Политические портреты. Леонид Брежнев, Юрий Андропов - Рой Медведев

Немалое недовольство как в партийных кругах, так и в кругах работников науки и просвещения вызвало быстрое возвышение С. П. Трапезникова, который с должности проректора Высшей партийной школы при ЦК КПСС перешел на высокий в партийной иерархии пост заведующего отделом науки и учебных заведений ЦК КПСС. Этот человек, которому стали теперь подведомственны и Академия наук СССР, и министерства просвещения и высшего образования, отличался не только феноменальной безграмотностью, но и крайним апломбом. Во время его выступлений перед научными работниками или работниками просвещения слушатели забавлялись тем, что составляли списки грубых ошибок и оговорок, нелепых оборотов речи, допущенных докладчиком. Вскоре после появления Трапезникова в ЦК КПСС московские издательства начали выпускать в свет одну за другой книги Трапезникова, посвященные истории КПСС, проблемам аграрной политики партии и идеологии. Вероятно, он передавал в издательства те рукописи и стенограммы, которые в прошлом не мог опубликовать. Наверное, Трапезников искренне думал, что это сможет укрепить его авторитет среди ученых-обществоведов и партийных работников. Однако в этих опусах имелось так много фактических, да и просто стилистических ошибок, что обширные выписки из них ходили в среде московской интеллигенции вместе с материалами «самиздата». Мне, как недавнему работнику крупного педагогического издательства, было трудно понять, как эти книги могли увидеть свет. Или у Трапезникова имелись еще более неграмотные, чем он, редакторы, или его рукописи в спешке вообще не редактировались, или издательства сознательно ограничивались лишь минимальной правкой, чтобы скомпрометировать автора. Ко всему прочему, этот человек оказался чрезвычайно тщеславен.

Став после XXIII съезда членом ЦК КПСС и укрепив таким образом свое положение, Трапезников в том же 1966 году выставил на очередных выборах свою кандидатуру в члены-корреспонденты Академии наук СССР. При голосовании на Отделении истории, философии и права кандидатура Трапезникова прошла большинством или даже подавляющим большинством голосов. Однако на общем собрании действительных членов Академии наук СССР из 170 присутствовавших на собрании с правом решающего голоса только около 80 академиков отдали свои голоса Трапезникову, хотя для избрания требуется получить две трети голосов действительных членов Академии. Оглашение результатов голосования вызвало растерянность в президиуме Академии наук. Ряд видных академиков-обществоведов потребовали провести переголосование и новое обсуждение кандидатур. Президент Академии М. В. Келдыш сообщил о случившемся М. А. Суслову. Последний рекомендовал провести переголосование, но отметил при этом, что было бы неправильным оказывать какое-либо давление на академиков. При повторном обсуждении академики Б. А. Рыбаков и В. М. Хвостов выступили за избрание Трапезникова, но академики В. А. Энгельгардт и И. Е. Тамм решительно высказались против избрания Трапезникова, при этом Тамм в своем выступлении процитировал некоторые места из «трудов» претендента. Повторное голосование также было не в пользу Трапезникова. Он не собрал и 50 процентов голосов[46]. Этот скандальный эпизод получил огласку, и некоторые из членов Политбюро, в том числе и Подгорный, высказались за освобождение Трапезникова от поста заведующего отделом науки и учебных заведений ЦК КПСС. Брежнев активно защищал этого близкого ему члена своей «команды». Возник вопрос о назначении Трапезникова министром просвещения. Однако против этого решительно высказался Косыгин, недолюбливавший Трапезникова. Имея в виду чисто внешнюю непривлекательность последнего, Косыгин не без мрачного юмора заметил: «Да он у нас всех детей напугает». Вопрос был отложен, и в конце концов Брежневу удалось отстоять своего любимца. Трапезников, правда, уже не смог продвинуться вперед в своей политической карьере, но он остался заведующим отделом ЦК КПСС, продолжая по-прежнему издавать и переиздавать свои никому не нужные книги. И только Андропов отправил этого мракобеса и графомана на пенсию.

Я писал выше, что уже на XXIII съезде КПСС опытные наблюдатели и делегаты видели, что дирижерская палочка находится в руках М. А. Суслова, хотя сам он и не выступал с речью. Именно к Суслову обращались во второй половине 60-х годов многие работники аппарата ЦК КПСС для разрешения спорных вопросов. Это обстоятельство, несомненно, раздражало все более разраставшееся окружение Брежнева, его личную «команду», которая хотела обеспечить как своему шефу, так, конечно, и себе большую самостоятельность в решении идеологических, политических и внешнеполитических проблем, а также в расстановке номенклатурных кадров. Между тем Брежнев в силу своей нерешительности Долгое время опасался делать какие-либо энергичнее шаги в этом направлении. Перелом в отношениях между Брежневым и Сусловым наступил в самом конце 1969 – начале 1970 года.

По традиции в конце каждого года собирался пленум ЦК КПСС, который в преддверии сессии Верховного Совета СССР обсуждал и оценивал итоги уходящего года и намечал основные директивы к плану на предстоящий год. В качестве докладчика на пленуме выступал обычно Председатель Совета Министров СССР, после чего происходили краткие прения. Так именно начал свою работу и декабрьский Пленум ЦК КПСС в 1969 году. Однако на этом Пленуме вскоре после основного доклада с большой и по тем временам довольно радикальной речью по проблемам управления и развития народного хозяйства выступил Л. И. Брежнев. Эта речь содержала резкую критику в адрес органов хозяйственного управления; оратор откровенно говорил о плохом состоянии и больших трудностях советской экономики, ставящих под угрозу выполнение восьмой пятилетки. Эта речь была подготовлена в секретариате Брежнева группой помощников под руководством его нового референта А. Е. Бовина, человека прогрессивных и независимых взглядов. Разумеется, Брежнев не обязан был согласовывать свою речь предварительно с членами Политбюро, так как не он являлся докладчиком по основному вопросу. Он выступал в прениях и мог поэтому, казалось бы, свободно высказывать свое личное мнение. Однако Брежнев был все же не рядовым оратором, а лидером партии, и его речь на следующий день была опубликована во всех газетах, которые не публиковали при этом речи других участников прений. Поэтому для многих функционеров именно речь Брежнева воспринималась как директивная. Необычная самостоятельность Брежнева не только удивила, но и обеспокоила многих членов Политбюро, которые уже привыкли к вялости и пассивности генсека и теперь забеспокоились, что усиление влияния и власти Брежнева не только ослабит влияние и власть других членов Политбюро, но и нарушит ту «стабильность» в кадрах партийного руководства, которая сложилась после 1964 года. Естественно, больше других был недоволен Суслов, с которым Брежнев не нашел нужным заранее проконсультироваться. Выступить в одиночку против Брежнева Суслов, однако, не решился. Он подготовил специальную записку для членов Политбюро, которую подписали также Шелепин и Мазуров. В этой записке подвергалась критике речь Брежнева как политически ошибочное выступление, в котором наибольшее внимание сосредоточено на негативных явлениях и ничего не говорится о тех путях, с помощью которых можно и нужно исправить недостатки в народном хозяйстве. Предполагалось обсудить «письмо трех» на предстоящем в марте 1970 года Пленуме ЦК.