Женское образование в России - Эдуард Днепров

Здесь, по словам одной из выпускниц Смольного института того времени Е. Н. Водовозовой (Цявловской), впоследствии видной деятельницы отечественного образования, царствовали все те же «томительно однообразная жизнь и отсутствие чего бы то ни было, что хотя бы несколько шевелило мысль, привлекало бы глаз» [218, т. I, с. 398]. Здесь, писал Н. А. Добролюбов, «шесть, восемь, девять лет» жили «девочки в стенах заведения, не имея никакого понятия о том, что делается за этими стенами». Здесь они «облекаются в униформу… приучаются к строгой дисциплине и неизбежно отучаются от семейной жизни… Здесь все чужое для девочки, она здесь не у себя, она постоянно как будто на выставке. Следствием этого бывает, с одной стороны, ослабление внутренней энергии, самостоятельности и естественной простоты отношений, а с другой – развитие мелких, себялюбивых чувств на место симпатических расположений, развивающихся в семейном воспитании» [65, с. 67—68].

Первым шагом институтской системы навстречу жизни стало назначение в начале 1859 г. К. Д. Ушинского, уже тогда известного педагога, инспектором классов Смольного института, результатом чего стала радикальная реформа этого института. В ходе реформы было в корне изменено содержание институтского образования, в котором центральное место заняло преподавание родного языка; созданы новые программы по всем остальным учебным предметам, в значительной мере уравнявшие содержание женского и мужского общего среднего образования; впервые в русской школе введен отсутствовавший ранее и разработанный Ушинским курс первоначального обучения с использованием его знаменитой учебной книги «Детский мир», курс, ставший фундаментом полноценного начального образования в России и его преемственности с образованием средним.

Смольный институт

Вот как описывал проведенную Ушинским реформу Смольного института его соратник, известный педагог Д. Д. Семенов в своих воспоминаниях: «Сущность реформы К. Д. Ушинского сводилась к четырем главным основаниям: 1) заменить 9-летний курс 7-летним; 2) вместо трех классов устроить семь; 3) сделать новое распределение учебных предметов по классам; 4) составить новые учебные программы».

Первая мера, по словам Д. Д. Семенова, «была полезна в том отношении, что воспитанницы, получая достаточное образование в 7 лет, двумя годами ранее возвращаются в родную семью, которую никакое учебное заведение заменить не может».

Вторая мера была направлена на внутреннее переустройство всей учебной работы института, на то, чтобы создать условия, стимулирующие серьезное ведение этой работы и служащие «ручательством лучших успехов девиц». «До Ушинского, – писал Семенов, – порядок был такой: воспитанницы по окончании каждого трехлетнего курса в полном составе переходили в следующий также трехлетний класс, несмотря на то, были ли девицы достаточно подготовлены или нет; да и в самом деле, нельзя же было неуспевающую воспитанницу оставлять в том же классе на целых три года. Неизбежным следствием такого обычая было то, что малоуспевающие в низшем классе, в старшем успевали еще меньше и выходили из заведения с самыми ничтожными и поверхностными знаниями, а некоторые и без всяких знаний, за исключением лишь французского языка, танцев и хороших манер. При устройстве же семилетнего курса и при ежегодных экзаменах и переходах из класса в класс мало успевающие воспитанницы могли быть оставляемы еще на год в том же классе и таким образом имели возможность пополнить пробелы в своих знаниях» [158, с. 76].

Это, казалось бы, элементарное решение на деле было трудной ломкой десятилетиями укоренявшегося в институте строя учебной жизни, делая его педагогически осмысленным и целесообразным.

Уже 16 мая 1859 г. Ушинский подготовил и третью меру своей реформы – представил новое распределение учебных предметов по классам, как отмечал Семенов, «на принципе строгой педагогической постепенности». А еще через год, 12 апреля 1860 г., была предложена четвертая мера – новые учебные программы по каждому предмету. Эти программы Ушинского были утверждены 10 декабря 1860 г., и тогда же Главноуправляющий женскими учебными заведениями Мариинского ведомства принц П. Г. Ольденбургский предложил Учебному комитету реформировать все учебные заведения ведомства на новых педагогических основаниях, предложенных К. Д. Ушинским.

Первым и самым важным из этих оснований было преодоление Ушинским коренного порока существовавшей тогда русской средней школы – отсутствия в ней начальной ступени, то есть ее базовой основы. Средняя школа состояла, говоря современным языком, только из «основной» и «старшей» ступеней. Она строилась на зыбком песке стихийного и разнородного домашнего образования, в котором не было даже тени не то что систематичности, но хоть какого-либо организующего начала.

В результате, отмечал Ушинский, «дети десяти и одиннадцати лет, поступая в наши средние учебные заведения, оказываются по большей части совершенно не приготовленными к правильному и сознательному учению…От этого, главным образом, зависит то печальное явление, общее всем нашим средним учебным заведениям, что из числа одновременно вступавших в заведение учеников едва ли одна десятая часть одновременно же и с успехом оканчивает курс учения» [178, т. 5, с. 11—12].

Ушинский впервые в России создал и отработал в Смольном институте курс систематического начального образования. В основу этого курса была положена его новаторская теория первоначального образования, которая не только не потеряла свое значение, но во многом остается нереализованной и поныне. Эта теория и сам курс первоначального образования получили воплощение в знаменитых учебных книгах Ушинского «Детский мир» и «Родное слово» и стали принципиально новым обретением и русской средней школы, и всей отечественной системы образования в целом.

Константин Дмитриевич Ушинский

Созданный Ушинским курс первоначального образования решал одновременно две важнейшие социально-педагогические задачи эпохи: 1) построение средней школы на прочном фундаменте начального образования и 2) по существу, полное учебно-методическое оснащение зарождающейся в то время начальной народной школы, строительство которой Ушинский считал центральной проблемой образовательных реформ 1860-х гг. (Подробнее см.: [177, т. 4, с. 436—443].)

Существенно преобразовал Ушинский содержание образования и методы обучения также в средних и старших классах, введя преподавание естествоведения и физики (с широким использованием всевозможных наглядных пособий), углубив изучение новейшей отечественной литературы, предприняв меры к «гармоничному соединению преподавания географии с историей и естественными науками» [158, с. 78].

Ушинский полностью уравнял учебный курс «благородной» и «мещанской» половины Смольного института, полуторачасовые уроки заменил часовыми, введя 10—15-минутные перемены между уроками, что, по словам Е. Н. Водовозовой, «было несравненно менее утомительно для слушательниц» [218, т. 1, с. 458], ограничил комплект одного класса тридцатью ученицами, впервые в истории женских институтов ввел отпуск (каникулы) воспитанниц на праздники.

Важнейшей частью реформы Смольного института было также создание в нем двухгодичного специального педагогического класса, программа которого была детально проработана Ушинским на основе ведущих идей и материала его фундаментального труда «Человек как предмет воспитания. Опыт педагогической антропологии». Первый год отводился на теоретические занятия слушательниц педагогического класса педагогикой, дидактикой, методикой и на посещение ими младших классов, где они изучали и анализировали проводимые преподавателями уроки. Второй год был посвящен практическим занятиям в младших классах, где слушательницы давали самостоятельные уроки под руководством опытных учителей. (Подробнее см.: [188, с. 68– 150].) Учителя в Смольном институте были собраны Ушинским действительно лучшие из лучших. Достаточно назвать лишь несколько имен его соратников, навсегда вписавших свое имя в историю отечественной педагогики, – В. И. Водовозов, Д. Д. Семенов, Л. Н. Модзалевский, М. И. Семевский и многие другие.

Но главное, что удалось Ушинскому, – это в корне изменить самый дух Смольного института. «Смольный, точно сказочный русский богатырь после долгой столетней спячки, – писал Семенов, – воспрянул духом и хотел наверстать потерянное время. Все, и учителя, и ученицы, казалось спешили отличиться друг перед другом. Девицы, и большие и маленькие, стали учиться отлично; с каким-то захватывающим вниманием следили они за каждым уроком своих преподавателей, как бы боясь проронить хоть одно слово. А с какой неподдельной охотою отвечали они на каждый вопрос преподавателя, какой восторг написан был на их свежих личиках, с какой изумительной аккуратностью приготовляли они заданные уроки и письменные работы! Так обаятельно подействовало на восприимчивые души воспитанниц живое слово после мертвящего, скучного, схоластического преподавания. И та же институтка, которая лишь год тому назад заботилась только о своей наружности, думала о танцах, мечтала о выездах, в тишине ночи вздыхала и предавалась несбыточным иллюзиям, теперь полюбила чтение, науку, труд» [158, с. 85]. На уроках ученицы стали задавать вопросы учителям, что ранее считалось недопустимым; после уроков сопровождали их по коридорам, требуя разъяснений непонятного; в вечерние часы писали доклады и сочинения на заданные темы.