Мотылёк над жемчужным пламенем - Кэрри Прай
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
Началась подготовка к экзаменам. Счастливые люди снимали куртки и по-детски радовались теплу, зеленой траве, одуванчикам, в то время как я радовалась каждому дню, в котором Витя не сорвался. За это время случилось многое: крики, слезы, скандалы, попытки свести счеты с жизнью. Анатолий Звягин оказался самым слабым из нас и каждый день грозился выйти в окно, если мы не заткнемся. Мужчина в одиночку перебарывал «сухие» дни и буквально вешался от безумия, которое происходило в его квартире. Однажды Витя поджег все книги в доме, предварительно скинув их ванну, объясняя все тем, что дома стало зябко. Понимаю, это был громкий протест, а нам до сих пор приходится дышать гарью. Иногда я держалась, иногда думала что сойду с ума, иногда хотела взять бутылку водки, осушить ее и поджечь себя вместе с обитателями квартиры к чертям собачьим. Тогда я даже представить не могла, что трудности только начались.
Когда я возвращалась из магазина с тортом, чтобы хоть как-то задобрить маму, за то что практически не бываю дома и скатилась в учебе, тогда мне позвонил Анатолий и обеспокоенным голосом попросил прийти. Красивый «Медовик» тут же полетел в мусорку, а я полетела к Звягину.
На пороге меня встретил Анатолий и его придурковатый сын. Обутый Витя сидел на полу и ненормально хихикал. Он смотрел прямо перед собой и целенаправленно не замечал нашего присутствия. Дело было дрянь.
– Что здесь происходит? – интересуюсь я, смотря на душевнобольное выражение лица. – Он что-то поджег?
– Погулять удумал, Варька, – вздыхает Анатолий и чешет седой затылок. – Говори мол «Я устал, хочу проветриться…». Брешет, зуб даю. Нутром чувствую, брешет.
Я скрещиваю руки на груди и стучу ботинком по полу.
– Устал, значит?
– Да устал, – рявкает Витя. – И что с того?
– Хорошо, тогда пойдем прогуляемся. Вместе.
Он отмахивается.
– С тобой не хочу. Ты мне противна.
Я задыхаюсь от возмущения.
– Ах так? И давно ты понял, что я тебе противна?
– Только сейчас. Увидел тебя и…Фу, мерзость, – содрогнулся он.
– Не одному тебе противно!
– Мне в сто раз хуже! Уйди, прошу. Меня сейчас вырвет.
Я снова обижаюсь и не могу держатся цинично. Каждое его слово бьет больно. На моем сердце не осталось живых мест. Мне больно смотреть на него, на нем нет лица. Он похудел. Скулы впали. Знаю, Витя приходится нелегче, чем мне. Точнее «В сто раз хуже!» – здесь он не лжет.
– Так вы выпустите меня? Я задыхаюсь. Вы ужасно смердите.
– Ага, сейчас, – я закрываю дверь на ключ и прячу его в своем кармане, а вот Витя что-то прячет от меня в своем. С боем, но мне удается вырвать из его кулака несколько помятых купюр. – Откуда ты их взял? Украл?
– Заработал, бестолочь. Я их заработал.
– Серьезно? И кем ты работаешь?
– Проституткой на трассе.
– Звягин, я еще раз тебя спрашиваю, где ты взял эти деньги? – я едва держусь, чтобы не затолкать их в его грязный рот. Мерзавец еще смеет посмеиваться над моим разъяренным видом.
– Я спер их из твоей сумки, – нагло признается он. – Зачем ты прячешь деньги в прокладках? Они пропахли ромашками. Понюхай, я не вру.
Меня коробит одна лишь мысль, что он залез в мою сумку.
– Как ты посмел?
– Это легче, чем ты думаешь.
– Скотина.
– Так все, – Витя подрывается на ноги и начинает вышагивать по квартире, – мне надоел ваш контроль. Я нечего не сделал, чтобы меня закрыли в тюрьме-психушке. Я просто хочу погулять. Разве это так сложно?
– Ты хочешь купить наркотики!
– Даже если так, это не должно тебя волновать! – он начинает бить стены и громить мебель. – Ты достала меня! В печенках уже сидишь! Мне надоело наблюдать твою противную рожу! Каждый день одно и тоже: «Витя, мы справимся!», «Витя, у нас все получиться!». Ни хрена не получится! Но ты настолько тупая, что никогда этого не поймешь! Ненавижу тебя!
Увернувшись от тарелки, я сжимаю кулаки и пру на него тараном. Он научил меня быть железной в некоторых моментах, поэтому я без всякого угрызения совести бью ему по челюсти. Так сильно, что сбиваю костяшки об его зубы.
Витя замахивается с кулаком на меня, и тогда вступает отец. Он хватает сына за грудки и впечатывает в антресоль.
– Совсем ошалел?! Тронешь Варьку, и я тебе сам все зубы повыбиваю! Ишь, что удумал! С окна спущу, гаденыш, если еще раз на девчонку замахнешься.
Витя смотрит на отца с иронией. Смеется и облизывает разбитые губы.
– Вы только гляньте, как спелись. Кто бы мог подумать? Меня держат в заточении гнилой алкоголик и поэтичная шлюха.
– Вот гад! – Анатолий бросает Звягина, отчего тот улетает к окну и бьется головой об радиатор. – Ничего святого в тебе нет!
Кривясь от боли, Витя поднимает на нас пренебрежительный взгляд.
– Это ты когда в мантию-то переоделся, святоша? – огрызнулся парень. – Может, в то время когда твоя жена меня наркотой пичкала, чтобы я сдох? Или когда твои пьяные дружки хотели залезть на мать, в то время как ты сладко спал, а протыкал им бока отверткой и кричал о помощи, когда они избивали меня? Тогда ты стал святым? Ну а ты? – он переводит взгляд на меня. – Ты настолько жалкая, что таскаешься с наркоманом. Не сложно понять, почему тебя бросили. С такой доставучей девкой ни один парень не выдержит. И как я только на это пошел?
– Прекрати! – больше не в силах терпеть, я закрываю лицо начинаю громко плакать. – Прекрати это все, Витя, пожалуйста! Ты не понимаешь, как сильно обижаешь меня! Мне больно! Мне очень больно…
Я падаю на пол, на котором разбросаны вещи и истерично кричу.
– Вот, глянь, что ты наделал! – приговаривает Анатолий. – Ты – эгоист! Разве ты не видишь, что девочка страдает! Да ты только представь на что она идет, чтобы быть сейчас здесь! Не уверен, что найдется в этом мире хоть один человек, который тебя так полюбит! Я так не люблю,
