Ищем человека: Социологические очерки. 2000–2005 - Юрий Левада
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Переход наличности»
Как всякий общественный перелом, перестройка вывела на общественную сцену ряд своеобразных личностей со своими амбициями, вкусами, амбициями и пр. (что резко отличало стиль бурных лет перемен от тягучего времени безликих функционеров), занявших те ролевые ниши, которые сформировались на политической сцене, – например, «консерваторов», «радикалов», «смутьянов» и т. д. По сути дела, нашумевшие узлы личных противостояний (М. Горбачев – Е. Лигачев, Б. Ельцин – М. Горбачев) были скорее функциональными оппозициями таких ролевых ниш, чем собственно личными конфликтами.
Нерешаемые задачи
Как уже приходилось отмечать, отвергая «устаревшие» средства решения социальных проблем, перестройка ничего не предлагала взамен.
В результате постоянно появлялись «тупиковые» проблемы, не имевшие решения. Это относится к межнациональным конфликтам и национально-государственным претензиям: не решаясь прибегать к испытанным в прошлом средствам массированного насилия (если их, следуя традиции, и применяли в нескольких ситуациях 1989–1991 годов, то как будто стыдливо и скрытно). Новых и адекватных средств (например, продуманных планов, рассчитанных на опережение ситуации, переговорных механизмов и пр.) у М. Горбачева не было, как не было желания их отыскать.
Триумф и крушение
Главный успех перестройки – провал консервативного заговора («путча») в августе 1991 года. Страна, вооруженные силы и даже партийные структуры оказались неспособными последовать за заговорщиками. Но этот успех означал в то же время крушение самого «партийного» механизма перестройки, а вместе с тем и конец политической деятельности «главного механика», М. Горбачева. Перестройка завершилась не поражением в противостоянии с консервативными оппонентами или необузданными авантюристами, а исчерпанием собственных ресурсов. Впрочем, так же решались и судьбы предыдущих периодов нашей истории (и не только «застоя»).
Снова об общественной памяти
Возвращаясь к оценкам перестройки в общественном мнении, приходится признать, что состояние последнего сейчас исключает не только исторически справедливую, но хотя бы более или менее взвешенную оценку перелома. Два фактора могут со временем изменить положение: во-первых, реальные позитивные перемены в жизни большинства, во-вторых, изменения в системе исторического и социального воспитания населения. В ближайшем будущем этого ждать не приходится.Парадоксы и смыслы «рейтингов»: попытка понимания
Суета вокруг рейтингов как показатель социально-политической ситуации
Демонстративное внимание прессы, политического чиновничества, его «технологической» обслуги и т. п. к «рейтинговым» результатам массовых опросов – характерная черта публичного стиля последнего времени, когда поиски решений общественно значимых проблем подменяются возней вокруг «имиджа» институтов и причастных к ним фигур. Никакого отношения к изучению общественной ситуации и общественного мнения это, разумеется, не имеет. Искусственно раздуваемые страхи (или, с другой стороны, столь же необоснованные надежды), связываемые с ожиданиями катастрофических перемен «рейтингов» в ту или иную сторону, отнюдь не способствуют пониманию ситуации и возможных вариантов ее развития. Кроме того, неграмотное обращение с разнопорядковыми индикаторами время от времени приводит к нелепым курьезам и мнимым сенсациям. В том же ряду находится такое распространенное занятие, как поиски «виновников» нежелательных показателей.
Другая и, пожалуй, более значимая парадоксальная ситуация – удивительная для многих наблюдателей устойчивость основных параметров опросных данных. Чтобы разобраться в этом, приходится принимать в расчет универсальные особенности массового сознания – инерционность, адаптивность и пр., а также характер и функции таких его компонентов, как образы фаворитов и антигероев в катаклизмах современной российской реальности. Было бы непростительным упрощением полагать, что «высокие показатели вместо высоких достижений» нужны только для самоутешения политических неудачников, поскольку для ориентации в реальной политике они не требуются. Но в нынешней неустойчивой ситуации границы между реальными политическими акциями и их демонстративными суррогатами столь же стерты, как и различия между политическими чиновниками и полит-рекламщиками, имиджмейкерами и прочими функционерами внутри-аппаратных игр. За высокие рейтинги своих фаворитов упорно, вопреки очевидности, словно за якорь спасения, держится и «массовый» человек, общественное мнение. Это явление хорошо отслеживается по многим исследованиям.
Особенности российских рейтингов
Существуют серьезные различия между социальными значениями рейтингов общественного мнения (получаемых по схожей или одинаковой исследовательской технологии) в плюралистических, конкурентных обществах и в нашей современной ситуации, ориентированной на преодоление даже зачаточных форм политической конкуренции, не успевших привиться в 90-х годах. Рейтинги западных лидеров – работающий инструмент любой электоральной или внутрипартийной и т. п. конкуренции различных сил и персонажей. (Некоторое приближение к этому мы отслеживали в середине 90-х, сопоставляя рейтинги Б. Ельцина и Г. Зюганова как политических соперников или, в ином контексте, президента Б. Ельцина и премьера В. Черномырдина.) На сегодняшней принципиально «безальтернативной» политической сцене ничего подобного нет, а единственно значимый рейтинг лидера (президента) исполняет совершенно иную функцию – подтверждение его имиджа в собственных и «массовых» представлениях. (Фигурально выражаясь, результатам изучения общественного мнения здесь уготована роль того волшебного зеркальца, которое обязано было показывать, «кто на свете всех милее…», – со всеми вытекающими отсюда последствиями.)
С этой особенностью «главного» нашего рейтинга, как представляется, связана и его видимая, «тефлоновая» (ничего «не прилипает») стабильность. В западных обществах общественное мнение постоянно – при помощи массмедиа – следит за успехами и провалами политиков, в том числе и фаворитов, что немедленно выражается в зигзагах массовых симпатий и соответствующих рейтингов, существенно влияющих на популярность и судьбы лидеров. У нас же рейтинги выражают в первую очередь не оценки определенных действий данного лидера, а состояние комплекса массовых ожиданий, надежд, иллюзий, связанных с ним. Поэтому прямого участия общественного мнения в общественно-политической жизни не существует, а любая массовая реакция на конкретные политические ситуации и действия преломляется через «призму» упомянутого выше комплекса – и остается весьма слабой, практически малозаметной.
Таким образом, в общественном мнении действует известный в социологии принцип примата субъектной установки перед «объектной» информацией: рейтинг показывает не то, что люди непосредственно «видят», а что они готовы или хотели бы «видеть». Люди в массе скорее держатся за собственные иллюзии, чем опираются на «реалии» опыта (особенно если собственный опыт отсутствует). Отсутствие успехов не «обваливает» рейтинг фаворита, а стимулирует поиски «виновников». Такой прием – перекладывание ответственности за неудачи с фаворита на других (ими могут оказаться и зарубежные недоброжелатели, и нерадивые чиновники, и собственное правительство) – также создает впечатление неколебимости рейтингов «первого лица».
Чтобы разобраться в деталях «механизма» наблюдаемых рейтинговых показателей, попытаемся, во-первых, выяснить, чей комплекс надежд и иллюзий стоит за определенными показателями, во-вторых, рассмотреть «качество», содержание соответствующих ожиданий и пр., в-третьих, подойти к проблеме перспектив этого механизма и его функций.
Обширный материал для анализа представляют ежемесячные показатели общего одобрения/неодобрения деятельности основных фигур политического поля (президента, премьер-министра, правительства; оценки других федеральных и региональных деятелей в данном случае не рассматриваются). Такие показатели (в англоязычных текстах —job approval) обсуждаются публично чаще всего, выражаются наиболее крупными цифрами (т. е. имеют наиболее обширную – и, как мы увидим позже, наименее однородную – массовую базу). С показателями одобрения полезно сопоставлять (в плане их качества и массовой опоры) различные рейтинги доверия. В наших опросах регулярно применяется такой прием, как предложение назвать 5–6 деятелей, пользующихся у респондентов « наибольшим доверием». Несколько реже (раз в 3–4 месяца) выясняется, в какой мере доверяют президенту, насколько успешными/неуспешными являются его действия в разных сферах, а также каков уровень надежд и опасений, связываемых с ним. Использованы и некоторые другие данные исследований. В ряде случаев оказывается полезным рассмотрение специально построенных по рейтинговым данным индексов (разности между процентами одобряющих и не одобряющих, надеющихся и не надеющихся и т. п.). Примечательно, что каждый из представленных рейтингов как будто занимает свою специфическую ступеньку в иерархии оценок. Это значит, что каждый из них имеет свою специфическую массовую опору и свои качественные характеристики. Что, как мы увидим дальше, и делает плодотворным их сопоставление.
