Абхазская повесть - Борис Соколов

Вошел сотрудник и молча положил на край стола бумаги, деньги и ключи, отобранные у Капитонова.

Михаил Михайлович ничего не понимал. Начало разговора чем-то напоминало ему лекции и диспуты в Политехническом музее на тему «О путях русской интеллигенции».

— Октябрьская революция, — продолжал Березовский, — встревожила вас уже по-настоящему. Во-первых, вы потеряли свое черниговское имение, что-то около трехсот десятин пахоты и леса, не правда ли?

Капитонов, теперь уже заинтересованный, кивнул головой.

— Во-вторых, был закрыт Волжско-Камский банк, в котором у вас были «небольшие сбережения». Кажется, вы так писали в Совет Народных Комиссаров, прося о возврате их. Что-то около ста тысяч, да?

Капитонов снова кивнул головой.

— Словом, материально вас ущемили довольно сильно. Но самое главное, вы потеряли перспективу. Хотели ехать за границу. Это вам обещали устроить в шведском посольстве.

— Но я же не уехал! — вырвалось у Капитонова.

— Верно, не уехали. Но только потому, что после переезда иностранных послов в Вологду лопнула и ваша поездка. Крах этой надежды вас очень огорчил, и вы об этом говорили своим друзьям. Тогда же это стало известно и нам, — улыбнулся Березовский. — В этот же период вы пытались перебраться на юг. Вам понятно, о каком юге я говорю? Но, приехав в Москву, вы испугались трудностей и опасности перехода советско-украинской границы. В это же время вы встретили Пальчинского. Вы знали инженера Пальчинского?

— Знал.

— Вы рассказали ему о ваших настроениях и планах, и он предложил вам остаться в Москве и… Ну, я думаю, теперь вы сами продолжите рассказ о себе. Если ошибетесь, поправлять буду я. Итак, вы остались в Москве.

Тут Березовский откинулся в кресле и выжидательно посмотрел на Капитонова, давая понять, что предоставляет слово ему.

Капитонов в упор посмотрел на Березовского.

«Что они знают?» — возникла у него мысль. Видимо, глаза его выдали, потому что Березовский улыбнулся.

— Знаем, многое знаем мы, — сказал он, и Капитонова поразило, что его мысли прочитаны. — Во всяком случае, чтобы внести ясность, скажу, что некоторые из ваших друзей уже арестованы.

Капитонов вздрогнул.

— Вас, несомненно интересует, кто именно, да?

В дверь постучали, и, не ожидая разрешения, вошел Бахметьев.

— Входи, входи, Иван Васильевич, — взглянув на него, проговорил Березовский. — Вот Капитонов интересуется, кто арестован еще.

Михаил Михайлович протестующе замотал головой и пожал плечами.

— Не интересуетесь? — удивился Березовский. — Что ж, хорошо! Садись, Иван Васильевич! — предложил он Бахметьеву. — Он знает о вас немало, — обратился Березовский к Капитонову, — пусть послушает. Мы остановились на том, что Пальчинский предложил вам остаться в Москве. Продолжайте.

— Сейчас, сейчас, — заторопился Капитонов. «Кто же арестован, — не оставляла его назойливая мысль, — что они знают?»

— Вы долго собираетесь с мыслями, Капитонов! — поторопил Березовский. Но Михаил Михайлович уже медленно и раздельно начал.

— Нальчикский устроил меня в Главуголь, помог с жильем. Я был очень ему обязан. Работая в Высшем Совете Народного Хозяйства, я встречал многих знакомых по Петрограду, перекочевавших в Москву. Так я стал москвичом. Из бесед со старыми и новыми друзьями я сделал твердый вывод, что поражение Советов неизбежно и весь вопрос только во времени. Приезжавшие нелегально в Москву с белого юга, рассказывая о все нарастающей помощи Антанты, требовали ясного ответа, с кем мы.

— Я вас перебью. Два вопроса: первый — кто это, приезжавшие с юга?

— Я, право, не помню имен.

— Тогда я позволю себе напомнить, с кем вы встречались. Один из них полковник Хартулари. Теперь вспомнили?

— Я не слышал такой фамилии. Возможно, я знал его под другим именем. Но если вы знали о двух-трех встречах, почему я не был тогда привлечен к ответственности, как другие?

— Ну, об этом мы будем говорить позже. И давайте договоримся, Капитонов, — вопросы здесь задаем мы! А кто этот Хартулари, вы знали?

— Если мы говорим об одном и том же лице.

— Конечно, о том же, — усмехнулся Березовский, — о том самом, с которым вас познакомил Шер. Вы знали Шера?

— Да, — упавшим голосом пробормотал Михаил Михайлович. Ему становилось не по себе. Если им были известны такие детали, о которых он и сам успел забыть, дело плохо.

— Так вы знали, кто это Хартулари? — настойчиво повторил Березовский.

— Какой-то инженер…

— И только?

— … представитель прогрессивных промышленных кругов.

Березовский и Бахметьеав засмеялись.

— Вы не лишены остроумия, Капитонов! С каких пор начальника деникинской разведки вы считали «прогрессивным промышленником»? Но довольно! — Березовский Открыл один из ящиков стола и протянул Капитонову фото. — Он?

На Михаила Михайловича с улыбкой смотрел бравый офицер со значком генерального штаба, с небольшими черными, тщательно постриженными усиками. Свешивающийся от тяжести аксельбанта погон, на котором чернел вензель Николая Второго, свидетельствовал, что его владелец — флигель-адъютант последнего царя.

— Он! — с трудом выдавил из себя Михаил Михайлович.

— Ну, видите, как хорошо. Вот мы и договорились! — с явной иронией сказал Березовский и спрятал карточку в стол. — Ну, а ротмистра Донина вы знали тоже? Он ведь чаще бывал в то время в Москве.

— Я видел его один раз у Щепкина, с которым был связан.

— По «тактическому центру»? — быстро перебил его Бахметьев.

— Нет, по работе в ВСНХ. («Боже мой, как много они знают», — беспомощно думал он). Люди, о которых вы говорите, были арестованы и понесли заслуженное наказание.

— Значит, вы понимаете, что они заслуживали смерти?

— Но их не расстреляли!

— Да, им заменили расстрел.

— Но я не был даже арестован.

Он сейчас упрекнул себя в том, что сказал глупость.

Березовский улыбнулся.

— Ну, на это были особые причины. Вы замечаете, Капитонов, что уже начинаете оправдываться?

И, точно отвечая на тайные мысли Михаила Михайловича, обратись к Бахметьеву, Березовский продолжал:

— Сколько лет прошло. Казалось, все забылось и травой поросло, ан — нет, кто-то помнил, хранил в своей памяти и встречи, и разговоры, и действия. Да, действия, — продолжал он, снова поворачиваясь к Капитонову, — потому что за словами всегда следуют и поступки. Вы захотите внушить нам мысль, что разговоры, мол, были, а действий не было. Так я вас понял? Вы направляли, координировали действия других, а это еще хуже, больше! Действие может быть случайным, несознательным, руководство же поступками других — всегда осмысленное.

Наступила короткая пауза. Березовский перелистал дело.

— Леонтьева вы знали? — спросил он немного погодя.

— Сергея Михайловича? Конечно! Это очень уважаемый человек.

— Его нужно было расстрелять! — бросил Бахметьев. — Советская власть заменила тому «уважаемому» человеку расстрел тюрьмой.

— Мы считали его жертвой судебной ошибки, — нерешительно пробормотал Капитонов.

— Кто это мы?

— Я говорю о той части технической интеллигенции, которая противопоставляла себя Советской власти.

— Вы находились среди этих людей?

— Тогда я еще не мог определить своего места, но, конечно, мои симпатии были с ними.

— А позже?

— Я не утверждаю, что стою на советской платформе, но я всегда был лоялен.

— И никогда не принимали участия в антисоветских группировках? — перебил Березовский.

— Конечно, никогда! — оскорблено воскликнул Михаил Михайлович. Но страх змейкой уже проник в сердце и знакомой мелкой дрожью рассыпался по всему телу. Где-то в подсознании все время, в такт пульсирующей крови, бился тот же вопрос: «Что они знают?» Эта мысль вторглась в его сознание и путала все остальные.

— Значит не принимали?

Капитонов зажмурил глаза и вдавил голову в плечи. Нет, молчать дальше нельзя. Здравый смысл требовал протестовать, возмущаться, хотя бы и без надежды выйти из этой игры. Но не поздно ли это после сделанных полу-признаний некоторых встреч. Какую-то часть его прошлого они знали. Знали, но не привлекли к ответственности, ну, хотя бы по «тактическому центру», видимо считая его незначительным участником организации. «Да, надо говорить, — решил он и сейчас же мысленно поправился: — Но только о прошлом. Быть может, признание облегчит судьбу».

Раздался телефонный звонок. Березовский взял трубку и долго слушал, изредка поддакивая своему собеседнику. Закончив разговор, он вновь обратился к Михаилу Михайловичу.

— Я смогу облегчить ваши колебания. Тавокин только что дал исчерпывающие показания!

«Бог мой, значит и он арестован», — с ужасом подумал Капитонов, чувствуя, как страх снова охватил его.