Нирвана с привкусом яда (сборник) - Анна Данилова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я была словно бездомная собака, которую он подобрал на улице и сделал своей. Он был моим хозяином, и большего счастья я себе не представляла. Почему собака, почему бездомная? Не знаю, но я представляла себя без него никому не нужной, брошенной, бездомной и глубоко несчастной. Быть может, поэтому я так часто подставляла ему свою голову под ладонь, чтобы он мог гладить меня, и я трепетала под его рукой, испытывала ни с чем не сравнимое блаженство, думая при этом, как же мало мне надо… как же много мне надо…
Иногда после часов любви, когда мы крепко спали обнявшись, а потом внезапно пробуждались от сознания того, что за окном существует другая жизнь, где нам нельзя показываться вместе, где живет и бродит, что-то подозревая, а потому чувствуя себя одинокой, его жена, имени которой я так никогда и не узнаю… грусть — одна на двоих — наполняла нас, и мы еще крепче прижимались друг к другу. Как же нам становилось невыносимо при мысли, что вот сейчас мы оденемся и расстанемся, и каждый вернется в свой мир. Думаю, если бы Игорь знал, что я беременна, у него бы сердце разрывалось, и он, наверное, принял бы решение расстаться с женой. Но я не могла с ним поступить так. Не имела права спекулировать нашим еще не родившимся малышом — уж слишком банальной становилась ситуация… Я очень хотела, чтобы он любил меня саму без моего маленького и нежного козыря, я хотела, чтобы все было честно. Разве я понимала тогда, что лгу ему с той самой минуты, как врач поставила мне диагноз: ты станешь матерью, Машка… Я лгала, лгала, и нет мне теперь прощения… Мы оба боялись сделать больно его жене, а сделали больно друг другу. Мы ранили друг друга смертельно…
Глава 4
Розовое мыло выскользнуло из рук и розовой голой мышью юркнуло за мраморный столик, растворилось в облаках пара… Вода была приятно обжигающая, я долго стояла, греясь, пока не поняла, что котел не бездонный, что в нем всего восемьдесят литров и что мне пора возвращаться в комнату, тем более что поленья в камине уже пылали вовсю, я это знала по своему опыту: возвращаясь после душа в комнату, я чувствовала, как она хорошо протоплена, а на толстом вязаном покрывале играют оранжевые блики огня…
Я жила совершенно одна, мне не с кем было даже поговорить, и я стала разговаривать с монстерой, с дивной, разросшейся разлапистой и добродушной монстерой, живущей в углу моей просторной комнаты в кадке. Я разговаривала с ней по поводу и без повода. Просто так. Объяснила ей, что буду ухаживать за ней в течение этого месяца, что со мной ей будет хорошо, что ее не вынесут на улицу, в холод, что стану поливать ее… В хозяйском садике мерзло гранатовое деревце. Но это мне только казалось, что оно мерзнет, когда я глядела на него из окна своей комнаты… На ветвях его покачивались от ветра крепенькие круглые плоды. Некоторые из них даже лопнули от спелости, показывая свои темно-красные, зернистые, поблескивающие внутренности. Хозяйка угостила меня двумя гранатами, и до чего же они были сладкие и сочные…
Оле я тоже не сказала, куда поехала. Мне надоела ее опека. Она хороший, конечно, человек, но иногда хочется побыть одной, вот как сейчас. Вообще-то она младше меня на целых пять лет, но всегда, сколько я помню, она пытается играть роль старшей сестры. Пусть, меня это не раздражает. Старшая сестра — это ответственность. Я понимаю, что на ее, прямо скажем, не совсем благополучном жизненном фоне моя жизнь кажется Оле и вовсе пропащей, и, быть может, именно мои беды и несчастья и питают ее, такое случается между близкими людьми, но и на это я стараюсь не обращать внимания, потому что моя пропащая жизнь всегда кажется мне куда полнокровнее и счастливее, чем ее. Она, встречая мужчину, всегда спешит выйти за него замуж и считает это поступком нравственным, я же, не в пример ей, с замужеством не спешу, мне важно лишь полное обладание мужчиной без каких-либо документальных подтверждений, регистрирующих мою любовь, мою страсть… С Игорем полного обладания не получалось — я ни на минуту не забывала, что он женат, и это сильно отравляло наши отношения.
Игорь… Я не представляла себе возвращения в Москву без встречи с ним, без его звонков; быть может, поэтому я и приехала сюда — накопить силы, чтобы разорвать эти отношения раз и навсегда?
Психологи утверждают, что надо уметь заставлять себя не думать о ком-то. Легко сказать. Девочка, встань в угол и не думай о белом бычке. И девочка думает только о белом бычке. Как все просто и нелепо.
Я думала, что кисти винограда мне будет достаточно, чтобы утолить голод. Я снова ошиблась, я стала ошибаться постоянно. Ребенок, который жил и развивался во мне, свежий морской прохладный воздух были, наверно, виной моего возросшего аппетита. Я съела две кисти, но так и не наелась. Пришлось доставать из холодильника сладкого лефера — толстенькую жирную рыбку, из-за которой в Созопол любители жареной рыбы приезжали именно в мертвый осенний сезон, ведь и рыбка-то была сезонной. Уже на второй день пребывания в этом городе я знала, что свежую рыбу можно купить прямо на пристани у рыбаков, поэтому в холодильнике у меня всегда был ее запас. В глубокой хозяйской сковороде я зажарила и съела в полном одиночестве двух леферов, сильно жалея, что приехала сюда одна и что не с кем не только поговорить, но и просто посидеть за столом, поужинать… Хотела позвонить Ольге, сказать, где я, но передумала — мне внезапно пришла в голову совершенно другая мысль. А что, если позвонить дворничихе, Зинаиде Петровне, и спросить ее, нет ли каких новостей о пропавшей Валентине? Дворничиха, женщина на редкость болтливая, обрадуется, что нашелся человек, которому она выдаст на-гора все последние дворовые новости. И я позвонила. Вымыла посуду, устроилась среди подушек на кровати перед камином, укрылась пледом и позвонила. Должна же я была удостовериться, что Валентина мне почудилась, что ее образ возник из каких-то случайных вечерних бликов, наложившихся на мое воспаленное воображение и обрывки последних глубоких впечатлений.
Услышать совсем близко громкий голос дворничихи — это еще одно впечатление, нонсенс. Худенькая вертлявая женщина, сующая свой острый нос во все чужие дела и представляющая собой яркий образчик классической сплетницы, на самом деле обрадовалась, услышав меня, и даже забыла спросить, откуда я звоню, хотя эта информация послужила бы ей источником новых сплетен.
— Валентина? Так ты еще ничего не знаешь, Машенька? Нашли ее, вернее, тело нашли, — рапортовала она мне бодрым голосом. — Где-то за городом, в посадках нашли… Ее застрелили. Мы уже и похоронили ее. Сестра приезжала, поминки устраивала. Так что убили нашу Валентину… А я думала, ты знаешь…
Я выключила телефон. Какое-то время смотрела на огонь, стараясь ни о чем не думать. Но мысли все равно лезли в голову, переплетались, мешали сосредоточиться, пугали, наконец. Кто же тогда гуляет в голубом платье по Созополу? Женщина, удивительно похожая на нее? Ну и ладно. Не стану больше об этом думать. Созопольское кабельное телевидение демонстрировало единственный российский канал — и это оказалось для меня настоящей отдушиной. Фильмы, новости, знакомые голоса дикторов… Я немного успокоилась, а потом и вовсе нашла объяснение своему видению. И как же я не вспомнила об этом раньше? Еще в первый день пребывания в Болгарии меня удивило огромное количество некрологов, развешанных повсюду: на столбах, стенах, дверях магазинов… На меня, российскую туристку, шагающую с дорожной сумкой на плече и глазеющую по сторонам в поисках нужной улицы (я искала дом Адрияны, ее адрес подсказали мне в турбюро, оказывается, она была довольно-таки известной личностью и лечила многих русских), со всех сторон смотрели покойники. В основном это были черно-белые фотографии умерших, цветные попадались редко. Ничего не понимая, я сначала подумала, что все они умерли недавно. Оказалось, что родные и близкие покойников вспоминают их даже спустя много лет.
Я без труда нашла дом, точнее, белую роскошную трехэтажную виллу, где жила «лекарка» баба Адрияна, отворила калитку, прошла по аккуратной дорожке, посыпанной гравием, даже поднялась на крыльцо и только тогда увидела прямо перед собой наклеенный на застекленную дверь листок — некролог. Оказывается, баба Адрияна умерла месяц тому назад… Жутковато, ничего не скажешь. Удивительно, что местные жители этого курортного городка не понимают, что этими некрологами они только отпугивают живых и здоровых, меньше всего думающих в этом чудесном городке о смерти туристов. Видимо, эти черно-белые листочки-поминовения сыграли со мной злую шутку и вызвали вечерние галлюцинации. Другого объяснения здесь и быть не могло.
Так, успокаивая себя, я, сытая, под теплым пледом, стала засыпать…
Должно быть, я уснула, потому что проснулась от стука в дверь. Мне никто не должен был стучать. Я ни с кем еще не успела познакомиться. И никого, в сущности, не хотела видеть. Может, это хозяева? Как же их зовут-то? Ее, кажется, Стефана, а его — Веселин… Да, все правильно. Меня почему-то колотило, словно я забралась в этот дом без спроса и не заплатила… Почему я так нервничала? Но кто, кто же так настойчиво стучит?