Сказки о Силе - Карлос Кастанеда

Мне хотелось немедленно бежать туда, но шаги дона Хуана были размеренными. Когда мы достигли дверей конторы на диагональной улице, я спиной почувствовал, что мой приятель тоже перебежал через бульвар и вот-вот перейдет на улицу, по которой мы идем. Я взглянул на дона Хуана в надежде, что у него есть какое-то решение. Он пожал плечами. Я чувствовал раздражение и ничего не мог придумать сам, разве что стукнуть моего приятеля по носу.

Должно быть, в этот момент я то ли вдохнул, то ли выдохнул, потому что в следующее мгновение ощутил внезапную потерю воздуха от сильного и резкого толчка, который дал мне дон Хуан и от которого я волчком влетел через дверь конторы. Дон Хуан до такой степени застал меня врасплох, что мое тело не оказало никакого сопротивления. Мой испуг слился с настоящим потрясением от его чудовищного толчка.

Я непроизвольно выставил руки перед собой, защищая лицо. Толчок был такой сильный, что, когда я ворвался в комнату, в глазах у меня потемнело и слюна брызнула изо рта. Я едва не потерял равновесие и с огромным трудом удержался на ногах, несколько раз крутнувшись вокруг своей оси. Сцена была неясной, видимо из-за скорости моего движения. Я смутно различил толпу посетителей, занимающихся своими делами, и почувствовал сильное раздражение в уверенности, что все смотрят, как я тут кручусь по комнате. Мысль о том, что я выгляжу дураком, была очень неприятной.

У меня в голове промелькнул целый ряд опасений. Я боялся упасть лицом вниз или налететь на одного из посетителей: может быть – на пожилую даму, которая покалечится при столкновении. Или того хуже – стеклянная дверь на другой стороне будет закрыта и я разобью себе голову.

В помутненном сознании я достиг двери, ведущей на Пасео де ла Реформа. Она была открыта, и я вылетел из нее. Все произошло настолько быстро, что направленность моих мыслей не успела измениться и я продолжал думать о своем приятеле и о доне Хуане. Не открывая глаз, я автоматически повернул направо и пошел по бульвару к центру города в уверенности, что дон Хуан вот-вот присоединится ко мне и что мой друг остался на соседней улице.

Открыв глаза, я в ошеломлении не сразу сообразил, что же произошло. Я был не на Пасео де ла Реформа, как думал, а на базаре Лагунилья в полутора милях от касс.

Не веря своим глазам, я ошарашенно смотрел по сторонам.

Я оглянулся, пытаясь сориентироваться, и понял, что нахожусь неподалеку от места, где впервые встретился с доном Хуаном в Мехико. Возможно даже, что это было то же самое место. Прилавки нумизматов были в полутора метрах от меня. С огромным усилием я взял себя в руки. Видимо, я галлюцинировал. Иначе объяснить это было невозможно. Я быстро повернулся, чтобы вернуться в контору, но за мной были только прилавки со старыми книгами и журналами. Дон Хуан, улыбаясь, стоял справа от меня.

В голове появилась тяжесть и в носу защипало, словно у меня через нос выходил газ от содовой. Слов не было. Я попытался что-нибудь произнести, но безуспешно.

Я отчетливо расслышал, как дон Хуан велит мне ни о чем не думать и ничего не говорить, но хотелось сказать хоть что-нибудь, все равно что. Ужасная нервозность росла во мне. Я чувствовал, что слезы катятся у меня по щекам.

Дон Хуан не встряхнул меня, как обычно, когда я поддавался неконтролируемому страху. Вместо этого он погладил меня по голове.

– Ну, ну, маленький Карлос, – сказал он, – не теряй своих шариков.

Мгновение он держал мое лицо в своих ладонях.

– Не пытайся разговаривать, – сказал он.

Он отпустил мое лицо и указал на окружающее.

– Это не для разговоров, – сказал он. – Это только для наблюдения. Следи! Следи за всем!

Я в самом деле плакал, но моя реакция на это была очень странной. Я продолжал плакать, не заботясь об этом. В этот момент для меня не имело значения, кажусь я дураком или нет.

Я оглянулся. Прямо передо мной стоял мужчина средних лет в розовой рубашке и темно-серых брюках, по виду американец. Коренастая женщина, похоже его жена, держала его за руку. Мужчина перебирал монеты, в то время как мальчик тринадцати или четырнадцати лет, очевидно сын продавца, смотрел на него. Мальчик следил за каждым движением мужчины. Наконец тот положил монеты обратно на стол, и мальчик немедленно расслабился.

– Следи за всем, – опять потребовал дон Хуан.

Вокруг не было ничего настолько необычного, что привлекло бы мое внимание. Люди проходили мимо в различных направлениях. Я повернулся. Мужчина, который, казалось, был владельцем журнального киоска, смотрел на меня, то и дело щурясь, как бы спросонья. Он выглядел обмякшим и казался утомленным или больным.

У меня было такое впечатление, что следить здесь не за чем – по крайней мере, ничего стоящего я не видел. Я смотрел по сторонам, но ни на чем не мог сконцентрироваться. Дон Хуан обошел вокруг меня. Казалось, он что-то во мне оценивает. Он покачал головой и выпятил губы.

– Идем, идем! – сказал он, беря меня за руку. – Время пройтись.

Как только мы двинулись, я почувствовал, что мое тело было необычайно легким. У меня появилось любопытное ощущение, что мои подошвы подпрыгивают, словно резиновые мячики.

Дон Хуан, должно быть, осознавал мои ощущения. Он крепко держал меня, как бы не давая убежать. Он прижимал меня книзу, словно боясь, что я взлечу, как воздушный шарик, и он не сможет меня поймать.

Прогулка принесла мне облегчение. Мое самочувствие улучшилось, нервозность сменилась приятной легкостью.

Дон Хуан продолжал настаивать, чтобы я наблюдал за всем происходящим. Я сказал ему, что наблюдать тут не за чем, и что меня совершенно не интересует, что люди делают на базаре, и что мне не хочется чувствовать себя идиотом, старательно наблюдая за какими-то покупателями монет и старых книг, тогда как гораздо более важные вещи проходят мимо меня.

– Что такое «более важная вещь»? – спросил он.

Остановившись, я убежденно сказал, что, по моему мнению, важно то, что он заставил меня ощутить, будто я мгновенно покрыл расстояние между авиакассами и рынком. При этих словах меня пробрала дрожь, и я почувствовал, что мне сейчас станет плохо. Дон Хуан заставил меня прижать ладони к животу.

Он обвел рукой вокруг и уверенно сказал, что окружающая нас повседневная деятельность является единственно важной вещью.

Я почувствовал раздражение. У меня появилось физическое ощущение вращения, и я глубоко вздохнул.

– Что это ты такое сделал, дон Хуан? – спросил я с деланной небрежностью.

Успокаивающим голосом он сказал, что может объяснить мне это в любое время, но вот