Новые сказки. Том 1 - Антология

Вначале букашечки сомневались – нужны ли им новые одежды? Но когда увидели костюмы, то обрадовались и начали их примерять.

Перламутровые фраки, лёгкие накидки в разноцветный горошек. Причудливым узорам не было конца. Желающих примерить одежды было столько, что паучок раздавал их целую неделю.

От радости у многих выросли крылья, и они стали летать.

«Наконец моя мечта сбылась!!!» – устало опустив натруженные лапки, радовался паучок.

Для себя он приготовил накидку. Ему всегда хотелось быть похожим на цветочек, поэтому накидка получилась исключительной красоты.

Только он её достал, как в двери кто-то постучал.

Измученная, уставшая от долгой дороги, в двери вползла гусеница.

– Как, разве ничего не осталось?! – в ужасе воскликнула она. – Я такая толстая и некрасивая, у меня короткие ножки. Как мне жить среди такой красоты? Это несправедливо, – заплакала гусеница.

– Что Вы! У меня есть для Вас прекрасная накидка, – пожалел её паучок. – Вы будете в ней прекраснее всех.

Обрадованная гусеница накинула накидку и от счастья вдруг превратилась в прекрасную бабочку.

– Как Вы похожи на цветочек! – воскликнул паучок.

Радостная гусеница выпорхнула в окно, а паучок с грустью посмотрел в пустую корзинку из-под радужных ниток. На дне всё-таки затерялась одна маленькая ниточка. Она была такая тоненькая и прозрачная, что он её не сразу заметил.

«Ничего, что я остался сереньким и невзрачным, зато мир вокруг меня стал лучше», – решил паучок.

Маленький мастер по-прежнему плетёт причудливые узоры из своей прозрачной ниточки-паутинки, а в ветреную погоду пытается с её помощью летать.

В народе давно заметили, что «сапожник без сапог», а серенький паучок без наряда.

Репей Ерепень

Светлана Корзун

г. Череповец

Яет ей было ни много, ни мало – в самый раз. И звали её Макатоша, и была она писательницей.

– Это ты так думаешь! Никакая ты не писательница! Так… Описательница.

Вечно этот репей нос суёт, куда не надо. Уже на кучу компостную под окно сослан – выселен, а всё не угомонится: реплики свои никому не интересные в мои сказки вставляет!

Раму, что ли, закрыть?

Не буду. Осень выдалась тёплая, солнечная. А яблоневый дух аж голову кружит. Лучше, как планировала, расскажу я вам сказку.

Жил-был у Агафьи в огороде репей Ерепень.

– Да разве жил?! Прозябал!

– Ты бы, Ерепень, помолчал. Забыл, чем дело в сказочке кончилось?! Вот и не высовывайся! Сама расскажу.

Художник: Маруся Корзун

Значит, жил-был… Нет, не так. Рос-подрастал в огороде у Агафьи сорняк Ерепень.

– Ну и что, что сорняк?! И ты туда же – некультурное растение! Агафьев сосед – Лёнька Керосинов – тоже мужик не шибко культурный! А дом – твоему не чета! Лучше лучшего! И мотоцикл «Урал» имеется! Супротив твоего велосипеда – это уже роскошь. Вот тебе и некультурный! А у меня даже по сорняковым меркам маета одна, а не жизнь! Ты, Макатоша, сама посуди: галки-сороки налетают-пугают, кобель хозяйский по огороду без привязи шастает, а ещё и сквозняки из-за повышенной дырявости забора досаждают.

– Ты бы, репей, не мешал! Моя сказка – как хочу, так и пишу! На чём я остановилась? А! Вспомнила!

Пока был Ерепень невелик, огородные некомфортности ему шибко не мешали – пристроился и ладно.

– Так оно и понятно! По молодости много ли про себя понимаешь?!

А тут стал Ерепень в сок входить да расцветать: ростом в метр вымахнул, цветом буйным обсыпался. Про то, что в Агашкином огороде он в статусе некультурного самозванца пребывает, и думать забыл.

– Да не забывал я! Сорняк – тоже растение. А я, между прочим, ещё и лечебное! Напиши про это, кстати.

– Не буду! Моя сказка про другое!

Может, со временем и опомнился бы Ерепень – попритих-попригнулся. Да шли мимо Агафьего огорода две кумы: глянули на Ерепеня – глазам не поверили. А одна возьми да и ляпни, мол, у Агафьи репей нарос – всем репеям репей!

Поднял гордо Ерепень голову…

– Стоп! А чего ты, Макатоша, до конца-то не дописала?! Они ещё сказали, что отродясь таких высоченных репеёв не видали.

– Вот зануда! Будешь указывать – слова «всем репеям – репей» тоже вычеркну.

– Уговорила. Молчу.

Поднял гордо Ерепень голову – ещё выше ростом стал. И зацвёл пуще прежнего! Ибо ничто так не стимулирует к процветанию, как хорошая похвала.

– Да что – зацвёл?! Я тогда уже приготовился семенем своим семенить.

– Не перебивай! Собрался, значит, Ерепень род свой приумножить.

– А условий-то никаких! Опять же, кобель по огороду носится, земля бедная, Агафья в самодеятельности участвует.

– Вот тут ты прав. С самодеятельностью Агафья перестаралась. Пять дён в неделю по два часа – это перебор!

– Вот и я про то же!

И стал Ерепень думать, что делать.

– Нет. Не так. Напутала ты. Стал Ерепень думать, за что ему, красивому, такая доля незавидная.

И чем больше думал Ерепень, тем яснее ему становилось – это старуха Агафья во всём виновата, потому как к трудам сельскохозяйственным смолоду неприобщённая.

– Ага. Привыкла по свистопляскам носиться: как в клубной самодятельности голосить да ногами взбрыкивать – так есть время, а забор поправить, навозу навозить да кобеля на цепь посадить – недосуг ей.

И как осознал Ерепень всю ситуацию, так и написал жалобу в Думу… человеческую.

– Так другой-то нет!

И изложил, значит, в письме Ерепень факт следующий: мол, уважаемая Дума. Одна ваша гражданка, деревенско-российская Агафья, вопреки наказам вашим думанным, хозяйство своё ведёт неверно-неправильно! А коли конкретно – то к огороду своему из себя вся негуманная! Судите сами: навозу не купила, типа, пенсии не хватает; землю запустила, говорит (точно врёт!), спина не гнётся, а кобель ейный на бывших грядах такое вытворяет, что даже перед Лёнькой Керосиновым стыдно! Хоть он – Лёнька – и сам человек бескультурный, но и его пожалеть не лишнее.

– Я там, Макатоша, про кобелиные происки в конце письма ещё пару слов приписал. Ну, он и вправду вконец обнаглел – повадился на меня лапу задирать.

Долго Дума думала, ночи не спала.

– Ничего – днём отоспятся.

И пришёл ответ.

Не, не Ерепеню. Кто ж лопуху отвечать будет?! В сельсовет пришёл. «Значит, так, – написали депутаты. – Мы тут времени зря не теряли, всё порешали и по вашей заявочке подготовили правочки. Между прочим, в Гражданский кодекс! Так что не волнуйтесь, уважаемые, теперича будет не то что давеча: отныне запрещается затенять соседний участок и сужать открывающийся с него вид. А посему постановляем: выдрать с корнем Ерепеня, чтобы он Лёньке Керосинову, человеку хоть и бескультурному, но тоже российскому, обзор не сужал и свет не затенял. А по поводу вашего деревенского кобеля мы на следующем заседании подумаем».

– Эх… И чего мне тихо-смирно не жилось?! Всё из-за того письма.

– А я тебя, Ерепень, предупреждала! У меня лично есть правило: можешь не писать

– не пиши!

– А чего тогда всё пишешь и пишешь?! Хорошо, Агафья не такая. Она вообще та ещё валявка!

– Кто такая валявка?

– Лентяйка. Если по-интеллигентному. А по-деревенскому – валявка! К чему это я?! Ах, да! Так эта валявка – Агафья – на помойку заленилась меня отнести. На компостную кучу под окно тебе и кинула! А что?! У тебя здесь сторона южная, не дует. Не то что у Лёньки Керосинова. Да и не скучно – есть с кем умным словом перекинуться. Тебе. Описателям ох как общение для творчества полезно! А пока ты, Макатоша, сказочки свои пишешь – смотришь, я обживусь да и деток нарожу-насею. Мы – сорняки – живучие.

P.S.1: Уважаемые писатели, можете не писать – не пишите! Не портите себе жизнь.

P.S. 2: Грамотный лопух – ещё не писатель. Макатоша тоже.

Художник: Аннета Прохорова, 10 лет

Лисий ус

Забава Королёва

г. Москва

Ариша Лисяус смотрела в окошко, опершись локтями на подоконник, и жаловалась.

– Это очень тяжёлая ситуация. Бес-прен-цен-тентный случай! Золотистые косицы нервно дёргались, когда она трясла головой. Она так всегда делала, когда надо было что-то особенно подчеркнуть. Заяц Кукарек с глазами из разноцветных пуговиц вёл себя спокойнее. Он просто понимающе кивал:

– Такой-такой, ещё какой цен-тентный, как ты тонко подметила.

На его месте всякий бы согласился. Пожилого по игрушечным меркам Кукарека папа уже давно порывался «отправить в путешествие по миру». Арише жаль было надолго расставаться с любимцем, и она не отпускала:

– Ну па-а-апочка, пусть пока дома посидит, мы потом вместе поедем. Я только немножко подрасту. Купим разноцветные чемоданы с наклейками и поедем в пальмы!

Но старый опытный Кукарек знал, что его путешествие закончится в ближайшем мусорном баке. Папа очень не любил «складировать старьё» и «пылесборники».

Так что хозяйкины горести для него были как свои. Он участливо ткнулся лбом ей в руку. Девочка поправила упавшую игрушку и продолжила рассуждение: