Новые русские бесы - Владимир Хотиненко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В. ХОТИНЕНКО: Потом мы же упоминали все-таки Булгакова, уважаемого нами автора, который хотел немножечко, ему нужно было жить просто. Он находился в крайне бедственном положении.
К. ЛАРИНА: И Мандельштам пытался писать хорошие стихи про Сталина.
В. ХОТИНЕНКО: И Ахматова писала, потому что нужно было спасти. Каждый раз могут быть обстоятельства, которые… Понимаете, человек берет на себя грех и он за него отвечает. Вот и все. Это такое личное дело.
К. СЕРЕБРЕННИКОВ: Это личная ответственность – выйти на площадь или не выйти на площадь. Как и личная ответственность – принять участие в гражданской акции и высказаться, или не принять участие. Также это все система личных выборов. Мне кажется, она должна быть.
В. ХОТИНЕНКО: Вот Сэм тоже говорит: может быть, а мне не дадут денег. Вот тут, понимаете, такая игра. Опасность заключается только в том, что, дескать, я скажу что-нибудь не то, а мне потом на кино не дадут денег. Это тоже инстинкт самосохранения называется.
С. КЛЕБАНОВ: Я такого не говорил.
В. ХОТИНЕНКО: Ну, приблизительно такое ты практически и говорил. Но вопрос другой. Ты выбираешь: либо ты говоришь и живешь по правде и мучаешься. В конце концов, Ван Гог не продал ни одной картины своей.
К. ЛАРИНА: Мне кажется, это некорректное сравнение, Володь.
С. КЛЕБАНОВ: Во-первых, я не говорил такого. Я говорил, что есть такая позиция сервильности. И очень многие кинематографисты сейчас выстраиваются в очередь, чтобы этой позиции следовать. Во-вторых, не очень корректно сейчас говорить о Булгакове и Ахматовой. Потому что все-таки они жили в тоталитарном обществе. Там уж точно не гораздо страшнее было. И не было никаких других возможностей. Сейчас все-таки тоталитаризма нету. Есть, может быть, авторитарная власть, можно обсуждать степень демократичности, но сейчас есть очень много других возможностей, и не обязательно, задрав штаны, бежать впереди паровоза.
К. СЕРЕБРЕННИКОВ: Не участвуй в мерзопакостных мероприятиях.
С. КЛЕБАНОВ: И работать по своей профессии, жить спокойно и жить по совести.
К. СЕРЕБРЕННИКОВ: И создавать художественные произведения.
К. ЛАРИНА: Так почему же все-таки трусоватые мастера культуры у нас, объясните.
С. КЛЕБАНОВ: Может, нам больше платят просто за трусоватость?
К. СЕРЕБРЕННИКОВ: Надо, наверное, обсуждать не возможность участия или неучастия в этих пропагандистских акциях, а вопрос гражданской позиции культуры в целом. Вот я, например, выступаю, как ты знаешь, за то, что у театра должна быть гражданская позиция. Театр не может сидеть в башне из слоновой кости и все время ставить бесконечного Островского, даже чуть-чуть показывая, как он актуален и как это про нас. Театр должен брать современные тексты, острые, жесткие, и призывать общество к размышлению. Быть в состоянии быть свободными. Это не так просто, как выясняется.
К. ЛАРИНА: Кстати, если говорить о театре, можно вспомнить, как мне кажется, позитивную историю, фестиваль «Новая драма», который раньше существовал автономно, сегодня он идет в рамках национальной премии «Золотая маска». Фестиваль «Новая драма». Именно в рамках «Золотой маски», я надеюсь, это получится, Михаил Угаров представит и свой спектакль по дневникам Сергея Магницкого, который называется «Час 18». Ну, всем известна эта история. Это тот случай открытого высказывания на очень актуальную и страшную тему. Тема, которая даже в новостях не присутствовала. Для меня это поступок. Но учитывая, в каком состоянии живет этот театр «Док», что это за подвал такой, каковы там условия – все равно это абсолютная обочина жизни.
К. СЕРЕБРЕННИКОВ: Ксения, но и не стоит говорить так, что этот театр «Док» сослан на эту обочину. Он выбрал эту обочину.
К. ЛАРИНА: Это его выбор. Да.
К. СЕРЕБРЕННИКОВ: Ни в одном театре, в котором я работал, с которым я сотрудничал, не было ситуации, когда принесли острую пьесу, а театр бы сказал: ой, мы боимся, давайте не будем ее ставить. Не было никогда такого. Если бы пьесу про Магницкого Угаров принес в Московский художественный театр, я думаю, она была бы оставлена.
К. ЛАРИНА: У нас остается мало времени. Давайте мы спросим у аудитории, потому что с мастерами культуры мы разговариваем о высоком. А что нам скажет наша аудитория, ваши зрители, отвечая на этот вопрос? С кем должны быть мастера культуры? Должна ли культура принимать участие в политической жизни страны и ее представителей? Или действительно у каждого должна быть возможность высказаться или совершить свой личный выбор? Алло, здравствуйте, пожалуйста.
СЛУШАТЕЛЬ: Ксения, добрый день, я также приветствую ваших уважаемых гостей, это люди довольно известные и уважаемые в нашей стране. Но, тем не менее, я слушал вашу дискуссию с самого начала, слушал позицию, озвученную Юрой Шевчуком. Мне все-таки гораздо ближе позиция этого барда, человека не от искусства, а человека действительно массового искусства. Ведь надо все-таки иметь определенное мужество, чтобы заявить на всю Россию свою гражданскую позицию. Да, у ваших гостей есть своя позиция, я согласен. Но все-таки мне несколько, Ксения, вас жаль. И знаете почему. Вам трудно достучаться до сердца, ума, чести из трех названных гостей.
К. ЛАРИНА: Ну, с переменным успехом, скажем так.
СЛУШАТЕЛЬ: Да.
К. ЛАРИНА: Давайте я сейчас вас все-таки остановлю. Спасибо большое, я бы еще хотела один звонок дать в эфир. Алло, здравствуйте.
СЛУШАТЕЛЬНИЦА: Здравствуйте. Я считаю, что люди искусства должны быть прежде всего, с народом, а вот сидит Ларина, и вербует их, чтобы они были с «Эхом»…
К. ЛАРИНА: Против народа.
СЛУШАТЕЛЬНИЦА: Это просто неприлично.
К. ЛАРИНА: Спасибо большое. Что, что? Ну, я поняла. Видите, и я получила приятное.
В. ХОТИНЕНКО: То есть вы нас перевербовываете.
К. ЛАРИНА: Я надеюсь, что нет. Алло, здравствуйте.
СЛУШАТЕЛЬ: Добрый день, меня зовут Игорь, Москва. Мне кажется, что сама постановка все-таки несколько искусственная. Если брать обращение, в нем очень много правильного, и есть вещи, которые кажутся странными. Вопрос в том, вести себя порядочно или непорядочно, стоит перед каждым человеком, и каждый тут должен делать правильный выбор. А вопрос, сотрудничать с властью или не сотрудничать, неправильный, неправомерный. С хорошей властью сотрудничать. С плохой – нет. По-моему, ответ такой. Ведь если власть – это необходимая часть общественной жизни, вообще жизни, нельзя без власти, без власти хуже.
К. ЛАРИНА: Скажите, а как определить, хорошая она или плохая? Если я в сомнениях?
СЛУШАТЕЬ: У каждого человека есть своя линеечка. Каждый человек…
К. ЛАРИНА: Т. е. для кого-то она хорошая, для кого-то плохая.
СЛУШАТЕЛЬ: Конечно. Не может быть одной точки зрения.
К. ЛАРИНА: То есть если, допустим, фашистский режим в Германии, который существовал какое-то время, для кого-то был хорош, для кого-то он плох?
СЛУШАТЕЛЬ: Ну, естественно, кто-то с ним сотрудничал.
К. ЛАРИНА: И тот и другой прав. И тот, кто работал на него, и тот, кто на него не работал.
СЛУШАТЕЛЬ: Ну, сказано же: не судите, не судимы будете.
К. ЛАРИНА: Ну, это товарищ дорогой, вообще не для меня. Эту тему я не хочу развивать… На этом мы заканчиваем передачу, всем спасибо.
2010 г.
Россия и Украина. Все очень тонко…
«Наверное, я наивен…». О присоединении Крыма и ситуации на юго-востоке Украины
(В.И. Хотиненко в телепередаче 1-го канала российского телевидения. Ведущий П. Толстой)
Петр Толстой: Добрый вечер! Сегодня вновь мы обсуждаем ситуацию на Украине и в России в связи с грядущим референдумом в Крыму. Жители Крыма должны будут ответить на очень простой вопрос, хотят ли они быть в составе России, или они хотят остаться автономией в составе Украины. И, собственно, от этого волеизъявления и будет зависеть развитие событий в мировой политике на ближайшие годы, наверное, скорее всего.
Ваш прогноз по поводу воскресного референдума, Сергей? Как Вы считаете?
Сергей Доренко: Я думаю, что все крымчане чувствуют какой-то канун большого исторического праздника. Не каждое столетие появляется такой шанс.
Толстой: То есть ваш прогноз, что проголосуют «за»?
Доренко: Я убежден в том, что крымчане все, которых я знаю, я не знаю ни одного, который проголосует против. Только с Россией, только с Россией.
Толстой: Вопрос к Михаилу Леонтьеву. Чем это обусловлено, такое единодушие, Михаил?
Леонтьев: Чем это может быть обусловлено? Вообще, самая неинтересная тема обсуждать перспективы референдума в Крыму. Что там обсуждать-то? Смешно.
Толстой: Вы считаете, что она абсолютно, так сказать, ясна? Давайте тогда поговорим о другом…
Леонтьев: Нет, ну есть проблема крымских татар, которая каким-то чудесным образом, значит, частично решается, что, кстати, является доказательством, что крымские татары были вынужденными сторонниками «незалежной» Украины. Больше там сторонников незалежной Украины, кроме татар, нет. Понятно, что там есть экстремистское меньшинство, наверное, с ним будут проблемы в будущем…