Талиесин - Стивен Рэй Лоухед
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он посмотрел на Белина. Тот стоял нахмурясь, с листьями в горсти, но не вытирался. Что-то не так… но что?
Верховный жрец завязал шнурок и пошел мимо Аваллаха к двери. Только тут царь догадался, в чем дело: девять их вошло в комнату, и только восемь вышло.
Аваллах двинулся за жрецом. По полу комнаты змеился благовонный дым, железный кратер еще светился. И здесь, смутно различимый на полу, на который он упал, лежал Керемон — на боку, подтянув колени к груди.
В два шага Аваллах очутился подле Верховного царя. Он опустился на колени, положил ладонь туда, где должно было биться сердце. В комнату ворвался Белин.
— Умер?
— Да, — тихо отвечал Аваллах.
Вбежали остальные цари. Итазаис опустился на колени рядом с Аваллахом и прижал ухо к груди Верховного царя. Потом медленно выпрямился, тряся головой, не в силах поверить в случившееся.
Ледяное молчание сомкнулось над царями. Аваллах вгляделся в их лица. Даже в слабом свете раскаленного кратера было ясно — каждый из них просчитывает, взвешивает, оценивает возможные выгоды.
— Как это случилось? — хрипло прозвучал в тишине голос Мусеуса.
Итазаис взглянул на тело.
— Не вижу раны.
— Надо вынести его на свет, — сказал Аваллах, выпрямляя Керемону ноги. Итазаис взялся под мышками, и они вынесли тело во двор. Остальные гурьбой следовали за ними.
— Смотрите! — крикнул Хугадеран, указывая на Итазаиса. — Взгляните на его руки!
Итазаис в ужасе опустил взгляд: с его левой руки текла свежая кровь.
Аваллах перекатил тело на бок. Под лопатками уже собралась кровавая лужица.
— Поднимите ему руку! — распорядился он.
Никто не шевельнулся, и Аваллах сам поднял обмякшую руку. Тело просело, рана открылась. По ребрам Керемона на пол заструился багровый поток.
— Убийство! — завопил, расталкивая царей, верховный жрец и бегом бросился со двора с криком: — Убийство! Верховный царь убит!
Было уже очень поздно, когда Аваллах вернулся в свои покои. Брисеида встретила его в дверях. Она мягко подтолкнула его к дивану.
— Сядь, — сказала она. — Отдохни. Я приготовила еду.
Она пододвинула ему низкий столик и поставила подсвечник.
— Я не голоден, — ответил он, потирая лицо руками.
Она принесла поднос с холодным мясом и хлебом, поставила чашу с фруктами.
— Вино есть? — спросил он.
— Да, — отвечала она, — но не стоит пить на голодный желудок. Ты ничего не ел весь день.
— Принеси вина.
Она налила кубок и подала одной рукой, держа в другой поднос с хлебом и мясом. Он взял хлеб, она протянула кубок.
— Очень было тяжело? — спросила царица.
— Хуже, чем я мог себе представить. — Аваллах осушил кубок и протянул его жене, чтобы она вновь наполнила его. Отломил кусок хлеба, положил в рот, медленно прожевал. Она подала ему вино, обошла диван, положила руки на плечи мужа и стала массировать усталые мышцы в основании шеи. Он закрыл глаза и уронил голову на грудь.
Через некоторое время он взял ее за руки и притянул к себе, поцеловал и снова отхлебнул вина.
— Аннуби вернулся?
— Еще нет, — отвечала Брисеида. — Я велела ему прийти сюда и дожидаться тебя. Я не знала, сколько ты там пробудешь.
Аваллах кивнул, отломил еще хлеба. Краска постепенно возвращалась на его лицо. Брисеида взяла фруктовый ножик, разрезала грушу, протянула ему кусочек. Царь откинулся на спинку и закинул ноги на столик, держа кубок у груди.
— Орудие так и не нашли.
— А в комнате никто ничего не видел и не слышал? — спросила Брисеида.
— Один-то все видел.
— Нестор?
— Готов поспорить на свое царство, что он.
— Но почему?
— Думаю, Керемон решил его низложить. Возможно, Нестор посчитал, что, убив Керемона, он устранит угрозу себе и сможет легче начать войну.
— Кто-нибудь обвинил его в открытую? — полюбопытствовала Брисеида.
— Белин, — устало отвечал Аваллах. — Но орудия так и не нашли — я сам искал. А поскольку убийство произошло, когда все мы там были вместе и никто ничего не видел и не слышал, выходит, что Керемона сразил сам бог.
— Ты в это не веришь.
— Не верю, но другие готовы поверить, потому что это их устраивает. Эту версию предложил Итазаис, а Мусеус набросился на нее, как собака на кость. Для них это лучше, чем разбираться с обвинением Белина.
— А Нестор?
— Нестор хитер и хладнокровен, он умеет держать рот на замке и не давать новых поводов для обвинений. И все равно я уверен, что это он. Или кто-то по его наущению. Так или иначе, кровь Верховного царя на его руках.
— Что будет теперь?
— Это мы узнаем, как только вернется Аннуби.
— Я хочу сказать, кто наследует Керемону?
— У него осталась вдова из царского дома.
Брисеида удивленно подняла брови.
— Данея?
— Данея. Кто же еще? — Губы Аваллаха горько скривились. — Царство может перейти к вдове, если нет наследника и если она царских кровей.
— Но я думала…
— Вероятно, так же думал и Нестор, — сказал Аваллах. — Мейрхион нам напомнил. Чтобы принять бразды правления, ей нужно лишь одобрение Совета царей.
— Но согласится ли Совет?
— Обязательно. Я сам выступил за это.
— Ты? — Брисеида подняла брови. — Но, Аваллах, ты же мог стать Верховным царем.
— Мог бы. — Он пожал плечами. — Белин и Сейтенин меня бы поддержали. Однако Мусеус тоже метит на это место. Нестор с Хугадераном могли бы припугнуть Итазаиса, и он бы примкнул к ним.
— А Мейрхион стал бы на твою сторону.
— И голоса бы разделились пополам. — Он взглянул на жену, взял ее за руку. — Извини.
— Я не стремлюсь к венцу Верховной царицы, муж мой, — сказала она. — И мне не нужен Посейдонис.
— А мне нужно одно — разоблачить Нестора и разрушить его замыслы. — Он снова отхлебнул вина. — Избрать Данею — единственный выход. Обойти ее можно, только доказав, что она не может или недостойна править, а это неправда. И я не хочу, чтобы Совет забыл; один из нас — убийца. Ради своей выгоды некоторые предпочли бы закрыть на это глаза.
Брисеида положила голову ему на плечо.
— Ужасное, чудовищное убийство. Мне бесконечно жаль Данею — горе ее, наверное, безутешно.
Довольно долго они сидели в молчании, прежде чем раздался стук в дверь.
— Это Аннуби, — сказала Брисеида. Она подошла к двери и впустила прорицателя.
Аваллах встал и повернулся к своему советнику.
— Что скажешь?
— Нестор бежал из города, — ответил Аннуби.
Брисеида в изумлении взглянула на мужа.
— Ты
