Миры Харлана Эллисона. Том 0. Волны в Рио - Харлан Эллисон

Первый Помощник восемнадцать лет провел в космосе. Ему приходилось жить тяжелой жизнью сотрудника Картографической Службы, и прошло слишком много лет, чтобы он мог вспомнить, когда плакал в последний раз. Но он чувствовал, что на глаза наворачиваются слезы. Мысли были такими приветливыми, такими чистыми, такими требовательными своей образностью.

— Заберем его на корабль, — сказал он и повернулся к лесу. — Я хочу, чтобы Капитан взглянул на него.

Маленькое существо подняли и понесли сквозь заросли.

Первый Помощник шел в нескольких футах впереди, голова его была низко опущена.

Они решили забрать Буммела на Землю. Он слышал, как они переговаривались об этом в тайниках своих мозгов. Наиболее сильные мысли шли от человека, которого они называли Капитаном. Он размышлял, его размышления доходили до Буммела, и Буммел слушал.

— На Землю, — говорили мысли, — отряд будет спасен, наши странствия не прекратятся, и мы сможем двигаться через космос, пока не достигнем самой последней планеты. Вот тогда мы вернемся. Но пока эта планета не будет достигнута, движение не прекратится.

Эти мысли были упрятаны глубже, чем простые, скрытые так, что даже нервные волокна не могли знать, на что реагируют, спрятанные настолько, что Капитан никогда в действительности и не предполагал о них, а только ощущал их наличие в своих конечностях. Ведь он двигался, постоянно двигался без передышки.

Постоянно в бегах, без сна, без отдыха, без конца. Буммел чувствовал, что сердце Капитана вновь тянет этих странных созданий в бесконечное ночное небо. Было что-о ужасное в их непреодолимой тяги к странствиям. Даже родной мир был для них не более, чем базой, на которую они время от времени возвращались.

И теперь они хотели увезти его из дома.

Буммел обдумывал это, и холодок бродил по позвоночнику. Он знал, насколько сильно прирос к Руске, так же, как севланы, как шишкокусты. Разве можно постигнуть то, что он уйдет отсюда и никогда не вернется?

Иногда Буммел ощущал, что в его мире жить нелегко. Сухопутные животные были громадными, прожорливыми и свирепыми. Бродячие коты и ситазиллы ни на миг не прекращали охоту, и народ Буммела в совершенстве изучил, как избегать их.

Но сухопутные животные были не просто тупыми тварями. Они обладали мозгом, душой, как представлял Буммел, и поступки их не всегда могли быть предсказуемыми. И это было хорошо.

Существовали еще долины трясин, куда натекла пыль со стен каньонов, сдуваемая в Период Ветров, и образовала достаточно толстый слой, чтобы поглотить любого неудачника. Было много такого, что делало жизнь рускиндов нелегкой, и это тоже было хорошо.

Хорошо, когда восходят три луны — голубая, пламенно-красная и белая. Хорошо, когда наступают холода, когда длинные бутоны алоэ резко взрываются и взлетают на многие футы в воздух, усыпая собой все холмы, и тогда все рускинды радуются яркости и сочности красок. Но больше всего Буммел любил вздыхающие, нашептывающие, посмеивающиеся ветры, которые прилетали к нему с гор. Он всегда мечтал отправиться к окоченевшим черным горам, чтобы увидеть Повелителя Ветров, чье благословенное дыхание и образует ветер.

Они хотели забрать его отсюда, от всего этого, и с шумом пронести сквозь тьму, смерть и ночь, настолько глубокие, что ни один человек, ни один рускинд не мог бы даже вообразить их конца.

Он знал о звездах, он видел их. Его народ рассказывал о них. Но отправиться к ним? Ни за что!

Они хотят сделать из него скитальца, хотят показать его и изучить в их собственном мире-базе на Земле. Они хотят оторвать его от родимого дома, приучить его — как они сами странствовать по звездной дороге, которая никогда не кончается, а только петляет и вьется среди бесконечных могил, поскольку все странствия завершаются в итоге смертью.

Слезы, обильные и маслянистые, покатились из глаз Буммела, когда земляне наглухо задраили крышку люка, отрезая свет Руски. Болты разлучили его с домом.

Потом он почувствовал дрожь, рев, голодное нетерпение самого металла, когда корабль, исполняя волю людей, с грохотом устремился в путь. В путь, откуда не возвращаются.

Никогда больше не будет остановки в этом мире трех лун, голубых морей, острых, как бритвы, горных хребтов, и ветров, которые стекают вниз, омыв эти горы. Ему уже не вернуться вовеки!

Старт прошел неряшливо, однако, как бы там ни было, "Драйвмейстер" уходил теперь от крошечного мирка.

Капитан стоял, повернувшись спиной к небольшой клетке. Он стоял и наблюдал через иллюминатор, как разноцветная планета уплывет вдаль, хотя это было просто изображение, проецируемое на экран.

Он почувствовал, как вспенились в нем мысли, нехотя повернулся и посмотрел на маленькое зеленое существо, свернувшееся в шар и наблюдавшее за ним огромными глазами. Существо дрожало, словно передразнивая вибрацию самого корабля. Капитан чувствовал, как мучительно больно обладателю этих глаз, как он силой заставляет их не закрываться.

Мысли путались и кружились, как масляные пятна на разбушевавшемся море, и он почувствовал страстное желание, подкатившееся к горлу, желание, о существовании которого он никогда раньше не подозревал.

Он узнал в удивительной вспышке прозрения, что было написано к Книге Предков, узнал о рускиндах и о корнях, которые уходят глубже, гораздо глубже, чем просто корни расы. Он узнал, что сам он — скиталец, и все его люди — скитальцы, и какой конец они найдут. И еще он узнал то, что сделал с Буммелом.

Он наблюдал, как желтые глаза маленького существа подергиваются изморозью, как стихает подрагивание меха.

Первому Помощнику не хотелось подниматься на мостик. Он знал, что там находится существо, и не получал удовольствия от идей и беспокоящих мыслей, которых это существо навевало.

Но это был его долг, так как он знал, что текущий рапорт должен быть отдан. В любой момент Капитан должен знать, как далеко они ушли, какова их скорость и когда следует ожидать прибытия на место — всю информацию о полете.

Когда он поднялся на мостик, то увидел лишь спину Капитана и слепой, матовый, темный лик иллюминатора. Капитан отключил его. Пространство было отрезано впервые с тех пор, как корабль вступил в строй.

— Капитан…

Ответ был мягким, словно тонкое стекло, как паутин тишины, которая оплела их и могла лопнуть от малейшего шума.

— Оно умерло, — сказал Капитан.

Он продолжал смотреть прямо перед собой в пустоту.

— Умерло? Зверушка? Как? Почему?

— Оно не могло жить вдали от своей планеты. Мы разбили его сердце. Это же так просто! Если хочешь, можешь смеяться. Мы разбили его сердце, и оно умерло, вот и все. А теперь мы летим домой.