Замок янтарной розы (СИ) - Снегова Анна

Кажется, он хочет сказать ещё что-то, но у меня больше не осталось сил его слушать. Просто разворачиваюсь и ухожу, растворяюсь в темноте.

На самом краю вала, там, где он плавно понижается и пологим холмом спускается к плоской широкой местности, занятой палаточным лагерем, меня чуть не сшибает с ног какой-то солдат. Я узнаю адъютанта отца – одного из тех, что караулили меня когда-то. Завидев меня, он широко и неожиданно по-доброму улыбается, как старой знакомой.

- О, мисс Сильверстоун! Я так и знал, что вы с отцом когда-нибудь помиритесь. Скорее спешите вниз, а не то хороших мест не останется.

- Вы о чём? – спрашиваю машинально, хотя мысли давно уже где-то далеко. Я прикидываю, каким кораблём смогу уплыть. Завтра же покину Замок ледяной розы. Я всё равно так и не смогла принести здесь хоть какую-то ощутимую пользу. А находиться здесь дальше, кажется, выше моих сил.

- Как, неужели не слышали? Весь Замок на ушах стоит. Армия с Материка в получасе отсюда. Её возглавляет Молодой Ястреб. Граф Винтерстоун, который младший, только что заявил Королю, что вызовет Его высочество на поединок, чтобы решить дело, не допуская большого кровопролития. По традиции вся знать будет присутствовать. Поторопитесь, в общем. А то ничего не рассмотрите. Это будет поединок века!

И он бодро спешит дальше, к моему отцу, чуть ли не насвистывая. А я остаюсь стоять как столб. Растерянная и ошеломлённая.

Рон и Генрих.

Генрих и Рон.

На даргари – старинном поединке крови и чести.

Могла ли я представить когда-нибудь худший кошмар?!

Глава 18. Мой

Как свеча на ветру. Тонкое, колеблющееся пламя. Кажется, ещё немного – и меня задует совсем. Но почему-то, вопреки всему, я продолжаю гореть.

Как свеча на ветру – я стою в первых рядах этой напирающей, встревоженной, взбудораженной толпы, опьяневшей от предвкушения крови и зрелища, которое, несомненно, войдет в летописи.

Темнота обступает со всех сторон, алчно тянется к огням факелов, что держат солдаты. Звёзд на небе совсем не видно, они испуганно вжались в глубину небес, подальше от людского беспокойного моря.

Открытая вытоптанная местность перед нами – там, где вот-вот прольётся кровь. Даргари. Старинный поединок. Изначально предполагалось, что противники станут биться до смерти. Позднее короли Ледяных Островов так устали терять самых знатных, отважных и горячих своих подданных, что допустили второй вариант поединка – только до первой крови. Какой из них выбрали противники сегодня? Я понятия не имею, и оттого так трудно сохранять хладнокровие и бороться с подступающей паникой.

Накидываю широкий капюшон, отороченный белым мехом, прячу под него золото волос, прячу своё, наверняка бледное как смерть, лицо. Не хочу, чтобы на меня смотрели. Чтобы заглядывали мне в душу. Я сама готова ужаснуться – такая буря мечется внутри и бьётся о стенки груди сейчас.

На противоположном краю поляны, что упирается прямо в хмурый зимний лес, широкой дугой выстроились вражеские отряды. Ощетинились копьями, ощерились двузубыми стягами. Отсюда далековато, но кажется, я вижу там парочку знакомых лиц – из материковой знати. Почти все они были в списке возможных бунтовщиков, который я составляла Шеппарду по своим догадкам. То, что догадки оказались верны, немного тешит мою «профессиональную гордость», но все эти отголоски посторонних мыслей мигом выветриваются из головы, как только из толпы выходит человек и самоуверенной походкой довольного хищника идёт к центру площадки.

Нервно дёргаюсь и останавливаюсь в последнюю секунду перед тем, как… что? Сорваться с места и пойти вперёд? Пугаюсь этого своего порыва до чёртиков и вцепляюсь замёрзшими пальцами в край капюшона – натягиваю глубже, совсем утонув в спасительных объятиях меха. Прячусь? Возможно. Я не хочу, чтобы он меня заметил. Хочу отсюда, из этого по-детски глупого укрытия рассмотреть того, кого, кажется, так и не смогла прогнать из своих мыслей за все эти годы.

Ужасный Принц… губы шепчут беззвучно – вспоминают, пробуют на вкус позабытое имя.

На нём сплошной доспех с позолотой и выпуклым изображением летящей птицы на груди. В руке Генрих небрежно держит меч, подмышкой – шлем. Светлые волосы отрасли длиннее, чем я помнила. Он… улыбается. Расточает улыбки направо и налево, бросает шутки в толпу и всем своим видом демонстрирует уверенность в исходе поединка. Но мне чудится отчего-то напряжение в его голосе. Искусственность в шутках. Нарочитость в небрежности походки. Мне кажется, что внутри он напряжён, как тетива тугого лука. Это всё наносное. Всего лишь маска… или броня.

Мне хочется подбежать и встряхнуть его – чтобы скинуть эту маску, увидеть под ней настоящее его лицо. Увидеть таким, каким он был тогда – много лет назад, в том коридоре, где вёл за руку в темноте одну напуганную глупую девчонку и рассказывал ей про звёзды. Заставить этого Ужасного Принца понять очевидное – что сейчас он на перепутье. Одержимость замками роз… если он ей поддастся, это будет конец. Я уже видела, к чему такое приводит. Мне самой едва-едва хватило душевных сил выбросить ключи от чужого счастья, которые уже были у меня в руках, и выплыть из омута, в который они меня тянули камнем. Хватит ли сил у Принца?

Говор толпы взлетает на мгновение приливной волной, а затем так же быстро откатывает прочь, смолкает, уступает место жадно ждущей тишине.

Мне даже не нужно поворачивать головы – я и так знаю, кто вступил на арену. Генрих встречает противника улыбкой, а мне хочется как следует врезать по его самодовольной физиономии, чтобы её стереть – даром что я леди. Нет, всё-таки, Ужасный Принц на меня отвратительно влияет! Мечтаю о том, чтобы даргари впервые в истории завершился ничьёй, и он убрался уже отсюда куда подальше на своём дурацком корабле, на какие-нибудь свои дурацкие острова с дурацкими пальмами.

Рон приближается к центру импровизированной арены медленно, он сплошь закован в латы, лицо скрывает забрало шлема. У него такой мрачный вид, как будто он готовится убивать. Мои мысли срываются в какую-то совсем уж паническую чехарду, и дальше я могу только беспомощно, с обрывающимся сердцем смотреть на то, как почти без предупреждения, без какого-либо обмена любезностями два врага сталкиваются друг с другом, подобно волнам, обрушиваются смертоносной сталью.

Ужасный Принц ещё пытается какими-то идиотскими шутками вывести Рона из себя, но тот просто прёт на него, как таран, как взбесившийся вепрь-секач, который, как известно охотникам, один из самых опасных зверей в лесу, потому что в слепой ярости способен сокрушить даже самого искушённого противника. Мой друг всегда был отчаянным, когда дело касалось защиты того, что ему дорого – а этот как раз тот случай.

Глупый Принц, который напрасно злил его, едва успевает уворачиваться, хотя он явно быстрее и превосходит противника в ловкости. И он больше не смеётся. Забрало шлема не скрывает твёрдой, напряжённой линии губ.

В один из моментов, когда Рон спотыкается и теряет равновесие из-за того, что кто-то из шеренг противников предательски подставил ему подножку древком от копья, мне кажется, что вот-вот всё будет кончено… Но Ужасный Принц не торопится воспользоваться преимуществом. Подаёт ему руку в галантном жесте, которую Рон с пренебрежением отвергает. И бой возобновляется снова – ещё более яростный, ещё более ожесточённый.

Противники кружат по площадке, опьянённые боем – и они всё ближе ко мне.

И в это мгновение, где-то между свистящим полётом меча – от руки к сердцу – и ответным движением разящей стели наперерез… я вдруг понимаю очевидное.

Я не разрываюсь пополам, глядя на этот бой.

Да, я отчаянно хочу, чтобы оба противника покинули поле битвы живыми и невредимыми. Но моё непослушное сердце пытается остановиться, лишь только, когда не ведающая пощады сталь приближается к одному из них.

Невыносимый и желанный, далёкий и почему-то отчаянно близкий. Тот, кто за несколько украденных у судьбы минут стал понятным и знакомым до малейшей чёрточки насмешливого лица, до каждого движения брови, до каждого оттенка голоса. Кого я затолкала в самый дальний уголок памяти – так же, как спрятала в самый дальний ящик ту шкатулку с пряностями. Кто словно стал моей совестью, и в мысленных диалогах все эти годы нередко спрашивал меня, почему я такая трусиха и что же делаю со своей жизнью. Быть может, именно он и давал мне силы перестать бояться и наконец-то что-то изменить – ведь страх темноты лишь иллюзия. Мы боимся придуманных чудовищ.