Площадь Магнолий - Маргарет Пембертон

Он задрал подол ее ночной рубашки и погладил шелковистую кожу.

— А Лия спит как сурок, — добавил он, наклоняясь и нежно сжимая ее грудь.

Сосок Кристины напрягся от прикосновения его пальцев, и она затрепетала, вновь охваченная желанием ощутить его внутри себя.

— Ну а Керри, Дэнни и дети всегда спят так, что их и пушечный выстрел не разбудит, — осевшим от вожделения голосом заверил ее Джек, чтобы окончательно успокоить. Реакция жены убедила его, что она не сожалеет о своем замужестве. Значит, она не влюбилась ни в кого другого в его отсутствие. И теперь требовалось закрепить их взаимное влечение. Он стал целовать ее лицо, и она застонала и вцепилась пальцами в его густые волосы. По всему ее телу растекся приятный жар.

Тревожные мысли, лишавшие Кристину душевного равновесия, отошли на задний план. Она надеялась, что после их близости сумеет преодолеть робость и поведать Джеку, пока он будет ее ласкать, свои надежды и опасения. Кристина не собиралась упускать последний шанс. Ей хотелось сломать невидимую преграду, разделяющую их внутренние миры, и окончательно слиться с мужем своими чувствами и помыслами.

Джек оставил в покое ее грудь и погладил по лобку.

— Это будет в последний раз перед долгой разлукой, любимая, — прохрипел он, дрожа от вожделения. — Мы должны надолго это запомнить.

— Да, Джек, — страстно выдохнула Кристина, уверенная в том, что Лия за перегородкой спит, как и все остальные. — Возьми же меня скорее, люби изо всех сил!

Джек с радостью откликнулся на ее просьбу и ловко проник в ее лоно, благоразумно закрыв уста поцелуем. Их молодые тела слились.

Позже, когда они начали приходить в себя, мокрые от пота и обессиленные, Кристина промолвила:

— Джек, нам нужно серьезно поговорить. Этот вопрос давно не дает мне покоя.

Джек как раз докуривал сигарету. Затянувшись в последний раз, он затушил окурок в блюдце, служившем пепельницей, и приготовился внимательно выслушать жену. Наконец-то Кристина расскажет ему, что же не дает ей покоя. Наверняка это серьезная проблема, ведь Кристина умная и образованная девушка. Хотелось лишь надеяться, что не Карл Фойт причина ее волнений. Будь он евреем, родственники с радостью выдали бы ее за этого немолодого интеллигентного мужчину. Во всяком случае, такой брачный союз был бы для них предпочтительнее, чем замужество с сорвиголовой из юго-восточного Лондона.

Кристина между тем села на кровати и поудобнее устроилась, облокотившись на подушки. Она намеревалась рассказать Джеку не только об их с Карлом Фойтом розысках ее пропавших родственников, но и о своем ощущении вины за то, что она уцелела и уютно обосновалась на площади Магнолий, в то время как миллионы евреев погибли в печах концентрационных лагерей. И разумеется, она собиралась сообщить ему, что чувствует себя изменницей, нарушившей культурные и религиозные традиции своего народа. Кристина слегка прикрылась одеялом, затем, подумав, натянула его до подбородка и обхватила колени руками.

Джек лежат, подперев кулаком щеку, и смотрел на жену. Бледное, сосредоточенное лицо Кристины, обрамленное темными волосами, совершенно не походило на похотливую симпатичную мордашку Мейвис, так и просиявшую, когда они уединились на пустоши. Схожесть между Кристиной и Мейвис заключалась, пожалуй, лишь в одинаковой позе, которую они выбрали, намереваясь поговорить с ним о чем-то для себя важном.

— Так о чем же ты хотела со мной пооткровенничать, Тина? — спросил Джек. — Наверное, о том, как тяжело тебе живется у Дженнингсов?

Это предположение показалось ей настолько нелепым и ничтожным, что Кристина, изумленно раскрыв глаза, воскликнула:

— Конечно же, нет! Я их очень люблю! Дело совсем в другом… Даже не знаю, как лучше начать…

С чердака послышался топот и приглушенные детские голоса. Роза встала и явно собиралась спуститься позавтракать. С кухни тоже доносились звуки, свидетельствующие о пробуждении других обитателей дома: стук сковороды о плиту, шум воды, заполняющей чайник, звон посуды и столовых приборов. Вероятно, это хлопотала Керри, поскольку в спальне Лии было тихо. По субботам старая еврейка позволяла себе понежиться в постели лишние полчасика. В отличие от нее Дэнни по выходным не вставал до тех пор, пока у Керри не лопалось терпение.

— Тогда что же тебя гложет? — спросил Джек, сожалея, что затушил сигарету. Что бы ни волновало Кристину, это, несомненно, требовало внимания и сосредоточенности.

Глядя ему в глаза, Кристина промолвила:

— С тех пор как закончилась война, я постоянно думаю о маме и бабушке…

Джек напрягся. Черт побери, ну и дела! Какое все это имеет отношение к их семейной жизни? Он решительно сел и спустил ноги с кровати.

— Я тебя понимаю, дорогая, но кошмары войны позади! Так что лучше выброси из головы мысли о проклятых немцах. — Он ослепительно улыбнулся и добавил: — Ты стала девушкой из юго-восточного Лондона! А наши девочки никогда не унывают, это не в их натуре!

Эта неуклюжая попытка поднять ей настроение привела к совершенно неожиданному результату: глаза Кристины потемнели от боли и гнева.

— Я не девушка из юго-восточного Лондона, Джек! У меня совсем другой склад и другая судьба. Я родом из Германии. Я немецкая еврейка! — в сердцах выпалила она.

Эти слова поразили Джека настолько, что он утратил дар речи. Пожалуй, он удивился бы меньше, признайся она, что прилетела с другой планеты. Как можно причислять себя к немцам после всего того, что они сделали с ее семьей? Во всяком случае, сам Джек так о жене никогда не думал. Ну и дела! Он взъерошил пятерней волосы и сглотнул подступивший к горлу ком. Он шесть лет лупил немцев на фронтах Италии и Греции, не беря в голову, что женат на немке. Неужели Кристина считает, что он переживает из-за этого? Если так, тогда понятно, почему она лишилась покоя.

Джек обнял жену и привлек ее к себе.

— Зря ты думаешь, что не относишься к девушкам юго-восточного Лондона! Ведь наш район стал твоим домом еще десять лет назад и останется им впредь. Не нужно вспоминать о том, что было раньше. Забудь о прошлом и похорони его.

Кристина хотела было затрясти головой и закричать, что он не прав, что прошлое не забывается! Но Джек слишком крепко прижал ее, и она лишь прошептала срывающимся голосом:

— Как же ты не понимаешь, что ни один из уцелевших евреев не сможет забыть того, что произошло с нами в эту войну!

Из коридора послышались торопливые шаги Розы. По дому распространился запах жареной рыбы.

— Но ведь ты вышла за меня замуж в английской церкви, милая! — сердито напомнил ей Джек. Его уже тошнило от разговоров о ее еврействе. Ему никогда и в голову не пришло бы вспомнить, что она беженка из Германии, если бы она сама не затронула эту болезненную тему. — Пойми, дорогая, вопрос о твоей национальности никогда не помешает нашим отношениям, как и проблема вероисповедания. Никто из соседей не воспринимает тебя как немку. И я сомневаюсь, что кто-нибудь вспоминает о том, что ты еврейка, хотя именно поэтому ты и переселилась из Германии в Лондон. Ведь никто же не считает еврейками Мириам и Керри. Все мы англичане, жители одного района, и…