Падает снег - Марьяна Куприянова

– Ну… – Леха пожал плечами, о чем я скорее догадалась по выражению его лица, чем по движениям – куртка скрывала всю его фигуру, делала необъятной.

Я покачала головой и ничего не сказала. Скоро область моего мозга, отвечающая за удивление, если такая имеется, потребует заслуженный отпуск и премию за переработки. По дороге к дому мы немного потрещали об игровых новинках, жанрах и прочей атрибутике геймерского интереса. Игры нам нравились кардинально разные, но во многом относительно теории взгляды сходились.

Стоило мне остановиться и сказать, что живу я вот здесь, у Лехи сделалось скорбное лицо. Он вдруг подался вперед и крепко меня обнял. Это была благодарность. Искренняя, от чистого сердца, на какую способен только ребенок. От умиления у меня сжались губы и защипало в носу. Леха держал меня за плечи.

– Вера, ты же придешь еще раз? – спросил он, наклоняясь, чтобы увидеть мое лицо.

– Конечно, Лех, – заверила я, тоже положив руки ему на предплечья.

– Хочешь, я буду встречать тебя и провожать?

– Только провожать, пожалуй. Надо же как-то тебя из квартиры вытаскивать.

– Да… – протянул он. – А я и не знал совсем, что на улице снег… И дышится так свободно. Свежо, – Леха прикрыл глаза, закинул голову назад и сделал глубокий вдох.

– Это вдох новой жизни, – уверила я его. – Скоро все изменится. Все изменится…

Леха горестно покивал, даже не уточняя, что именно я имела в виду.

– Ну, я пошел, – отпустив меня, он похлопал себя по куртке и робко улыбнулся.

– Давай, топай, Горбач, – съязвила я.

– Кстати! – весело крикнул он, отойдя уже метров на пять и скрипуче развернувшись на мерзлом снеге, – сегодня будет новый выпуск!

– Будем смотреть, – крикнула я и скрылась в подъезде.

Таня встречала меня на пороге. Выражение лица – просто квинтэссенция хитрости и коварства.

– Ну что-о, как дела-а? – спросила она с намеком.

Я широко улыбнулась, сбрасывая с плеч пальто.

– Сегодня выйдет новый выпуск у Горбача.

Она нахмурилась и прикусила верхнюю губу:

– Откуда ты знаешь?

– Галочка, ты щас умрешь, – процитировала я с предвкушением.

XXIII

. Бойня

Несколько дней спустя выпало очень много снега. Леха провожал меня домой, и нам приходилось местами прорывать себе дорогу. Там, где осадки убрать не удосужились или не успели, мы проваливались по колено. Но большую часть пути приходилось пробираться по тесному узенькому туннелю, вырытому в белой мерцающей толще. Слева и справа этой импровизированной тропинки сугробы возвышались почти по пояс.

Проход был слишком узким, чтобы идти в нем вдвоем плечо к плечу, поэтому Леха шел первым, спиной вперед, а лицом ко мне, чтобы мы могли разговаривать и слышать друг друга. Абсолютно не видя дорогу, он иногда спотыкался, поскальзывался и нередко падал прямо в снежные перила. Превозмогая хохот, я помогала ему подняться, потому что самостоятельно выбраться из плена было почти невозможно, а Леха в своей гигантской куртке, стесняющей движения, и подавно был не способен так изловчиться. Но когда он поднимался, мы уже смеялись вместе, выгребая снег из его карманов и капюшона.

Всю дорогу мы говорили о новом инди-хорроре, который анонсировали вчера, и на который Леха жаждал записать прохождение. Трейлер понравился нам обоим, что странно, и мы договорились, что я обязательно буду рядом, когда он впервые запустит игру на своем компьютере. Мне не терпелось стать свидетелем летсплея самого Горбача воочию, и когда я восторженно говорила об этом, Леха смущенно потирал замерзший на морозе нос.

– А почему именно Горбач? – спросила я, вспомнив вопрос, заинтересовавший меня еще когда я только подписалась на его канал.

– Ну, – замялся Леха и неосторожно оступился, продолжая шагать спиной вперед с руками в карманах, – есть несколько причин. Во-первых, из-за своего роста я сильно сутулюсь. Когда я учился в университете, один остряк заметил это и стал окликать меня не иначе как «горбатый». А во-вторых, что еще глубже, наш препод по истории как-то заметила, что я похож на молодого Горбачева.

Я остановилась, чтобы отсмеяться. Из глаз текли слезы, тут же замерзая на щеках. Почему-то я вдруг вспомнила, как плакала на шее у Андреева в лифте. Смех как-то сразу угас, мысли стали менее беззаботными.

– Смотри-ка, – заметила я, – а тут дорога расширяется.

Леха развернулся, и теперь я шла рядом с ним, придерживаясь за его руку, чтобы не поскользнуться на вероломной наледи, скрытой под слоем снега. Но все равно то и дело начинала уезжать, неаккуратно ступая, с глупой улыбкой и радостью от неожиданных всплесков адреналина.

Колоссальные снежные массы нагромождались по обе стороны, и каждая крошечная снежинка в них сверкала, отражая яркий свет уличных фонарей и новогодних гирлянд, развешанных по городу. Самая настоящая сказка. Но едва я это подумала, впереди, метрах в тридцати, из-за угла нам навстречу свернула фигура. По походке я поняла, что знаю этого человека. Кроме нас троих на вычищенном тротуаре не было никого. Худой высокий силуэт приближался, вжимая голову в плечи и глубоко засунув руки в карманы. Леха шмыгал носом, пристально глядя на встречного. Встречный переводил взгляд то на меня, то на моего спутника, и выражение его лица было таким, словно его заставили съесть лимон. Это был Птица, и мне стало не по себе. Когда мы миновали друг друга, у меня возникло нехорошее предчувствие того, что Птица не сможет промолчать, и оно оправдалось.

Снег хрустел под ногами, напоминая строки из стихотворения Асадова. Когда Птица оказался позади, в мерзлом воздухе за нашими спинами отчетливо прозвучало слово «шлюха». Мы замерли. Меня начало трясти крупной дрожью, зубы застучали. Леха медленно, как танк, повернулся всем корпусом и прогремел:

– Что?

Кулаки его сжались в два белых, словно мрамор, снаряда.

Я обернулась и увидела, что Птица стоит посреди тротуара и насмешливо глядит на нас.

– Что слышал, – ответил он.

– Лех, не надо… – слабо попросила я. – Оно того не стоит…

– Не стоит? – голос Громова теперь вполне оправдывал фамилию. – Я его сейчас научу вежливости, – добавил он, делая шаг к Птице.

Понятно, что такое глупое бесстрашие Птицы чем-то оправдано и подкреплено – в рукаве у него имеется весомый козырь. Он слишком многое знает обо мне, чего пока не знает Леха, да и слава богу, что не знает. Надо было срочно предотвратить их столкновение, потому что я догадывалась, в чем может заключаться этот самый козырь, и не хотела, чтобы Леха посмотрел на меня с омерзением и недоумением, когда Птица раскроет карты. Я потянула Леху за рукав куртки, и он удивленно повернулся на меня, останавливаясь в двух шагах от обидчика.

– И этот человек еще имел совесть называть меня – тварью, – пафосно начал Птица, и я задышала чаще, понимая, что