Неугомонное зло - Энн Грэнджер

— Не для нас, — с кривой улыбкой возразил Маркби. — Для ученых.

Рут снова задумалась.

— И все-таки мне кажется, что вначале Саймон немножко любил меня, а потом я ему надоела. Он был очень неглубоким человеком. В защиту его… вот видите, я даже сейчас придумываю для него оправдание! — Рут невесело усмехнулась. — В защиту его можно сказать вот что. Всю жизнь он был душой компании. Умный, красивый, спортивный… Многие хотели с ним подружиться. А подружившись, никогда ему не перечили, не осуждали его.

— Подлизывались к нему, — подсказала Мередит.

— Вот именно. Ему никогда не приходилось приспосабливаться к другим или пересматривать свои взгляды. По-моему, ему казалось, что я поступаю по отношению к нему нечестно, несправедливо, потому что создаю ему трудности. — Она глубоко вздохнула и откинула голову на спинку стула.

Маркби спросил:

— Откуда вы знали… или что заставило вас предполагать… что кости принадлежат Саймону Гастингсу? Насколько я понял, к тому времени, как он пропал, вы с ним уже давно не поддерживали отношения. Он жил и работал в Лондоне. Кстати, почему он вдруг объявился в Нижнем Стоуви?

Рут налила себе еще хереса и отпила глоток; руки у нее дрожали.

— Вы правы. Я много лет его не видела — до августа семьдесят восьмого года. Тогда мне исполнилось тридцать пять, я еще не вышла замуж. Работала в школе, преподавала английский. На летние каникулы я приехала сюда, в Нижний Стоуви, навестить отца. Полгода назад умерла мама. Отец был человеком не от мира сего и всегда от нее зависел. Мама делала все: не только вела хозяйство, но и ведала делами прихода, занималась бухгалтерией. Она исполняла роль его доверенного лица. Видите ли, мама была очень разносторонней и одаренной, а отец — нет. Мамина смерть подкосила его. Он постоянно все забывал; не вел записей. Мог пропустить заседание церковного совета, не приехать на крещение и даже на свадьбу! Один раз из-за этого разразился ужасный скандал: он как ни в чем не бывало сидел у себя в кабинете, а бедная невеста ждала его у ворот церкви! Тогда разъяренный отец невесты пожаловался на отца епископу. Епископ написал мне. Он считал, что отцу необходимо отдохнуть и восстановить силы. Он даже дал мне адрес одного монастыря, при котором имеется нечто вроде санатория для изнуренных представителей духовенства!

Рут сокрушенно всплеснула руками:

— Я знала, что дело не в переутомлении. Неделя в монастыре вряд ли исцелила бы отца. В одиночку он совершенно точно не справился бы. Я совершила ошибку, поделившись своими соображениями с епископом. В ответ он намекнул, что мне неплохо бы оставить работу, вернуться в родительский дом и вести хозяйство отца. — Рут улыбнулась. — Эстер пылко отговаривала меня от, как она выразилась, «викторианской затеи». Она популярно разъяснила, что если я последую совету епископа, то через несколько недель отдых и восстановление сил понадобятся мне. Скорее всего, дело закончится нервным срывом… Итак, не совсем понимая, что делать дальше, я приехала к отцу и старалась придумать выход, который устроил бы нас обоих. Отец, бедняжка, ничего не понимал. Мне приходилось следить, чтобы он надевал одинаковые носки…

Неожиданно Рут резко сменила тему:

— Вы ведь, наверное, еще не ужинали и хотите есть! Я могу приготовить нам всем омлет и тосты.

— Я сама приготовлю попозже, — вызвалась Мередит. — Когда вы все расскажете. — Ей показалось, что Алан неодобрительно покосился на нее. Мередит вздохнула. Да, кухня — не ее стихия. И все же с омлетом она как-нибудь справится!

— Шел конец лета, — продолжала Рут. — Помню, стояла страшная жара. После моего приезда отец немного успокоился, но по-прежнему все путал. Иногда он называл меня Мэри — так звали мою маму. Вдобавок к ее смерти он пережил еще одно сильное потрясение. Какой-то маньяк насиловал женщин в лесу Стоуви и на старой Пастушьей тропе… К нам даже полиция приезжала. Допрашивали всех местных жителей. К отцу тоже приходил сотрудник полиции и спрашивал, не заметил ли он необычного поведения кого-нибудь из прихожан. Отец считал, что среди его прихожан насильника нет и не может быть. Он надеялся, что полицейский поверил ему на слово, но сама беседа потрясла его до глубины души.

— Это я тогда беседовал с ним, — признался Алан. — Я отлично помню наш разговор. Мне очень жаль, что мой визит так расстроил преподобного Паттинсона, но при нашей работе по-другому нельзя. Поймите, дело вовсе не в том, поверил я ему на слово или нет. Не сомневаюсь, ваш отец искренне полагал, что среди местных жителей нет преступников… Возможно, он даже был прав. Но мы ничего не знали наверняка — как не знаем до сих пор.

— Так это были вы? Как странно! — воскликнула Рут. — Вот уж действительно — мир тесен.

— Кстати, — добавил Маркби, — хотя ваш отец тогда показался мне немного эксцентричным, он вел себя вполне разумно. Защищал своих прихожан с огромным рвением.

— Вы не знали его так хорошо, как я. Кроме того, вы видели его только один раз и не имели возможности сравнивать. А после вашего визита… только, пожалуйста, не подумайте, будто я вас в чем-то обвиняю… Но вышло так, что ваш визит стал для него своего рода последней каплей. Его здоровье стремительно ухудшалось. Несмотря на советы Эстер, я уже начала подумывать о том, чтобы остаться. Мне казалось, что другого выхода нет… У отца была собака, лабрадор, мамина любимица. В тот день, когда это случилось… — Рут снова замолчала.

— В тот день, когда исчез Саймон Гастингс? — уточнил Маркби.

Рут вспыхнула и покачала головой:

— Вы забегаете вперед! Поймите, я пытаюсь все объяснить, хотя не сомневаюсь в том, что половина из того, что я собираюсь рассказать, вам уже известна! Так вот, мне захотелось ненадолго выйти из дому, погулять, подумать. Я повела собаку в сторону леса Стоуви. Я знала о том, что какой-то маньяк насилует женщин, но в сам лес заходить не собиралась. Рассчитывала побродить у опушки, по полям мистера Джонса. Но собака помчалась вперед, скрылась в лесу, и мне пришлось пойти за ней. Я звала ее, кричала, но она не возвращалась. Бедняжка! По-моему, она просто обрадовалась возможности побегать, погулять на воле. Отец вечно забывал ее выгуливать… Итак, я погналась за собакой и через несколько минут услышала, как кто-то в лесу разговаривает с ней. Потом я увидела мужчину, который сидел на поваленном дереве; рядом, на земле, лежал рюкзак. Собака подбежала к нему, а он чесал ее за ухом. Я подумала: очередной турист, который вздумал прогуляться по старой Пастушьей тропе. Я громко поздоровалась. Мне и в голову не пришло, что встречный может оказаться насильником, — это я на тот случай, если вы интересуетесь. Было вполне очевидно, что передо мной просто турист. Он поднял голову, и я узнала Саймона. Сначала мы оба просто оцепенели, стояли и смотрели друг на друга. Собака переводила взгляд с меня на него и обратно и тяжело дышала. Помню, ее пыхтение еще показалось мне очень громким. Наконец Саймон заговорил: «Рут! Что ты здесь делаешь?» Я объяснила, что неподалеку живет мой отец. Саймон сказал, что решил пройти по Пастушьей тропе. Сообщил, что работает в Лондоне, что его фирма занимается производством косметики из натуральных компонентов. Он процветает. А в лесу он иногда находит новые составляющие для своих масок и кремов — он ведь ботаник. Наконец, подробно рассказав о себе, он поинтересовался, чем занимаюсь я. Я сказала, что работаю учительницей. Я ждала, что он спросит о судьбе нашего ребенка, но он молчал. Тогда я не выдержала и спросила: «Разве тебе не интересно узнать о ребенке?» Он ответил: «О каком ребенке?» Я возмутилась до глубины души: «О нашем ребенке. Я отдала его в приемную семью». И знаете, что он ответил? «Ну, значит, все в порядке». И тогда, — продолжала Рут, — я в самом деле вышла из себя.

— Что неудивительно, — не удержалась Мередит.

— Он удивился, — продолжала Рут. — Стоял как пень, пока я кричала на него. Как сейчас, вижу его лицо. Он стоял разинув рот и даже как будто немножко испугался. Не помню, что именно я ему наговорила. Кажется, я спросила, неужели он не хочет узнать, что стало с нашим сыном? Неужели он не помнит, что ему исполнилось уже двенадцать лет? Выпустив пар, я развернулась и убежала. Мне тяжело было смотреть на его потрясенное, ошалелое лицо. Кажется, он меня окликнул, но не сдвинулся с места. А я все бежала и бежала, пока не выбилась из сил, и увидела, что стою посреди поля и на меня удивленно смотрит какая-то лошадь. Собака бежала рядом; время от времени она забегала вперед и заглядывала мне в лицо — понимала, что я чем-то сильно расстроена. Как ни странно, мне тогда вдруг стало смешно. Кто бы мог подумать!

Я нахожусь где-то в глуши, в обществе озабоченной собаки и озадаченной лошади! На краю поля бежал ручей; я опустилась на колени, ополоснула лицо и постаралась успокоиться. Собака и лошадь подошли к ручью следом за мной. Лабрадорша бросилась в воду и начала плескаться. Наконец я встала и сказала лошади…