Бора-Бора - Альберто Васкес-Фигероа

С тех самых пор, как они покинули Перу, они прекрасно осознавали, что полагаться стоит лишь на себя. Ну а если бы их поглотило море, то прошли бы годы, прежде чем их родственники начали тревожиться по поводу их исчезновения.

Было решено, что из Манилы галеон возьмет курс на Севилью и пойдет в обход Африки и Мыса Доброй Надежды, но и в самой Севилье, скорее всего, тоже не знали, вышел ли корабль из порта Кальяо[19] или нет.

Как же не испугаться, если твоя жизнь зависит от горстки «дикарей», которые держатся на расстоянии и не позволяют даже приблизиться к своей лодке?

Аборигены ясно дали понять испанцам, что помогут им лишь восстановить чалупу, дабы те смогли продолжить на ней свой путь, хотя добраться до Филиппин на таком утлом суденышке без атласа морских карт, который утонул при крушении, было маловероятно.

Их страх был вполне оправданным, хотя и не укладывался в головах аборигенов, которые, как и Тапу Тетуануи, считали островок и его окрестности вполне походящим местом для жизни.

И все же юноша инстинктивно чувствовал, что испанцы страстно желают вернуться домой, совсем как он сейчас. Тапу отдал бы что угодно, дабы выучить их трудный язык. Так он смог бы поддержать их, вселить в их сердца надежду, объяснить им, что плотник снабдит чалупу боковым балансиром и парусом, и на такой прекрасной лодке они доплывут хоть до самого края света.

Но пока, кроме слов «крысы», «золото», «шпага» и «кастрюля», он почти ничего не понимал. Правда, судьбе было угодно, чтобы в скором времени одно испанское слово здорово испортило ему жизнь.

Слово это он выучил в тот день, когда Ветеа Пито, вынырнув из воды, заявил, что нашел на дне, как раз в том месте, где галеон переломился надвое, огромный сверкающий предмет. Когда «Марара» подошел к тому месту, то команде с большим трудом удалось поднять из воды странную вещь. Полинезийские моряки были поражены, когда тяжелый, болтающийся внутри загадочного предмета язык ударил по сверкающим стенкам.

От первого удара почти все оглохли. Еще никогда они не слышали такого грохота: даже если подуть в самую большую раковину, не раздался бы звук такой силы.

Колокол!

Что за роковое слово!

Рында с «Сан-Хуан Непомусено» в мгновение ока превратилась в самый почитаемый полинезийскими мореплавателями предмет, который, будучи, без сомнения, самым большим куском металла, когда-либо ими виденным, вдобавок ко всему издавал такие громкие и, как им казалось, прекрасные звуки.

В ту ночь на острове никто не сомкнул глаз.

Нет-нет да кто-нибудь, включая даже сдержанного Роонуи-Роонуи и очаровательных паи ваинес, не мог удержаться от соблазна и несколько раз ударял в колокол. Так продолжалось до тех пор, пока великий навигатор не призвал на помощь весь свой авторитет, чтобы утихомирить вконец разошедшуюся команду и прекратить эту пытку.

Больше всего радовался Ветеа Пито, так как именно он нашел колокол и считал себя его владельцем. Тапу Тетуануи и добряк Чиме из Фарепити почувствовали, как сжались их сердца, когда ныряльщик во весь голос объявил, что как только он вернется на Бора-Бора, то тут же повесит колокол над дверями прекрасной Майаны, которая станет все время «играть» на нем.

Очевидно, что удача от них отворачивалось.

Разве кто-то сможет соревноваться за любовь женщины с человеком, который преподносит красавице в дар гигантский кусок солнца, да к тому же еще и поющий?

Временами Тапу Тетуануи отчаянно ненавидел вонючих существ, сумевших завладеть осколками Луны и Солнца.

Заботливая Ваине Тиаре, похоже, поняла причину грусти юноши и поспешила утешить его. Вот только ни утешения ее, ни доводы не возымели желаемого действия.

— Может быть, он Майане и не понравится вовсе? — Это, что она смогла придумать.

Удрученный юноша, не говоря ни слова, искоса глянул на женщину, давая понять, что она сказала глупость.

— Хорошо! — продолжила она. — Ей он точно понравится, но ты ведь можешь подарить ей другие замечательные вещи: кастрюли, шпагу, зеркало…

— Ветеа Пито тоже преподнесет ей кастрюли, шпагу, зеркала и… единственный на свете колокол.

Видя, что дурно пахнущие существа не проявляют никакого интереса к драгоценному колоколу, его подвесили на кормовую мачту «Летучей рыбы», да так там и оставили. Но капитан вынужден был предупредить, что «бить склянки» разрешается только три раза в день, и то только в те часы, когда экипаж бодрствует.

А в это время на берегу ремонт фалучи[20] уже подходил к концу, и плотник, которого выбрал из самых своих любимых учеников сам Теве Сальмон, сообщил прекрасную новость: оказалось, что в день спуска шлюпки на воду пойдет сильный дождь.

После этого был устроен всеобщий праздник: аборигены и испанцы вместе танцевали, пели и молились. Даже самый маленький из испанцев, ребенок с волосами цвета соломы, усердствовал вовсю, собирая воду в первый попавшийся подходящий для этого сосуд.

Множество наполненных водой сосудов и снабженная длинным балансиром спущенная на воду фалуча, пригодная для безопасного длительного плавания, кажется, воодушевили испанцев, и они наконец избавлялись от страха.

До последнего они не верили, что сумеют вырваться с этого пустынного крошечного острова, и полагали, будто им суждено умереть здесь в страшных муках от жажды. Но, убедившись в том, что пресной воды хватает с избытком, а лодка вполне надежна, испанцы приободрились и засобирались в путь.

Из-за тесноты на фалуче пришлось от многого избавиться, и испанцы, не колеблясь, принялись дарить своим новым друзьям сотни вещей, теперь совершенно для них бесполезных, включая три комплекта отличных полотняных парусов, на которые Мити Матаи давно заглядывался.

Эластичная, легкая и прочная, удобная при укладке ткань позволяла значительно нарастить мачты и увеличить рабочую площадь парусов, о чем раньше и мечтать не мог ни один из главных навигаторов Бора-Бора.

Теперь «Марара» превратилась в самую быструю пирогу из всех когда-либо бороздивших воды Микронезии.

Убедившись в отсутствии на борту крыс, вшей, блох и клопов, счастливые полинезийцы попрощались с потерпевшими кораблекрушение немытыми испанцами и в который уже раз вышли в открытое море.

Спустя две недели Мити Матаи прокричал:

— Остров! Высокий остров!

— Где? — удивился Тапу Тетуануи, чьи зоркие глаза видели только монотонную голубую морскую гладь да такого же цвета небо, и лишь на западе едва заметно вырисовывалась небольшая кучка белых туч.

Его учитель неохотно показал рукой на оду из них, которая находилась на высоте среза правого борта.