Рыцарь чужой мечты - Галина Романова

– Что вы мне желаете сказать, Арина Валерьяновна, такого, чего не пожелали рассказать Сашеньке?

Его тон непроизвольно сделался саркастическим. И Арина Валерьяновна это моментально уловила, только расценила иначе. В его пользу расценила явно, иначе не захихикала бы и не закивала с пониманием:

– Вижу, вы тоже осуждаете подобные нравы, Виктор Иванович. Вижу-вижу, не отказывайтесь. В этом мы с вами солидарны! – И она даже протянула ему для рукопожатия свою сухонькую ладошку с выцветшей, обветшалой кожицей. – А рассказать я вам хочу то, ради чего Сашенька неоднократно обивал мои пороги!

– И?!

После рукопожатия он сунул руку в карман брюк и незаметно вытер ладонь о подкладку – до того неприятной на ощупь оказалась старческая ладошка.

– Я хочу вам рассказать, с кем именно упился до смерти Степка.

– Какой Степка?

Он, правда, не сразу понял. Разговор шел про Ирину, Стаса, Сашеньку. Тут вдруг какой-то Степка всплыл. Правда, не понял, у него просто из головы вылетело отчество Сашеньки. Он к тому же его стеснялся и…

– Отец Сашеньки – Степка! – Старушка недоуменно подняла надбровные дуги, напрочь лишенные растительности. – Он же пьянствовал тут накануне своей смерти. Потому и помер, думаю.

Опа! Оказывается, Александр не так уж был не прав со своими стаканами, что стояли всегда на полке, вне зоны досягаемости для его отца. Значит, и в самом деле были у старика в тот вечер гости.

– Ага.

Обрадовался Виктор Иванович, хотя радоваться особенно было нечему. Если всплывет еще что-то, то это же новый поворот, новые проблемы, влекущие за собой очередное его отсутствие дома. А жена давно уже живет с ним…

Черт с ним со всем! Он сыщик прежде всего, а семейная инерция пусть подождет. Он нюхом своим сыщицким просто чуял, что эта старушенция что-то такое знает. Может, и не осознает в полной мере, насколько верна ее информация, да бог с ней, пускай не осознает. Главное – у нее есть что ему рассказать!

– Итак, Арина Валерьяновна, вы знаете, что в вечер накануне смерти у вашего соседа были гости? Видели их?

– А как же! Видела, конечно, я же не сплю совершенно. И видела все – и как входили, как выходили, как мусор выносили в третьем часу ночи. Все видела. – Она скроила неудачную улыбку, обнажавшую ее неряшливую пластмассовую челюсть. – Так что, Виктор Иванович, вы больше не торопитесь?

– Повременю.

Сдался он, разгадав ее тонкий подход, – той никак не хотелось расставаться с гостем, никак не хотелось снова оставаться одной в четырех пронафталиненных стенах.

– По кофейку?

– По кофейку, Арина Валерьяновна. – Он обреченно вздохнул, доставая блокнот и авторучку. – Только теперь уже под роспись, с точными датами, временем и именами…

Глава 17

Адрес больницы, куда была доставлена Ирина каретой «Скорой помощи», Виктор Иванович раздобыл без особого труда. Один звонок на пункт «Скорой помощи», официальный тон, перечень должностных полномочий, и девушка тут же, подняв бумаги, продиктовала ему улицу, номер корпуса и отделение.

Поместили Ирину, как обнаружилось, в диагностическое отделение. Почему? Потому что поверхностный осмотр не выявил никаких признаков отравления алкоголем, как якобы утверждал муж заболевшей женщины.

Виктор Иванович поблагодарил, не забыв удивиться и чертыхнуться попутно. Ведь если не алкоголь, то что?! Снова яд?! Умереть, не встать! Это когда-нибудь закончится или нет…

Ладно, прежде он должен переговорить с ней, кое-что уточнить, если, конечно, она теперь в здравом уме и твердой памяти. Перед этим нужно заехать на работу, сделать кое-какие официальные запросы, разослав их по соседним и не совсем городам. Созвониться с Гришиным, а уже потом в больницу.

Информация, которой снабдила его старушка Арина Валерьяновна, мало что прояснила. В ней не было ничего невероятного. Более того, прояснить и доказать теперь степень чьей-то вины по истечении такого времени со смерти ее соседа мало возможно, но…

Но он все же на что-то надеялся, усаживаясь в свою машину, которую оставлял на стоянке в квартале от дома, где жила Ирина. Надеялся, что эта информационная крупица хоть как-то способна будет помочь его докторше.

На работе он провозился дольше обычного. Секретарша Ниночка, обычно такая умная и толковая девушка, сегодня будто нарочно творила невесть что. Сначала делала немыслимые грамматические ошибки, написав в двух письмах вместо «оперуполномоченного» – «аперуполномоченный». После внесенных исправлений принялась вдруг путать адреса и телефоны и несколько раз отправляла факсы не туда, куда следовало.

Виктор Иванович, понятное дело, злился. Но кричать на нее поостерегся. Девчонка и так выглядела расстроенной, пальцы подрагивали, глаза на мокром месте.

– Ниночка, детка, ну что случилось? – укорил он ее в тот момент, когда она принесла ему последнее факсимильное письмо на подпись с ошибкой в его фамилии. – Я тебя сегодня просто не узнаю! Ты не заболела?

Секретарша выпрямилась неестественно, а росту была под метр восемьдесят. Он сам рядом с ней поневоле комплексами обзаводился, потом, правда, забывал о них. Так вот, она выпрямилась, расправила плечи, выпятила грудь, задрожала губами и говорит:

– Нет, Виктор Иванович, со мной все в порядке.

– Так что тогда? Почему ты в каждом письме, в каждом слове буквально делаешь ошибки сегодня? Это так… Это так на тебя непохоже.

– На вас тоже, Виктор Иванович, – вдруг брякнула его секретарша, будто бы не к месту вовсе.

– Не понял! Что на меня непохоже?! – от растерянности он даже злиться на нее перестал, а ведь злился до этого, сильно злился, хотя и вида не показывал.

– Не похоже оговаривать честных людей.

Упорно несла вздор Ниночка, а на него не смотрела, косясь все в сторону окна, куда был вмонтирован кондиционер. Из него – из этого кондиционера – несло арктическим воздухом, и самому Виктору Ивановичу было даже чуть прохладно. А Ниночка, напротив, даже взмокла вся. На блузке под мышками проступили пятна. На лбу испарина.

– Да что происходит, черт побери! – заорал он, устав догадываться, хотя никогда прежде не повышал на нее голоса. – Что за бред ты несешь, объяснишь хотя бы или нет?!! Кого я оговорил, по-твоему?! Ну, отвечай немедленно!!!

– Меня… – едва слышно промямлила она и неловко провела ладонью по лбу, смахивая испарину. – Только не по-моему это, а по мнению вашей жены. Она звонила и…

Та-аак!!! Вот тут ему тоже вдруг сделалось жарко. Да так жарко, что хоть ложись грудью на кондиционер и остужай заполыхавшие мгновенно внутренности вместе с мозгами.

Его жена звонила секретарше? Она… Так, стоп, а что она? Она что-то такое говорила Ниночке, из чего та сделала вывод, что…

Да пошло все к чертовой матери! Почему он должен копаться во всей этой белиберде?! Что еще за новости?!

– А ну-ка отвечай мне немедленно!

Он вырвался из-за стола, ухватил Ниночку за локоток, хотя прежде никогда не касался ее. Даже на День милиции не стал с ней танцевать, сочтя это непозволительной вольностью в отношениях между начальником и его секретарем. Хотя, кстати, она его и приглашала. А он не стал танцевать, тут же слепив какое-то нелепое объяснение.

Так вот сегодня он коснулся ее. Грубо коснулся, наверняка теперь на ее белой коже останутся пятна от его пальцев. Черт, о чем это он?..

Усадил ее на диван в углу кабинета, сел напротив в полуметре от нее и, уставившись ей в переносицу – это всегда действовало на подследственных, – снова спросил:

– Давай все четко, без нытья и по порядку, – приказным тоном потребовал Виктор Иванович. – Моя жена звонила и скандалила?

– Да. – Ниночка кивнула, опуская взгляд, значит, его сверление глазами ее переносицы подействовало.

– Тема ее скандала?

– Ревность. Она вас жутко ревнует, Виктор Иванович.

– К кому, господи?! К кому меня можно ревновать?!

Он был и правда удивлен до невозможного. К кому его можно было ревновать?! К работе, к подследственным, к кожаному креслу, на котором его зад покоится большую часть дня?!

– Она ревнует вас ко мне, – ответила Ниночка с запинкой. – Она наговорила мне кучу гадостей. И сказала, что вы…

– Что я? Что?! Не молчи, Нина!

Ревновать его к секретарше, которая моложе его бог знает на сколько!!! Жена действительно с ума сошла на старости лет. То вопит на весь дом, что устала от него и что живет с ним по инерции, а это подразумевает полное отсутствие чувств с ее стороны. Она вроде бы окаменела, очерствела, обморозилась. Что-то еще такое подобное говорила. А то вдруг ревность! Скажите пожалуйста, первый раз за столько-то лет совместной жизни!

– Она сказала, что вы будто бы не отрицаете своей симпатии ко мне, что вроде бы сказали ей, что у нас с вами… – Ее лицо сделалось таким пунцовым, что казалось лопнет сейчас, брызнув на него алым липким соком стыда. – Что у нас с вами роман! Зачем, Виктор Иванович?! Этого же нет!