О царствовании Юстиниана - Агафий Миринейский

16. Выйдя на небольшое расстояние из города и разбив лагерь в местности деревни Хетта, он показал величайшую опытность и храбрость, значительно превышавшую его возраст. Он был уже стар и, естественно, весьма слаб, но отнюдь не казался подавленным трудами и не жалел нисколько своей жизни. За ним следовало не более 300 оплитов — сильных людей, потрудившихся с ним в боях, какие он вел на Западе. Прочая толпа была почти безоружна и необучена и по неопытности считала войну приятным занятием. Она собиралась скорее ради зрелища, чем ради сражения. Сбежалась к нему из окрестностей и толпа сельских жителей. Так как поля у них были опустошены врагами, то, не имея пристанища, они быстро собрались вокруг Велизария. Присоединив к своим силам толпы крестьян, он воспользовался ими умело, обнес лагерь широким рвом и часто посылал разведчиков, поручив им, насколько это было возможно, наблюдение за неприятельскими силами, определение их численности и собирание других сведений, которые удастся получить.

Так он проводил время, все узнавая и обдумывая. С наступлением же ночи он зажигал много костров, разбросанных на большом расстоянии по долине, чтобы враги, увидев их, считали по количеству зажженных огней римское войско очень многочисленным и испытывали пред ним страх. И они действительно так думали и, опасаясь его, оставались неподвижными. Впрочем, они все же не долго были обмануты этой воинской хитростью. Вскоре они узнали, что римское войско весьма немногочисленно и не способно к борьбе с ними.

Тем не менее, воины Велизария были настроены весьма бодро, презирали неприятеля, даже если бы он совершил нападение большими силами, в особенности полагаясь на свою воинскую доблесть и на то, что они — римляне и имеют громадный опыт в военном деле и перенесении величайших опасностей.

Велизарий, заметив их бодрость и [то], что они больше, чем следует, хвастаются прежними деяниями, а настоящие презирают, опасался, чтобы они не дали излишнего простора своим надеждам, которые незаметно увлекут их, куда пожелают, опасался, что они будут представлять слишком легкими трудности, с которыми столкнутся. Чтобы этого не случилось, собрав всех воедино, как будто уже угрожало сражение, выступив на середину, он сказал следующее:

17. «Не из страха, о мужи, и не из желания побудить вас к бодрости, как это обычно делается перед битвами, пришел я, а чтобы выступить с соответствующим словом. Я бы казался забывшим то, что мне известно по опыту, если бы перед римскими солдатами, испытанными в постоянных боях, которые разрушили, можно сказать, государства величайших народов, теперь бы стал выступать с какими-то увещаниями, призывая отбросить страх перед бродячими бандами и притом гуннами и котригурами. Но так как вижу в вас больше, чем подобает, высокомерия и самоуверенности, то счел я не бесполезным напомнить вам о вашей прежней скромности. Всякая чрезмерность должна быть избегаема разумными людьми, даже если она направлена к похвальной цели. Превозноситься в такой степени прежними подвигами и в дальнейшем себе обещать всегда такой же успех, значит изгонять благоразумие и склоняться к заносчивости. А тем, кто дойдет до такого безумия, что не допускает в душе никакой умеренности, даже если речь идет о почтении к божественному промыслу, нужно, однако, обратить внимание и на то, что хотя варвары воинской храбростью и доблестью далеко ниже нас, однако они превосходят нас числом. И если взвесим преимущества каждой стороны, то различие придет к равенству. Поэтому разве не позорно для нас, сражающихся в равных условиях, проявлять такое безрассудство и несдержанность и не считаться ни с временем, ни с порядком, ни с внезапными капризами судьбы? Никто, как полагаю, не победит врагов физической силой, если нет налицо разумного плана и обдуманности. Каким образом я, дошедший до такой седины, что по старости уже не пригоден к военному делу, могу принимать участие в стычках и сражениях, если не буду поддерживаем правильностью своих решений и благоразумием? Поэтому, если помощь старости укрепляется разумным и направленным на должное решением и приводит к полезному, восполняя благоразумием недостатки возраста, то разве эти качества не будут тем более полезны вам, присоединяясь к юности и телесной силе? Несчастия, происходящие от какой-либо случайности или ошибки, могут быть исправлены правильным размышлением, которое помогает приспособляться к обстоятельствам и исправлять ошибки. Если же несчастье произойдет по ошибочности нашего замысла, благодаря тому, что мы взялись за дело менее обдуманно, чем надлежало, откуда, я спрашиваю, искать лекарства и спасения, если начало, порождающее обычно все остальное, нас обманывает? Но, быть может, кто-нибудь будет удивляться неожиданности моего выступления. В то время, как подобает возбуждать и укреплять вашу уверенность в себе и бодрость духа, я, наоборот, подрываю и уменьшаю их, навязываю вам обдумывание, страх и делаю надежды сомнительными».

18. Но мне то и приятно, и подает добрые надежды, что я иду в сражение с такими людьми, которых если смогу убедить немного умерить свой пыл, то, думаю, должен считаться искусным оратором. А каждый из вас пусть убедится в том, что всякие попытки и действия, лишенные благоразумия, не должны считаться храбростью, но дерзостью, безрассудством и нарушением долга. Поэтому душевная бодрость пусть остается у вас и расцветает еще больше, но умеренная и улучшенная рассудительностью и ограниченная пределами должного; чрезмерная же дерзость с сопровождающей ее заносчивостью пусть будет отброшена. Размышление и обдумывание, каким образом использовать настоящую обстановку, не влечет за собой страха и трусости, но достоинство и уверенность. А когда будет установлен полезный план, тогда, несомненно, последует разумное дерзновение, которое не безрассудно испытывает превратности судьбы, но закрепляется расчетом как несомненное. Но, вероятно, кто-нибудь на вас скажет, что не может благородная натура, разумно возбужденная и готовая на всякий подвиг, воздержаться от задуманного и принуждаться к спокойствию и хладнокровию, промедлению и обсуждению дольше, чем того требует обстановка, в особенности когда варвары так вызывающе надругаются над нами, грабя бесстыдно все, осмеливаясь даже угрожать самой столице. Дело обстоит именно таким образом и самим опытом подтверждается, что вы справедливо воспламенены гневом против врагов. Они неумеренно пользуются тем, что им было даровано раньше. Но я считал бы весьма легким для людей благоразумных отделить гнев от ярости, беспорядочности и необдуманного порыва в делах, которые нам предстоят, сохранить только величие духа и твердое намерение противостоять врагам. Из душевных же стремлений необходимо и должно держаться тех, которые чисто и искренне совпадают с честью и долгом. Теми же, которые стремятся и направляют к противоположному, не всегда должно пользоваться, а только тогда, когда они приносят пользу. Я полагаю, вы не станете отрицать, что благоразумие есть чистое и неподдельное добро. В гневе порыв похвален: дерзость же должна быть избегаема, как невыгодная. Поэтому, избирая то, что в гневе является лучшим, и умеряя благоразумием то, что нам желательно выполнить, мы пойдем на врагов с уверенностью, так как нами ничего не упущено из должного. Нужно только, чтобы мы сознавали, что нам предстоит сражаться с людьми — варварами, которые привыкли нападать на манер разбойников и пользуясь тайными засадами, в открытом же сражении не очень испытаны и не приучены к стойкости в сражениях. Видя же теперь, что против них приготовлена упорная оборона и укрепления, и стены для отражения и защиты, они, вероятно, отбросят старую свою привычку и будут принуждены к тому, чтобы вступить с нами в регулярное сражение, подойти близко и сражаться врукопашную. К этому их побудит необходимость. Если вы будете разумно вести дело, соблюдая отечественные порядки и дисциплину, будете идти на бой обдуманно, то они узнают на самом деле, во сколько раз превосходит приобретенное нашим упражнением, волей и желанием сделанное на скорую руку и вынужденное.

19. Это сказал Велизарий. Римляне же, изменив свое настроение к лучшему, сохранили по-прежнему свою храбрость и вместе с тем приобрели больше осмотрительности, чем им присуще было, и меньше кичливости и преисполнились такой отвагой, соединенной со скромностью, что совершили такой подвиг, какой, говорят, сравнивая малое с великим, совершили в древности македоняне с Леонидом в Фермопилах, когда наступал Ксеркс. Но те погибли поголовно, прославившись только тем, что погибли не напрасно, но раньше убили многих персов. Бывшие же вместе с Велизарием римляне проявили спартанскую доблесть, обратив всех врагов в бегство, и весьма многих истребили, не понеся притом сами никаких потерь, заслуживающих упоминания. Ибо когда из варварского войска были выделены две тысячи как бы для того, чтобы без труда истребить противника, и разведчики объявили Велизарию, что они немедленно явятся, он вывел против них свое войско, замаскировав его и искусно скрывая, насколько возможно, его малочисленность. Отобрав двести всадников, щитоносцев и копьеметателей, он поместил их в засаде с обеих сторон дороги там, где ожидал нападения врагов, приказав им немедленно броситься на врагов, метая копья, как только услышат сигнал, чтобы силой натиска те были сбиты в кучу и их многочисленность оказалась бы бесплодной, так чтобы они не могли расширить и раздвинуть свой строй, но были все опрокинуты друг на друга. Крестьянам же и лицам из гражданского сословия, пригодным к бою, которые следовали за ним, он приказал выступить с сильным криком и стуком оружия. С остальными же стал в центре, чтобы принять грудью натиск врага.