось серьезным испытаниям. Среди красноармейцев и командиров, несмотря на угрозу наказания в судебном порядке по законам военного времени, были распространены разговоры о несправедливом характере действий СССР в отношении Финляндии, о нежелании воевать против нее.[447] Различными инстанциями отмечались многочисленные случаи невыполнения приказов, самовольного ухода с передовой. Именно в тот период, несмотря на официальные, весьма оптимистические пропагандистские установки в сознании красноармейцев и командиров стали возникать «стихийные мифы», к числу которых относятся слухи о так называемых «кукушках» (финляндских снайперах), «многоэтажных», «покрытых резиной» дотах на линии Маннергейма, от которых «отскакивали артиллерийские снаряды» и т.д. и т.п..[448]