Боги, пиво и дурак. Том 4 (СИ) - Горина Юлия Николаевна

В конце концов, перед нами стоял бог-прародитель, который вдруг ни с того ни с сего решил с нами позавтракать — вместо того, чтобы позавтракать нами.

А еще я видел, что несмотря на спокойный тембр и каменное лицо у Яна непроизвольно сжались кулачищи.

Мать моя женщина, да наш магистр в ярости!

Старик двинул седой бровью и, прищурившись, проговорил:

— А ты хорошо осведомлен о моих привычках, человек. Все верно. Сердце и печень — самое сладкое, что есть в теплых кровяных телах.

— Тогда присаживайся к огню. Угощение скоро будет.

Теперь все вокруг изумленно замерли и притихли.

Ян, окинув нас быстрым взглядом, нетерпеливым жестом потребовал всем удалиться.

Желтоглазый старец покачал головой.

— Нет, отчего же. Пусть останутся. По крайней мере — эти, — он поднял руку и указал на нас с Лилит.

Только теперь я заметил, какие у него жуткие ногти — длинные, желтоватые, с неровно обломанными краями.

Янус спорить не стал.

— Все остальные — к телегам, и ни шагу ближе, пока не позову, — приказал он.

И наше братство, обреченно вздохнув, нехотя потащилось прочь от костра, бросая на меня завистливые взгляды. Однако никто так и не решился спросить вслух, с чего вдруг засранцу Дане такие привилегии.

Старик присел на расстеленную шкуру возле очага, неловко поджав ноги — так, будто не совсем понимал, куда их деть и как устроиться получше.

— Ну что ж, расскажи мне, странный человек, кто подсказал тебе, с каким подношением ко мне подходить? — проговорил он с тонкой снисходительной улыбкой.

Янус скрипнул зубами. На шее вздулась злобная жила.

Присев на корточки рядом со стариком, и глядя в пламя вдруг очень тихо, но отчетливо проговорил:

— А ты, паскуда беспамятная, мозгами своими змеиными пораскинь — может, тогда сам догадаешься? Пересчитай по головам мой подарок. Ровно полсотни, как и было обещано за твою услугу при нашей последней встрече. Или можешь посчитать свои шрамы на правом боку — у тебя там четыре отметины, три из которых от руки того, кого ты предал.

Я изумленно выпучил глаза, а желтоглазый с шипением отпрянул от Януса, выпустив изо рта длинный раздвоенный язык.

А тот продолжал:

— ... И, если бы не те парни, которых я только что отослал, даже не знаю, как бы я удержался от соблазна скинуть с себя эту тесную личину и предстать в истинном облике, чтобы схлестнуться с тобой снова — только в этот раз один на один! Интересно, победитель ушел бы из этой рощи на ногах, или уполз на чешуйчатом брюхе? Ты как думаешь?

Янус обернулся к нашему гостю — с таким лицом, будто собирался воткнуть нож ему в горло.

— Вот сссс-начит как, — проговорил старик. — Проклятье ссс-овета не мертво, а запечатано в мяс-ссной и кос-сссной тюрьме? И ты говоришшшш это... мне? И не боиш-шшся?

— А чего мне бояться? — зло усмехнулся Янус. — Если ты вдруг решишь тряхнуть стариной и обнажишь клыки — я готов. Гори все огнем — я подарю тебе славную битву! Чтобы жилы рвались и кровь богов питала землю, — с незнакомым мне выражением лица заявил магистр, и на дне его зрачков вспыхнул красно-оранжевый огонь. — Такую битву, старый змей, по каким мы оба соскучились. Ведь не только я заточен в мясо-костной тюрьме. Ты тоже связан по рукам и ногам в доме своих потомков. Великий Офион, низведенный до уровня домашней скотины, которую кормят, когда пожелают, а иногда выпускают в поле пастись самостоятельно, — не сказал, а выплюнул в лицо своему собеседнику Янус.

Старик замер, уставившись немигающими желтыми глазами на нашего магистра.

У меня по спине прошел озноб.

И в этот раз — вовсе не от Офиона.

Кто ты такой, Янус из школы Парящего грифа? Что ты такое, раз чувствуешь себя в праве говорить в таком тоне с великим прародителем Зевса, Кроноса и кого-то там еще?..

Прохиндей, вольный пьяница, неудачливый пивовар и анекдот всего королевства, над которым потешаются все эти вычурные аристократы, некогда сражался с божественным змеем. И даже трижды ранил его!

И что теперь будет?

Неужели Янус и правда скинет личину и предстанет в своем истинном виде?

От этой мысли мне стало одновременно и волнительно, и страшно.

С одной стороны, ничем хорошим такое сражение не кончится. А с другой — да я бы, наверное, руку дал на отсечение, лишь бы хоть краем глаза взглянуть на настоящего Януса!

Тут поодаль хором заблеяли две жертвенные овцы, а к нашему костру, неловко переваливаясь с лапы на лапу, спешил разбуженный Та’ки.

— Какое... любопытное с-созданье, — проговорил Офион, отвлекаясь от главной темы и повернувшись к медведю.

— Не узнал? Это мой бывший адъютант, шаман из клана бессмертного Татевари.

— Ах вот оно ш-шшто. Да, всяких там адъютантов я не запоминаю. Ну, рас-с мы все сдесь свои, я, пожалуй, верну естес-ственный облик — тем более, у меня нет причин его с-скрывать. Глупая конструкция эти люди! Неус-стойчивая.

Его лицо странно вытянулось, будто мордочка хорька. Хрупкое тельце старика сложилось на шкуре в подобие кольца, как если бы стало пластилиновым. А потом оно начало удлиняться и трансформироваться, превращаясь в тугое и гладкое тело гигантской змеи. Золотистая чешуя вспыхнула под солнцем. Офион укладывал себя широкими кольцами вокруг нас и нашего костра, и от этого мне стало, прямо сказать, стремно.

Дернуться же не успеешь, как такая туша сожмет эти свои колечки — и каюк.

— Только весь давай здесь не раскладывайся, — холодно сказал Янус. — А то всю священную рощу переломаешь к демонам, как когда-то в Эдеме. И на Люцифера больше свалить не получится.

Теперь все наши вытаращились на преобразившегося Офиона и напряглись. Я видел, как их руки легли на рукояти оружия.

Змей тихо рассмеялся.

— А кто без греха? Никто не откажется забраться в чужой огород. Одним хочется яблок, другим — сладких плодов удачи...

— Я ничего чужого не брал, — сверкнул Янус глазами в сторону Офионовой морды, которая теперь стала размером с крупного теленка, только без ног.

— Ну конеш-шшно, — прошипел змей. — Правда, Юпитер так не считал. Ты вошел в его сад, и среди множества слабых копий выбрал редкий прекрасный цветок — и сорвал его.

— Что считал Юпитер, Зевсова дома не касается.

— Отчего же? Мы ведь в некотором с-ссмысле родственники, — протянул Офеон.

— У вашего дома есть своя Тюхе!

— С-сскучная, добрая, вялая Тюхе, боящаяся собственной тени? Нет, это слабая замена Фортуне, ты же с-ссам понимаешь. А размякший Юпитер уже давно не может отс-сстоять ничего своего — ни перед тобой, ни перед кем-то еще. Вот и вышло, что на весь верхний мир имелась лишь одна удача, а ты умудрился прибрать ее к рукам...

— Она сама эти руки выбрала, Офион, — проговорил Янус. — Я — не вор, как твой правнук, готовый хоть конем, хоть козлом — лишь бы очередную фемину осеменить!

— С-ссссс, — странно рассмеялся змей. — Это да, что есть — то есть...

— А теперь, Офион, твой отпрыск пытается поиметь весь верхний мир — правда, там еще пока не до конца поняли, что это за дождь золотой им по заднице хлещет, но это лишь вопрос времени. А тебя он поставил в стойло, как старую кобылу. Ты такого будущего хотел? В самом деле?

Наш медведь молча плюхнулся на пухлую шерстяную задницу рядом со мной. Украдкой шевельнул челюстями, хрустнув остатками дурманного стебля.

Змей опустил голову на шкуру.

— Фсе сс-сложнее, чем кажется...

— Мне кажется, все было намного проще, если бы ты взял власть в свои руки, как собирался.

Офион вновь беззвучно рассмеялся.

— Взять влас-ссть в руки? С-ссмешно. У меня ведь их нет, ты не с-ссаметил? Это была мечта, мой с-сславный враг. А мечтам место лишь в с-сладких снах. Посмотри вокруг, пос-смотри внимательней! Сейчас-с эпоха человекоподобных богов. Люди верят лишь в тех, кого с-сспособны понять. В это с-ссмысле Зевс — идеальный бог. Он понятен и бес-схитростен. И ничего особенного не требует. Ни храбрости, как у богов Вальхаллы. Ни самоотречения и воздержания, как у Будды или Иис-суса. Идеально. С-сснай подношения приноси. И радуйся покровительству с-ссильного бога. Хочешь ты или не хочешь — но будущее за ним...