Том 4. Наша Маша. Литературные портреты - Л. Пантелеев

. . . . .

Конечно, маленькому ребенку надо отдавать все лучшее (да и как могут любящие отец и мать не отдать лучший кусок своему ребятенку?). Но, думая о насыщении ребенка, о его росте, весе, обмене веществ и прочем, нужно думать и о его духовном росте. Нет, это не громкие слова. Если ты отмечаешь на косяке двери метры и сантиметры твоего Пети или Вовы, найди способ следить и за его внутренним мужанием. Если ты растишь эгоиста, себялюбца, грош цена всем твоим заботам и твоим жертвам!..

Отдавай с радостью лучший кусок сыну или дочери, но постарайся сделать так, чтобы и для него (для нее) стало радостью этот лучший кусок протянуть тебе!..

. . . . .

Отдавай лучший кусок, но делай это по возможности незаметно!.. Не акцентируй!

Вот появилась первая клубника. Ее мало, она дорога. Купили совсем немного – главным образом для Машки.

И все-таки мама делит эти триста граммов на четыре части: тете Минзамал, папе, маме и Маше.

Незаметно для Машки папа и мама свое могут и не съесть, оставить, спрятать. Могут угостить Машку, показав добрый пример. Но никогда, никогда не бывает такого:

– Это клубника только для Маши!

Нет, никакой исключительности. Никаких принцесс и никаких шахинь в нашем доме!

17.8.60.

Сегодня одно явление заставило меня крепко почесать в затылке. Маше четыре года, у нее хорошая память и вообще голова не пустая. Тогда чем же объяснить такое вот?

Я предложил маме и Маше поехать в Лугу, на знаменитые Заречные улицы.

– Я не хочу на Заречные, – заявляет Машка.

– Почему? – удивилась мама.

– Мы лучше из Ленинграда туда поедем.

В чем дело? Не отвечает. Молчит. Смущается. Потом что-то говорит маме на ухо.

– Представь себе, – говорит мама. – Она жучка боится.

Потом я вспомнил, что когда мы на днях предприняли неудачную попытку побывать на Заречной стороне и возвращались от остановки домой, я нашел на тропинке навозного жука, хотел показать его Машке, но она дико заревела и завопила:

– Не хочу! Боюсь! Бою-у-усь!

Эта тропинка, идущая через картофельное поле, Маше очень хорошо знакома. Десятки раз она ходила и бегала по ней. Сегодня утром мы ходили по этой тропинке в булочную. И никакого жука она не боялась. А тут одно упоминание о Заречных улицах вызвало у нее эти страшные ассоциации. От глупости это или от сложности?

Поедем ли – не знаю. Зависит от Машки. Если она будет нюнить и хныкать, ничем хорошим эта поездка не кончится. Лучше не начинать, отменить, – разумеется, под предлогом более благовидным и солидным.

17.8.60.

Перед ужином ходили вдвоем в лес. Набрали четверть корзинки грибов (сыроежек и немного лисичек), чуть-чуть брусники и – главное – нашли в лесу на мусорной куче цветущий куст картофеля. Выдернули, а там – две маленькие, совершенно игрушечные картошечки.

Машка их бережно несла в потной ладошке, мечтала, как положит их на ночь в воду, потом сварит и будет угощать меня – с хлебом, с луком, со сметаной, с укропцем…

А вообще-то ест последнее время (особенно после возвращения из Ленинграда) очень неважно и, по наблюдениям мамы, даже похудела.

. . . . .

Любит употреблять «взрослые выражения». Последнее время пристрастилась к слову «по-моему».

– По-моему, круглая корзиночка была здесь. По-моему, да. Куда же она девалась? Интересно!..

. . . . .

Мама рассердилась на Машку. Говорит с нею в повышенном тоне.

Машка (плаксиво). Не кричи ты на меня… Я люблю, когда мы дружно живем.

. . . . .

Сегодня мои дамы встали поздно. Я уже отзанимался гимнастикой, когда они только градусник под мышку совали.

Наблюдал, как Маша под маминым руководством занималась гимнастикой.

Сплошная игра.

Едут в Тбилиси к бабушке.

Сначала на поезде.

Потом – на самолете.

Потом – пароходом.

Потом – опять поездом.

В Ленинграде, по пути на вокзал заходят в Зоопарк. Там видят разных зверей. И всех их изображает Машка:

ходит обезьяньим шагом;

стоит, поднимая и опуская хобот, как слон;

ходит на четвереньках (это медведь), подбирая огурцы, предварительно разложенные мамой… И так далее.

Единственный минус этих занятий в том, что движения слишком вольные. Впрочем, если составлять программу занятий обдуманно, можно найти достаточно и активных упражнений, то есть таких, которые требуют мускульных усилий, независимо от воли и желания маленького гимнаста (таких, как «медведь, ходящий на четырех лапах» и тому подобное).

19.8.60.

Сварила вчера (по-настоящему, в маленькой кукольной кастрюлечке, на электрической плитке) найденные нами крохотные картофелинки и с помощью мамы приготовила настоящий винегрет. Прибежала ко мне:

– Иди! Иди! Винегрет приготовили! С подсолнухом мясом!..

Бедное подсолнечное масло! Во что оно превратилось в ее ликующей скороговорке.

. . . . .

На днях показывал ей головоломку: два железных крючка, две металлические петли, вдетые одна в другую. Требуется их разомкнуть.

– Дай мне! – говорит Машка и протягивает руку. Конечно, ничего у нее не получается.

– Нет, – говорю я, – тут головой поработать надо.

И она, нисколько не удивившись такому наставлению, с очень серьезным видом начинает бить головой по головоломке.

23.8.60.

Третьего дня ходили с Машуткой вечером за хворостом (впрочем, это было не третьего дня, а раньше). Я спросил у нее, что она мне подарит на день рождения.

Лукаво улыбнувшись, она сказала:

– Это – сервиз.

– Что?! Как ты сказала?

– Сервиз.

Не сразу понял, что в «сервиз» превратилось слово «сюрприз» (так же как на днях слово компас в Машкиных устах превратилось в термос).

. . . . .

У нас гости.

Вчера днем ездили (тетя Ляля, тетя Ира, Машка и я) в Лугу встречать Иру-маленькую и дядю Игоря.

Машка очень любит Игоря, он тоже любит детей (в том числе Машу), но обращаться с ними не умеет, умеет только играть и баловать. И это уже сказалось на Машке. Она развинтилась, капризничает, в голосе ее появились командирские нотки:

– Принесите мне то-то. Этого не хочу. – И так далее.

Утром сегодня пришлось при всем честном народе выставить ее с веранды.

. . . . .

Вечером вчера ходили в лес, собрали довольно много брусники. Машка, впрочем, не собирала, сидела на спине у дяди Игоря, который изображал волка и полтора часа ходил на четвереньках.

24.8.60.

С упоением занимается всякой работой: собирает валежник, укладывает дрова в поленницу, поливает огурцы, помидоры и прочий овощ, развешивает и снимает с веревок белье, чистит ягоды… Мама научила ее штопать и уверяет, что Машка самостоятельно и очень будто бы неплохо заштопала мой носок. Не знаю; за что купил, за то и продаю.

. . . . .

Вчера мама и тетя Ира уехали в Лугу на рынок. В положенное время мы втроем (Ира-маленькая, Машка и я) отправились их встречать на Лангину гору. Пропустили шесть или семь автобусов – их не было. Игорь ездил ни велосипеде в Лугу, искал пропавших. Все мы очень беспокоились. Только одни Машка ни на минутку даже не нахмурилась. И я, глупый человек, сердился на нее, забыв, что в ее возрасте даже предположения о худом не может возникнуть. Вот если бы в Луге волки были!..

25.8.60.

Вчера в Машиной жизни было несколько событий. Во-первых, она ездила на лодке. Взрослые решили перебраться через Лугу и побывать в том заманчивом, волшебном лесу, который давно уже манил их своей сказочной дремучестью.

На воде Машка вела себя очень даже храбро. Впрочем, ей уже приходилось «пересекать водную гладь» – она каталась и на пароходиках и на катерах – в Ленинграде и в Разливе.

Лес действительно необыкновенный. В хорошее лето там должно водиться очень много грибов. Даже сейчас там больше, чем в других местах, всякой мелочи: сыроежек, горькушек, свинух… Много сочной брусники.

Провели в лесу часа три с половиной. Устраивали привал, завтракали, ели хлеб, сыр, помидоры.

. . . . .

Перед ужином зашла ко мне. Теперь, когда у нас гости, это бывает не часто.

Не помню, в связи с чем, стал считать ее пальцы:

– Один, два, три, четыре, пять…

– Нет, – говорит, – не пять, а три.

– Пять!

– Нет, три!!!

Пришла мама, сказала, что пора спать. И я тоже говорю:

– Да, да, спать, спать, Маша!

И вдруг заревела.

– Не хач-чу!!!

А через пять минут, когда мама разоблачала ее, сказала:

– Мамочка, я спать хочу! Я очень хочу спать.

26.8.60.

Вчера вечером уехал дядя Игорь.

Сегодня прохладный, грустноватый осенний день. Небо в серо-лиловых облаках. Солнце пробивается изредка. Грустновато гудит где-то очень высоко самолет: то провалится, то вынырнет. Покаркивают вороны.