Куйбышев - Илья Моисеевич Дубинский-Мухадзе

Ложь, что мы уже создали для армии человеческие условия. Ложь, что у нас нет разутых и раздетых. Стыдно говорить это перед лицом страданий, переживаемых армией. Не самохвальство облегчит борьбу Красной Армии, а самодеятельность широких организованных рабочих масс при сознании ими грозности положения. Не спокойствие приведет рабочий класс к победе, а величайшее напряжение энергии и священная тревога за судьбу революции».

Начинать сражение в серых предрассветных сумерках двадцать восьмого апреля. Бить от Бузулука по левому крылу — по выдвинувшейся клином Западной армии Колчака. При сдерживающих, лишающих противника возможности маневрировать боях в центре фронта — на казанском, симбирском и самарском направлениях.

Первооснова всего замысла — давний большевистский принцип, в революцию полностью восторжествовавший, — иметь в решающем месте в решающий момент подавляющий перевес сил. На направлении главного удара в полосе около двухсот километров Реввоенсовет Южной группы сосредотачивает до пятидесяти тысяч штыков и сабель при ста пятидесяти двух орудиях. На остальных участках фронта протяженностью в семьсот километров — менее двадцати трех тысяч бойцов при семидесяти орудиях. Выстоять, удержать позиции будет трудно, порой почти невозможно. Надо. Там, на главном направлении, решается судьба революции.

Начальник политотдела 25-й дивизии в Реввоенсовет 4-й армии:

«Объезжая цепи в течение последних дней, вижу невероятно трудное положение красноармейцев. Нет белья, лежат в окопах нагие, разъедаемые вшами. Молча идут в бой, умирают как герои, даже некого выделить для наград. Все одинаково честны и беззаветно храбры. Нет обуви, ноги в крови, но молчат. Нет табаку, курят сплошной навоз и траву. Молчат… Сердце рвется, глядя на их молчаливое терпение… Разуйте и разденьте кого хотите. Пришлите материалы, мы сошьем сами, только дайте теперь что-нибудь. Мобилизуйте обувь и белье у населения…»

Беспощадно наступают 24-я дивизия Гая, 25-я Чапаева, 27-я стрелковая. Шестнадцать суток вся группа армий ведет бои ожесточенные, отбрасывает колчаковцев на сто двадцать — сто пятьдесят километров к востоку. Управляющий военным министерством Колчака барон Будберг заносит в памятную книжку после утраты Бугуруслана и Бугульмы: «…несомненно, на фронте Западной армии инициатива перешла в руки красных. Наше наступление выдохлось, и армия катится назад, неспособная уже за что-нибудь зацепиться… при отходе местные мобилизованные расходятся по своим деревням, унося одежду, снаряжение, а иногда и вооружение… Фронт трещит и катится назад; приходится уже подумывать о том, удастся ли нам сохранить за собой Урал…»

Под сокрушающий удар попадает привилегированный в стане белых корпус Каппеля. Превосходно обученный, расточительно вооруженный. Близка, реальна возможность окружить, уничтожить крупную группировку противника. Двадцать пять тысяч вражеских солдат уже взяты в плен…

«Быстрее, быстрее! Начало, и начало хорошее, вами сделано. Смелее вперед!» — зовут полки Фрунзе с Куйбышевым.

Тут же сразу грозный окрик нового командующего Восточным фронтом А. А. Самойло, поставленного вместо «недисциплинированного» Каменева: «Ни шагу дальше! Не смейте своевольничать, по-своему перегруппировывать части!!»

Дисциплина есть дисциплина. Куйбышев остается на позициях с войсками. Фрунзе спешит в Самару. Авось удастся связаться по прямому проводу с командующим фронтом, объяснить, доказать.

Покуда добирается Фрунзе, порученец из штаба фронта доставляет пакет с пятью сургучными печатями. Сверхсекретный. Директива А. А. Самойло — отказ от дальнейшего преследования Западной армии Колчака, фактическое расформирование Южной группы.

Далеко не с первой попытки удается пригласить Самойло к проводу. Фрунзе предельно миролюбиво: «Сегодня утром я прибыл в Самару и ознакомился с вашей директивой, а одновременно и с вашей запиской. Должен откровенно сознаться, что директивой и запиской я сбит с толку». Через минуту-другую: «Если бы я не составил ударной группы из надерганных мною из 4-й, Туркестанской армий частей, я не имел бы чести разговаривать с вами из Самары…»

Семь бед — один ответ. Командующий и член Реввоенсовета Южной группы отдают еще один своевольный приказ. Контрнаступление развивать. Семнадцатого мая освобожден Белебей. Враг в беспорядке откатывается к реке Белой. Теперь не дать закрепиться.

Того же семнадцатого вместо поздравления — очередной разнос. Запрет полный продвигаться дальше. «Не смеете распоряжаться дивизиями, предназначенными для переброски на другие фронты…»

Много кривотолков годами бродит вокруг А. А. Самойло, считанные недели командовавшего Восточным фронтом. Генерал, российский патриот А. А. Самойло в первые дни революции сделал выбор решительный в пользу большевиков. На всю жизнь. Десятилетия занимал высокие посты в Красной Армии. Неумный, злой вымысел, будто видел Самойло в руководителях Южной группы Фрунзе и Куйбышеве несведущих, неспособных дилетантов. Проще и куда точнее. Генерал Самойло слишком хорошо, в потрясающих подробностях, знал, как расправился с его предшественником полковником Каменевым Троцкий. Авторитет для него в грозном 1919 году недосягаемый. Самойло ограничивает себя рамками инстанции передающей. Что председатель РВС Республики требует, то он адресует Реввоенсовету Южной…

Куйбышев и Фрунзе бьют тревогу. Добиваются вмешательства Центрального Комитета партии. Двадцать девятого мая из Москвы в Симбирск шифровка Ленина. «По вашему настоянию назначен опять Каменев. Если мы до зимы не завоюем Урала, то я считаю гибель революции неизбежной. Напрягите все силы… Следите внимательнее за подкреплениями; мобилизуйте поголовно прифронтовое население; следите за политработой. Еженедельно шифром телеграфируйте мне итоги».

Все вроде бы становится на место. Каменев вновь принимает под свое начало Восточный фронт. Южная группа получает свободу действий. Начинает наиболее важную и трудную Уфимскую операцию. Завершение всему контрнаступлению.

Противник, взрывая за собой переправы, укрывается за рекой Белой. Река после разгульного весеннего половодья в берега еще не вошла. Ширина побольше трехсот метров Дальше за водным рубежом жерла батарей, отборные офицерские полки. Почти что новинка — аэропланы. «Красные обломают свои зубы об Уфу», — сулит командующий обороной генерал Ханжин Колчаку.

«Уф-фа — неприступная цитадель на востоке Россич, — заверяет палату общин военный министр Великобритании Уинстон Черчилль. — На севере войска адмирала Колчака в ближайшем будущем соединятся с экспедиционными силами армии его величества, весьма успешно продвигающимися от порта Архангельск к стратегическому центру Котласу. Конечная цель — Петроград. Такая же задача и у британской эскадры, оперирующей на Балтийском море в контакте с корпусом генерала Родзянко и эстонскими ландскнехтами…»

«Уф-фа» может в самом деле стать цитаделью неприступной, крепостью из тех, что не сдаются, если… Западное командование белых всего-навсего желает переиграть на свой манер стратегический замысел Южной группы, нанесшей в апреле — мае контрудар по обнаженному, растянувшемуся левому крылу колчаковцев. А сейчас, в июне, генерал Ханжин надеется сокрушить тылы армий Фрунзе. На южные районы Самарской губернии должны внезапным налетом обрушиться уральские казаки. Одновременно заговорщики поднимут восстание в Самаре, в нескольких других городах.

Все-все заранее предусмотрено, взято во внимание… Реввоенсоветом 4-й. Фрунзе остается под Уфой. Там, где на зыбких плотах июньской недолгой ночью станет переправляться Иваново-Вознесенский полк 25-й дивизии.