Робин Гуд - Ирина Измайлова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Положим, не вляпался, вернее, если и вляпался, то не до конца! – Эдвин глотнул вина и поперхнулся. – Они использовали тебя вслепую, и потому ты до сих пор жив. Тех, кто с ними действительно связан и многое о них знает, эти люди не отпускают – ты не сбежал бы со своей подружкой, догадайся магистр и «брат Винсент», что ты услышал кусочек их разговора.
– Да как бы они со мной справились? – вспетушился Робин. – Старый заплесневелый гриб и отяжелевший придворный лизоблюд, лет этак двадцать меча в руках не державший? Да, я еще не тот: ты разрубил меня по всем правилам гильдии мясников, брат, но уж этих-то двоих…
– Вот только не показывай мне в очередной раз своей удали! – сморщился Эдвин. – Я сыт ею по горло и даже выше. Будь уверен – у них сотни способов убивать, и никакая сила и отвага не помогут тому, кто их недооценивает. Самый важный твой вопрос: о мистической жертве… Я ничего об этом не знаю, но помню слова, которые мне сказала королева Элеонора во время нашей краткой встречи. Она сказала: «Мне долго пришлось бы рассказывать, чтобы вы поняли, какая опасность в действительности угрожает королю, и из какой бездны нам предстоит его спасти!». Возможно и даже вероятно, она знает о том, что «братья Грааля» собираются принести ее сына в жертву, чтобы укрепить власть зла на земле, а, быть может, и подготовить приход Антихриста!
– Почему именно Ричарда?
– А сам не понимаешь? Это – самый великий из всех христианских королей нашего времени. Король, в котором соединилось благородство рыцаря, отвага лучшего воина и умение объединять христиан. Именно такого их поганый Князь и рад бы сожрать, для него это был бы лучший подарочек! Знает Элеонора или не знает число, которое ты назвал – шестое декабря? Ох, хотелось бы, чтоб знала!
– А если нет?! Осталось семь дней, всего семь дней, Эдвин! Едва ли за это время мы сможем добраться до Австрии.
Шериф только досадливо махнул рукой.
– Даже, если бы и смогли. «Братья» наверняка начнут действовать раньше. Надо оказаться там ну… дня через четыре, в крайнем случае – через пять. Не говори, что это невозможно, сам знаю. Для человека невозможно. И даже для лошади – она не выдержит такой гонки. А для птицы?
– Почтовый голубь! – воскликнул, подскакивая на стуле, Робин. – Как же я не подумал? Но постой, Эдвин, нужно же, чтобы у кого-то нашлись голуби, которые знают дорогу, именно ту дорогу, что приведет отсюда в Австрию, в тот самый замок, где сейчас находятся король Ричард и его друзья. Где мы возьмем таких голубей?
– У меня таких нет, – покачал головой шериф. – Но я знаю, у кого есть такие.
– И у кого же?
– Этот человек тебе знаком. Ты его едва не ограбил.
Робин посмотрел на брата с упреком:
– Эдвин, нельзя ли уточнить? Если я сейчас начну припоминать всех, кого ограбил, а тем более, едва не ограбил…
– Я говорю о его преосвященстве епископе Антонии. Когда он прощался с королевой Элеонорой, та как раз передала ему клетку с голубями, которых привезла из Австрии. И он ей сказал: «Не волнуйтесь, ваше величество, если произойдет что-то важное, вы через пару дней, а то и скорее об этом узнаете». Теперь нам нужно лишь как можно быстрее добраться до Уорвикшира, а это совсем не так далеко.
В дверь постучали. Стук был настойчив, и Веллендеру ничего не оставалось, как с недовольством, но все же крикнуть:
– Кто там? Войдите!
– Сэр! Это к вам…
На пороге зала появился Мервин, за спиною которого выросла высокая фигура в длинной, ниже колен кольчуге и шлеме-«шляпе». Лестничная площадка была очень скупо освещена, тем не менее, сэр Эдвин тотчас узнал начальника городской стражи.
– Что случилось, Беркли? Что тебя сюда привело?
– Шериф! – голос стражника был хрипловат, очевидно, он бежал по лестнице. – Прискакал гонец из Лондона. Там – восстание: ремесленники взбунтовались против дополнительного налога, а сейчас к ним присоединяются крестьяне окрестных деревень.
– А я здесь при чем? – возвысил голос Веллендер. – Что, лондонский шериф уже не может исполнять свои обязанности?
– Не в этом дело, сэр! Восстание вот-вот может подняться и у нас: гонцы лондонских бунтовщиков поднимают и наших ремесленников. Кто-то пустил страшный слух, сэр, и народ готов устроить всеобщий бунт.
– Какой слух? – уже совсем резко воскликнул шериф. – Что ты говоришь и не договариваешь?
– Кто-то объявил народу, будто король Ричард убит в Австрии. Люди повсюду кричат, что теперь принц Джон начнет рубить головы всем, кто был им недоволен. Я усилил охрану городских ворот, не дай Бог и в нашей округе взбунтуются крестьяне… Но сделать что-то в самом городе мы не можем.
– Ясно! – сэр Эдвин поднялся из-за стола. – Ступай, Беркли, делай свое дело, а уж я разберусь с остальным. Мервин! Всю дружину поднять по тревоге. Я сейчас спущусь.
Дверь за слугой и охранником захлопнулась. Почти сразу снизу донесся шум, топот ног, громкие голоса, бряцание оружия, а со двора послышалось конское ржание и топот. Эдвин Веллендер почти не прислушивался к этой суете. Он принялся одеваться, кажется, даже не особенно торопясь, однако Робин не успел допить до конца свой стакан, как его брат уже стоял перед ним в кольчуге и гамбезоне, аккуратно пристраивая на голове шлем.
– Они нас опередили! – ответил он на вопросительный взгляд Гуда. – Им важно было взбаламутить народ, и они это сделали.
– Возможно, мое бегство из дома Ганнесимуса их подхлестнуло? – предположил Робин. – Старик мог догадаться, что я слышал его разговор с Винсентом.
– Может быть, и так! – согласился Эдвин. – Но корить себя не стоит: в любом случае, это было подготовлено заранее. Теперь важно решить, кто поедет в Уорвикшир. Мне придется остаться.
– А давай, поеду я! – предложил Гуд. – Ведь преосвященный не знает меня в лицо. Напиши ему письмо, я это письмо передам, и он отправит почту королеве. Тем более, сейчас, когда у меня нет бороды, мы с тобой, кажется, очень похожи. Он поверит, что я – твой брат.
– Пожалуй, так и сделаем.
Шериф нашарил на стоявшем поблизости ларе свисток и дунул в него. На свист разом явились и Мервин, и Фредерик.
– Бумагу, чернила и песочницу! – скомандовал Веллендер слуге. – А ты, – повернулся он к оруженосцу, – ступай седлать моего коня. Когда сделаешь это, оседлаешь еще одного, да, смотри, выбери порезвее, но такого, чтоб не брыкался под седлом.
– Эдвин, я справлюсь с любой лошадью! – негромко заметил Гуд. – Лучше, чем езжу верхом, я только из лука стреляю.
Веллендер искоса посмотрел на брата. «Как он еще не запустил в меня чем-нибудь? – усмехнулся про себя Робин. – Мое хвастовство его должно было давно доконать!».
– При всем моем уважении к мастерству мессира магистра Ганнесимуса, – раздельно произнес шериф, – я не верю, что всего за месяц он починил тебя настолько, чтобы ты легко вынес многочасовую скачку. Но я знаю твое мужество, брат, поэтому доверяю тебе то, что вряд ли доверил бы кому-то другому.
– Я не подведу тебя! – искренне пообещал Робин.
– Ничуть не сомневаюсь. Ага, вот и бумага с чернилами. Теперь подожди немного – я напишу письмо. Вот счастье, что сэр Веллендер, мой второй приемный отец, обучил меня грамоте!
Усевшись за стол, сэр Эдвин с завидной быстротой, но при этом достаточно четким почерком исписал лист бумаги, присыпал песком и отложил, ожидая, пока песок просохнет.
– Так! – продолжал шериф рассуждать вслух. Тебе придется пересекать границу нашего графства, потом ехать через весь Лестершир, потом въехать в Уорвикшир. Лестершир, конечно, наши с тобой владения, беда только, что этого никто не знает! Я выпишу тебе грамоту – там будет сказано, что ты мой посланник. Напишу на имя Робина Локсли, идет?
– Да, на имя Робина Гуда, пожалуй, не стоит. А можно, я для верности возьму с собой Малыша? Он ждет здесь, неподалеку.
Шериф рассмеялся:
– Для верности, так для верности. Прикажу дать тебе еще одного коня. Только, ради Бога, не показывай Малыша епископу – его преосвященство имел счастье видеть твоего дружка. Значит, сэр Робин Локсли и Джон… Как он там прозывается? Не писать же «Малыш»?
– Джон Кей. Вольный крестьянин.
Перо шерифа застыло в воздухе. Он повернулся к брату, и на его лице, наконец-то отразилось настоящее изумление и почти смятение.
– Как… как ты сказал: «Кей»?
– Ну да. Так его зовут по-настоящему.
– Постой-ка! Его отец был мельник?
Ничего не понимая, Робин кивнул:
– Именно мельник. Но Джони было семь лет, когда он, чтобы похвалиться перед бродячими жонглерами своей силой, поднял мельничий жернов.
– И как? – с неожиданным, каким-то особенным интересом спросил Веллендер.
– Ну, как как? Уронил, разгрохал, а в результате папаша сломал об его круглый задик несколько палок. После такой «отцовской ласки» обиженный Малыш сбежал с этими самыми жонглерами и в конце концов стал разбойником. А что?
– А то, – задумчиво проговорил Эдвин, – что мне было три года, когда бродячие жонглеры увели за собой моего семилетнего братишку. Я тогда еще ничего не соображал и плохо помню ту историю. А после отец с матерью не любили об этом говорить и вспоминать. Я даже забыл, как его звали. Выходит, Джон.